Во время египетского похода Бонапарт дал бой мамелюкам у селения Гиза. Перед боем, объезжая выстроенные у подножия пирамид полки, он услышал, как пожилой командир роты напутствует своих гренадеров:

— Солдаты, сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид.

Император понял, что это именно те слова, с которыми он сам должен был обратиться к войску.

— А как у этого командиришки с дисциплиной? — спросил он приближенных.

— Образцовый солдат.

— Не ворует?

— Нет.

— А насчет женского пола?

— В рамках, не более.

— Послать его с ротой в самое пекло. На штурм центрального редута. Под картечь, — распорядился император.

Рота вся до одного человека, вместе с командиром, погибла, а великие слова вошли во все учебники.

Вскоре Наполеон объявил себя императором. Решили и что делать с его ростом: императору заказали высокую треугольную шляпу. Теперь никто не мог сказать, что во главе войсками страны стоит недомерок.

Вообще, оглядываясь назад в исторические дали, с грустью понимаешь, как мало нужно для того, чтобы стать великим.

Фельдмаршал Кутузов был большой стратег, хотя и имел только один глаз.

Кроме того он был стар и хорошо знал человеческую природу.

Сменив Барклая-де-Толи, он решил придерживаться своей излюбленной тактики — не суетиться зря.

— Молод французишка, от жены в отъезде считай год. Не выдержит! — планировал фельдмаршал.

Он оказался прав. Французский император связался с польской графиней Марией Валевской.

— Пускай его позабавится, — рассуждал русский полководец. — По молодости все это кажется пустяком, да человек-то не трехжильный, есть предел.

Его предвидение оказалось правильным. Наполеон стал двигать дивизии не туда, куда надо, а потом вообще пошел на Москву.

Император приказал не подпускать к своей спальне графиню. Но было уже поздно. Выпал снег и русские партизаны рассеяли арьергард отступающей Великой армии.

Михаил Кутузов повел русских на Запад. Он любил по ночам останавливаться в крестьянских избах и баловаться слабым чайком.

— Э-хе-хе, — думал фельдмаршал, — старость не радость!

Царю Николаю I положили на стол прошение жен декабристов. Жены просили разрешения ехать за мужьями в Сибирь.

— Пс-сс! — сказал царь, это выражало крайнюю степень затруднения. — Мой друг, что будем делать? — обратился он к Бенкендорфу.

Граф развел руками.

— С одной стороны, по-человечески, надо бы разрешить. С другой стороны — прецедент!

— Надо посоветоваться, — размышлял вслух государь. — Но с кем? С кузеном — английским королем?

— Не авторитет, — заметил шеф жандармов. — Не та страна. Последнюю голову они когда отрубили? Сто лет назад. А глаза шилом вообще не кололи. Тут нужен тонкий человек... Есть у меня один. В третьем отделении работает. Специализируется на национальном вопросе. Масштабно мыслит, подлец.

— Зови!

Вызванный вошел в кабинет бесшумно. Был он невысок, черен, морда побита оспой. Николай конспективно изложил вопрос.

— Научный подход нужен, — сказал тонкий человек. — Философию надо привлечь, логику тоже.

Царю это понравилось.

— Научный, говоришь? Да ты садись, садись.

— Благодарствую, мы постоим... Значит так. Ответ не давать, а списочек составить. Годика через два, когда все утихнет, вызвать с вещичками. Мол, едете в Сибирь. С собой по сто килограмм вещей. Или по тысяче. Потом вещички в одно место, а дамочек — в эшелон. И за Читу. На Камчатку хорошо бы. Лесоповал. Или добыча номерных металлов. Три года в забое и нет декабристок... Таков план, разработанный под вашим мудрым руководством.

— Очумел ты, что ли? — поразился Николай. — Какое мое руководство?.. Нет, граф, уж ты лучше без науки, по-старинке. Шут с ними, с бабами, пускай едут. По крайней мере, совесть мучить не будет. Спать буду спокойно.

Тонкий человек не понадобился. Политика репрессий еще переживала период младенчества.

Однажды молодой Пушкин был на балу и ухаживал за Анной Керн. Анна не поддавалась.

— Как мимолетное виденье! — подумал про ускользнувшую обольстительницу поэт, возвращаясь домой и грустя.

Раздеваясь, он представил себе Керн за туалетным столиком, скрипнул зубами и сказал:

— Передо мной явилась ты...

Уже в кровати он проанализировал свои действия, нашел ряд тактических ошибок, понял, что надеяться в ближайшее время не на что.

— И все-таки, я помню чудное мгновенье! — подумал он, засыпая.

Со временем он расставил строчки по порядку...

Поэт он был потрясающий. Неудивительно, что скоро на него обратили внимание и кормящиеся около литературы.

Пока придворная камарилья, во главе с Долгоруким, плела заговор против Пушкина, критики и литературоведы страдали:

— Тридцать семь лет, а он еще жив, — возмущались они, перебирая приготовленные к изданию черновики и автографы поэта. — Вот эфиоп!

Узнав о готовящейся дуэли, специалисты забегали от одного соперника к другому.

— Почерк точно его. Или кого-то из его дружков, — говорили они Пушкину. — Вот у буквы "П" хвостик не доведен.

— Кольчугу, кольчугу не забудьте, — советовали они Дантесу.

Дуэль состоялась.

Не успели розвальни с телом поэта выехать за городскую заставу, как у дверей журналов и издательств выстроились очереди.

— Расписка на трактирном счете... Вариант десятой главы «Онегина»... Обгрызенный кусочек ногтя... — наперебой предлагали специалисты.

Создавалась пушкиниана.

Жена Английского посланника при дворе неаполитанского короля сэра Гамильтона Эмма Гамильтон была необыкновенно хороша собой. К тому же она была на пятьдесят пять лет младше своего мужа. Когда в Неаполь пришел из Египта корабль с раненным адмиралом Нельсоном, она приказала на всякий случай перенести героя к себе в дом.

В то время Англия воевала с Францией. Революционную Францию боялись. Узнав о победе в Египте, Европа возликовала. Нельсона завалили подарками. Самым оригинальным оказался подарок боевого моряка Галлоуела — он прислал гроб, сделанный из мачты французского корабля. В сопроводительном письме бравый моряк по простоте душевной написал: «и этот трофей когда-нибудь пригодится». Этот гроб Нельсон держал в кают-компании за креслом.

Эмма не ошиблась. Нельсон влюбился и уже до конца жизни не оставлял ее своими заботами. К сожалению он был женат, а с разводами в то время было туго.

Шли годя.

Наполеон задумал высадиться в Англии. На побережье Ла-Манша он собрал 120-тысячную армию. Английский король и глава правительства Пит приказали Нельсону уничтожить французский флот.

— Только вы способны сделать это, — умоляли они Нельсона.

Подняв флаг на корабле «Виктория» Нельсон вышел в океан. Около испанского мыса Трафальгар он настиг врага. Перед тем, как вступить в бой, адмирал написал завещание. В нем, между прочим, он просил короля и Англию не оставить своим милосердием Эмму и их дочь Горацию.

Бой длился пять часов. «Виктория» врезалась в строй французско-испанской эскадры. Только одним ее залпом на вражеском корабле было убито 400 человек. Но когда победа была уже близка, пуля француза, сидевшего на мачте, попала в грудь адмиралу. Он скончался услышав доклад: «Мы победили, сэр!»

Между прочим, гроб не пригодился. Для того чтобы отправить тело Нельсона в Англию, его поместили в бочку.

В Лондоне бронзовая статуя адмирала до сих пор высится на верху колонны над Трафальгарской площадью.

Увы! Что слава!.. Эмма? Какая Эмма? Король и правительство сделали вид, что не понимают о чем идет речь. Эмма умерла в нищете. Злые языки говорят, что порой даже бутылку водки ей приходилось воровать.

Прежде, чем вступить в сражение под Трафальгаром, простодушный Нельсон поднял сигнал: «Англия надеется, что каждый выполнит свой долг».