— Батюшки ты мои, а я и не заметила! — всплеснула руками хозяйка. — Вся моя клейка пропала, гляди-ка ты!

Выяснилось еще одно важное обстоятельство, о котором поначалу хозяйка забыла рассказать.

Оказывается, две девочки, живущие в этом же доме, видели утром, как в подъезд входили двое мужчин. Один из них без пальто, в пиджаке и свитере. На щеке у этого мужчины был шрам, или, как сказали девочки, «большая оспа». Вот этот, с «оспой», еще шугнул их — не крутитесь под ногами! Обо всем этом девочки сказали тете Маше, когда женщина, обнаружив кражу, выскочила во двор.

Это уже было драгоценной находкой — примета, по крайней мере одного жулика, надежная.

Лейтенант Меженцев пошел с хозяйкой повидать девочек. Антон, с трудом удерживающий Пика, отпустил, наконец, поводок, коротко скомандовал:

— След!

Впрочем, Пик не нуждался уже в понукании. Плотно прижав уши к затылку, он ринулся из комнаты в коридор, вывел на лестничную клетку, взлетел на три ступеньки вверх по лестнице, ведущей на второй этаж (вор, должно быть, кого-то испугался и пережидал), и тут же устремился во двор. Здесь он пробежал у самой стены, почти касаясь ее боком, невольно повторив осторожную повадку жулика, и уверенно выбежал на улицу.

За воротами Петрова нагнал Меженцев и, пристраиваясь к его крупному частому шагу, довольно подтвердил:

— Точно! Один со шрамом на левой щеке!

С ночи подморозило, день выдался холодный, серый, по бокам тротуара нетронуто лежал мелкий сухой иней. Пик уверенно бежал по асфальту, наклонив голову, неутомимо ловя вздрагивающими ноздрями чужой, одному ему ведомый запах. Возбуждаясь все больше, собака пошла крупными ровными скачками. Удлинившему поводок Антону и следовавшему за ним Меженцеву пришлось бежать.

Квартал, второй, третий. Прохожие предупредительно уступали дорогу, с любопытством оглядывались на рослую овчарку и молча бегущих за ней двух офицеров милиции.

С Почтовой Пик свернул на Чапаевскую, пробежал квартал и вдруг, тревожно фыркая, закружился на месте: здесь Чапаевскую пересекала центральная магистраль города — Ленинская, до блеска накатанная троллейбусами, автобусами, автомобилями. В острой смеси запахов бензина, гари, сотен пешеходов потерялся, исчез запах одного-единственного человека. Пик стоял на самом перекрестке, словно перед крутым обрывом, опасаясь неверного шага. Подняв голову, он нетерпеливо и жадно втягивал воздух, используя свою последнюю возможность — «верхнее чутье», но в этот раз не помогало и оно.

— Потерял? — огорченно спросил Меженцев, вытирая влажный лоб.

Антон растерянно топтался на месте, оглядывался, потом решился — пересек Ленинскую и на противоположном углу снова отпустил поводок.

— След! След!

Пик метнулся влево, затем вправо, описал полукруг — шерсть на загривке поднялась, собака резко рванула поводок.

— Все! — облегченно крикнул Антон.

Пик пробежал несколько домов и сразу же за кинотеатром уверенно, словно он много раз бывал здесь, свернул во двор.

Здоровый рыжий пес с лаем бросился на Пика. Тот мгновенно остановился, предостерегающе лязгнул зубами.

— Альма, назад! Альма! — закричала женщина, убирающая с натянутой веревки стираное белье.

Теперь на первый план выдвинулся Меженцев. Пока Антон отводил в сторону Пика, начавшего уже заинтересованно обнюхиваться с рыжей Альмой — инстинкт иногда сильнее всякой выучки, — лейтенант Меженцев поздоровался с женщиной, начал расспрашивать, кто живет во дворе.

— Скажите, а вот такого жильца нет: высокий, ходит в пиджаке и сером свитере, а вот здесь у него на лице большой шрам?

— Как же, как же, есть! — узнала женщина. — Митясов вроде его фамилия. Из заключения он недавно. Пустила его соседка на квартиру, да и сама не рада. Пьет все время и дружков таких же водит. Сейчас, поди, спит: я утром на базар шла, он мне в воротах встретился — ну, скажи, в дымину пьяный. Это с утра-то пораньше! Вон в этом флигельке живет.

Меженцев энергично крутнул рукой — пошли!

Пик, уже поборовший минутную любовную вспышку, летел к флигелю, стоящему в глубине двора.

В сенях офицеров встретила пожилая женщина. Когда ее спросили, дома ли жилец, она горько вздохнула:

— Дрыхнет, наказанье господнее! Замаялась я с ним!

Митясов снимал отдельную угловую комнату. Меженцев открыл дверь. В лицо ударил тяжелый, муторный запах водочного перегара. Антон, пропустив вперед Меженцева, на секунду замешкался в дверях, ослабил, поводок. Пик рванулся, одним прыжком перемахнул комнату и, кляцнув клыками, рванул спящего на голой койке человека за штанину.

Человек приподнял красные, опухшие веки, вскочил, испуганно и зло закричал:

— Убери собаку! Убери, говорю!..

Антон сказал коротенькое «фу», и Пик, ворча, отошел в сторону, послушно встал у левой ноги хозяина.

— Вы Митясов? — коротко спросил Меженцев.

Все еще испуганно косясь на возбужденную овчарку, Митясов буркнул:

— Ну, я. Дальше что?

— Покажите паспорт.

— Пожалуйста. — Митясов порылся под подушкой, протянул новенький зеленый паспорт.

Меженцев бегло проглядел его, положил на стол.

— Давно из заключения?

— Без году неделя. Месяц.

— Работаете?

— Нет.

— Почему?

Митясов, наконец, оправился от испуга, мутными с похмелья глазами посмотрел на лейтенанта, почесался.

— Работы подходящей нет.

— Где успели напиться?

— В Доме колхозника, — с видимым удовольствием отозвался Митясов.

— Там водку не продают.

— Ну, значит, в другом месте, — невозмутимо согласился Митясов.

— На какие деньги пьете?

— Были, — уклончиво ответил Митясов, снова начиная почесываться.

Внимательно слушая ответы Митясова, Петров пристально всматривался в его опухшее безбровое лицо с расплывшимся на левой щеке шрамом, невольно задавался вопросом: как, каким путем докатывается человек до подобного скотства?

— Куда дели вещи, украденные сегодня на Почтовой? — резко спросил Меженцев.

— Это еще доказать нужно.

Меженцев кивнул на Пика:

— Доказал вон!

Митясов уже без всякой опаски посмотрел на овчарку, равнодушно пожал плечами.

— Это не человек — зверь. Она любого схватить может. Ты докажи!

— Ладно, докажем, — пообещал Меженцев. — Одевайтесь.

Митясов потянул висящий на спинке кровати пиджак. Из кармана, тускло блеснув, выскользнули часы.

Меженцев подхватил их на лету, упрекнул:

— Осторожно надо с вещью, тем более — чужой.

Митясов дернулся — Пик злобно заворчал. Меженцев, словно не заметив порывистого движения Митясова, спокойно читал надпись на крышке:

— «Машинисту И. Г. Колобову — за долголетнюю безупречную службу». Так, сточить не успел?

— Ладно, чего там. — Митясов вяло зевнул. — Веди.

— Может, сразу назовешь сообщника?

— Веди, там погляжу.

Высыпавшие во двор обитатели соседних домов удовлетворенными взглядами провожали маленькую выразительную процессию. Впереди, нахмурив красивые черные брови, ни на кого не глядя, шел молодцеватый лейтенант в синей шинели; за ним, надвинув на. самые глаза кепку, — Митясов; замыкал шествие скромный молодой человек в форменной фуражке и ватнике, на поводу у которого бежала рослая овчарка, не спускающая настороженного взгляда с узкой спины задержанного.

Питомник расположен во дворе управления милиции. Огороженная глухим забором просторная площадка похожа одновременно и на зверинец и на спортивный городок.

Слева, вплотную одна к другой, стоят шесть клеток с зарешеченными проволокой дверьми — вольеры. В них на свежем воздухе собаки отдыхают и едят, переговариваются на своем собачьем языке с соседями. Спят собаки во втором, крытом, отделении, куда ведет просторная лазейка. Там, за этой лазейкой, два помещения: одно легкое, летнее, второе — утепленное, зимнее.