Однако осознать этот шаг можно было, лишь заглянув через призму времени. А тогда это была длительная и болезненная борьба вслепую, по тяжести не уступающая Геркулесовой, и Фрейду, должно быть, часто приходили в голову мысли «о таких же искателях приключений, которые не достигли цели». Само решение осуществить подобную задачу едва ли являлось сознательным желанием или обдуманным мотивом. Здесь нельзя говорить о какой-либо внезапной вспышке гениальности, а скорее интуиция Фрейда подсказывала необходимость такого исследования. Непреодолимая потребность дойти до истины любой ценой была, вероятно, самой глубокой и сильной движущей силой в личности Фрейда, ради которой все остальное — легкость, успех, счастье — должно было приноситься в жертву. И, говоря словами его любимого Гёте, «первой и единственной вещью, требуемой от гения, является любовь к истине».
В подобных обстоятельствах Фрейд не мог ожидать никакой другой награды, кроме удовлетворения этой своей императивной потребности. Прошло немало времени, прежде чем он приблизился к истине, приносящей ему «неописуемое ощущение интеллектуальной красоты». В течение трех или четырех лет его невротическое страдание и зависимость на деле увеличивали свою интенсивность. Однако пришло время, когда он узнал, что:
Когда всю правду выдержать сумеешь, И, глазом не моргнув, стоять перед бедой, Тогда тебе подвластно станет все.
Конец этого тяжелейшего труда и страдания был последней и конечной фазой в эволюции личности Фрейда. Из нее вышел безмятежный и благожелательный Фрейд, способный с этого времени относиться к своей работе с непоколебимым хладнокровием.
Теперь нам следует подробнее остановиться на деталях этого прогресса, а также на изменении взглядов Фрейда на детскую сексуальность, которые предшествовали и сопровождали этот прогресс. Однако до этого уместно процитировать предложение, которое он написал не менее чем за 15 лет до этого времени: «Мне всегда казалось сверхъестественным, когда я не мог чего-либо понять применительно к себе». Он явно принял близко к сердцу поговорку Теренция: «Humani nihil а те alienum puto»[99]. Это являлось еще одной причиной его желания полностью познать себя.
Две важных части исследований Фрейда теснейшим образом связаны с его самоанализом: толкование сновидений и его растущее понимание детской сексуальности.
Толкование сновидений играло у него тройственную роль. Именно наблюдение и исследование собственных сновидений (наиболее доступный материал для цели изучения), которые он главным образом использовал в своей книге, натолкнули его на мысль продолжать свой самоанализ до его логического завершения. И для осуществления этой цели он в основном использовал метод, применяемый им при толковании сновидений. Позднее он придерживался того мнения, что любой человек, который честен, вполне нормален и видит много сновидений, может многого добиться в самоанализе, но не каждый человек является Фрейдом. Его самоанализ продолжался одновременно с составлением его главного произведения, «Толкования сновидений» в котором он описывает многие его детали. Наконец, именно благодаря толкованию сновидений он ощущал себя в большей безопасности; это была та часть его работы, к которой он чувствовал наибольшее доверие.
Если мы сделаем обзор развития взглядов Фрейда на сексуальность и детство вплоть до начала его самоанализа, то необходимо придем к следующим заключениям. Его глубинное постижение шло не так быстро, как это часто считают. Вещи, которые теперь столь ясны, были достаточно непонятны в то время. Он начал с общепринятого мнения о детской невинности и, столкнувшись с жестокими историями совращения детей взрослыми людьми, пришел к общепринятой точке зрения, что именно эти совращения являлись причиной преждевременной стимуляции. Вначале он не считал, что совращение возбуждало в то время в ребенке сексуальные чувства; ведь лишь позднее, к периоду полового созревания, воспоминание об этих инцидентах становилось возбуждающим. К 1896 году он стал подозревать, что, возможно, «даже период детства не может обходиться без слабых сексуальных возбуждений», но очевидно, что их следует рассматривать как чисто аутоэротические, так как нет связи между ними и другими лицами. Год спустя он заинтересовался органическим базисом таких возбуждений и локализовал их в областях рта и ануса, хотя и предполагая, что они могут иметь отношение ко всей поверхности тела. В письме от 6 декабря 1896 года он использовал термин эротогенные зоны, а в письме от 3 января 1897 года назвал рот «оральным сексуальным органом».
Аллоэротические аспекты детской сексуальности он открыл любопытным образом: не через ребенка, а через его родителя. Начиная с мая 1893 года, когда Фрейд сделал свое первое заявление об этом Флиссу, до сентября 1897 года, когда он признался в своей ошибке, он придерживался мнения, что существенной причиной истерии является сексуальное совращение невинного младенца со стороны юрослого, чаще всего со стороны его отца; свидетельства аналитического материала казались неоспоримыми. В течение более чем четырех лет он придерживался такой точки зрения, но ему не давала покоя мысль о том, почему эти случаи встречаются так часто. Все это начинало выглядеть так, как если бы многие отцы совершали над своими детьми подобное инцестуозное насилие. Даже хуже того, такие действия являлись обычно перверсными, выбираемыми областями были рот или анус. Фрейд заключил из существования определенных истерических симптомов у его брата и у некоторых из его сестер (не его: nota Ьепё), что подобное поведение можно, таким образом, инкриминировать его собственному отцу; хотя он тут же добавил, что частота подобных происшествий неоднократно вызывала его подозрения. К концу этого периода в его голову начали закрадываться сомнения, но они неоднократно опровергались свежими свидетельствами. Когда, наконец, ему приснился сон о его американской племяннице Гелле, который ему пришлось истолковать как скрывающий сексуальное желание по отношению к его старшей дочери, ему показалось, что он получил личное доказательство правильности своей теории.
Однако четыре месяца спустя Фрейд открыл истину относительно данного вопроса: несмотря на инцестные желания родителей к своим детям и даже на встречающиеся время от времени действия такого рода, то, на что ему должно было обратить внимание, являлось часто встречаемыми инцестуозными желаниями детей по отношению к своим родителям, особенно по отношению к родителю противоположного пола. Другая сторона этой картины была от него полностью скрыта. Два первых месяца его самоанализа приоткрыли ее. Он познавал истинность афоризма Ницше: «Наше собственное Я хорошо от нас скрыто: из всех залежей сокровищ ты выкопаешь свое Я последним».
Даже тогда Фрейд в действительности еще не был готов сформулировать четкую концепцию детской сексуальности. Инцестуозные желания и фантазии являлись более поздними продуктами (вероятно, проявлявшимися в промежутке между восемью — двенадцатью годами), которые отбрасывались назад на экран раннего детства. Они не возникали в раннем детстве. Но в чем Фрейд был уверен в то время, так это в том, что маленькие дети, даже шести- и семимесячные младенцы (!), обладают способностью регистрировать и примитивным образом постигать значение сексуальных актов между их родителями, которых они либо видели, либо подслушали (за этим занятием). Такие переживания приобретали важное значение, лишь когда воспоминание о них оживлялось сексуальными, фантазиями, желаниями или действиями в более поздние годы.
Поэтому нет сомнения в том, что в течение более пяти лет Фрейд рассматривал детей как невинных объектов инцестуозных желаний и лишь постепенно — и, без сомнения, вопреки значительному внутреннему сопротивлению — пришел к осознанию того, что начиная с этих пор носит название детской сексуальности. Долгое время он ограничивал детскую сексуальность более поздним возрастом, считая, что такие сексуальные фантазии являются проекциями более поздних сексуальных переживаний, накладывающихся на более ранние, и только к концу своей жизни предпочел рассматривать первый год младенчества неясной тайной, окутанной смутно постигаемыми возбуждениями, нежели чем активными импульсами и фантазиями.
