— Верно, Матвей Петрович, — согласился Новицкий.

— А Андрий наш — нос крючком, пузыри пускав, а дило страдав.

Кулик-младший, наклонив голову, затягивался табачным дымом, молчал. Он понимал, что немало наломал дров, да не соберешь теперь щепок в одно бревно. Придется довольствоваться положением красноармейца.

— Ничего, он еще молодой. Побудет бойцом, поймет службу и свое скажет, — обнадеживающе говорил Новицкий, глядя на мрачное лицо Андрея Кулика.

А Матвей Петрович, щуря серые выцйетшие глаза, обратился к командиру батареи:

— Колы ж мене до зенитки призначите? Давно обицялы.

— Выходит, прощай кулинария? — улыбнулся Новицкий. — Кого же на кухню?

— Так кулинар я доморощенный. А биля пушки ще в фомадянську стояв. Стриляв як! О-го-го!

— Каким номером хотите? — неожиданно для повара спросил Новицкий.

— Та любым. Не пидведу.

— Подумаем, Матвей Петрович, решим. — Новицкий бросил окурок в железную бочку, вкопанную в землю, встал. Поднялись и Кулики.

— Так що можно надиятыся? — не унимался Матвей Петрович, приподняв глаза.

— Да вы, оказывается, человек настойчивый, — заметил Новицкий. — Подумать надо…

Комбат знал, что на третьем орудии была неисправна полуавтоматика, и теперь, проходя мимо орудийного окопа, задержался:

— Орудийный мастер был? — спросил у дежурного в расчете Петухова.

— Так точно! Отремонтировал.

— Проверим.

Возвращаясь в свою землянку, комбат увидел, как обычно, всегда куда-то торопившегося старшину батареи Алексея Конушкина и предложил ему подобрать нового повара.

— А Матвей Петрович? — удивленно спросил старшина.

— Ему дадим другую работу…

Шли дни. Учебные тревоги, объявляемые Новицким, сменялись боевыми, затем снова тренировки. Пот не высыхал на гимнастерках батарейцев. Новицкий забыл о сне, казалось, с ног свалится. «Хотя бы скорее комиссар вернулся», — не раз думал он. И вот вскоре позвонил Манухин и сообщил, что Михайлин прибыл из командировки, находится в полку и вот-вот будет на батарее.

Под вечер заявился Василий Иванович Михайлин. От поездки в тыловой город, на военный завод, где с группой артиллеристов принимали боевую технику, впечатлений уйма. Поделился ими с Новицким и, узнав о новостях батарейных, поспешил к бойцам.

Шагает он своей кавалерийской походкой по огневой и слышит доносящийся шепот: «Чапай приехал». Михайлин знал: это так называют его. То ли потому, что имя и отчество такие, как у знаменитого комдива, то ли, может, находят какое-то сходство во внешности, манерах — трудно сказать. Но слово «Чапай» пристало к нему крепко. Направился к третьему расчету. Сидевшие на лужайке близ своей землянки бойцы вмиг встали. Один из них по всем правилам отрапортовал. Это — Матвей Петрович Кулик. Взгляд Михайлина задержался на нем: сапоги блестят, гимнастерка отутюжена, белоснежный подворотничок — артиллерист!

— Беседу проводите?

— Розповидаю хлопцам, як в громадянську вийну германский литак мы збилы.

— Вот видите, из полевой пушки сбили самолет, — заговорил Михайлин. — А теперь у нас отличные зенитки, дальномеры, приборы. Был я в тыловом городе, товарищи, там наши люди не жалеют сил, чтобы больше дать нам такой техники. И наказывали нам, военным: «Крепче бейте фашистов!» Правильный наказ, а?

— Правильный! — хором грянули голоса.

— А как мы собираемся по тревоге? Как изготовляемся к бою? — политрук укоризненно переводил взгляд с одного бойца на другого.

— Зараз перевиримо, — потеребил усы Матвей Петрович. — Дозвольте, товарищ политрук, команду податы?

— Пожалуйста.

— Внимание! К орудию! — громко прозвучал голос Матвея Петровича (он обычно говорил по-украински, но переходил на русскую речь, когда нужно было подать команду).

Вихрем понеслись бойцы к пушке, заняли свои места, мгновенно подготовились к бою. Командир орудия Кулик, подмигнув артиллеристам, улыбнулся:

— Добре, сынки, добре!

Михайлин одобрительно кивал головой. «Что ж, правильный курс у старого артиллериста», — подумал он.

С легкой руки Михайлина, между вторыми номерами орудийных расчетов — заряжающими началось соревнование на быстроту и выносливость в заряжании орудия.

Этому примеру последовали установщики трубки. Кто лучше, быстрее выполняет свои обязанности — у того учились другие.

Новицкий проводил комплексные тренажи со всей батареей. И когда однажды на огневые приехал Даховник и объявил учебную тревогу, бойцы батареи мгновенно привели боевую технику в готовность. Командир дивизиона выразил свое удовлетворение одним словом: «Молодцы!» А в разговоре с Новицким сказал:

— Что ж, вижу, ваша батарея на крутом повороте — это очень приятно. Батарея-то в первом дивизионе. А первый дивизион и по всем делам должен быть первым! — в глазах блеснула теплая улыбка. — Подполковник Герман того нам пожелал, и, как видишь, нередко это повторяю.

Вскоре обстановка на батарее Новицкого и во всем полку изменилась. К зенитчикам прибыло пополнение.

— Братцы, невесты к нам, да еще какие! — послышался громкий возглас на огневой позиции второй батареи.

И бойцы, пользуясь тем, что был обеденный перерыв, устремились к подкатившему грузовому автомобилю. Старшина Конушкин стоял на подножке машины и хрипловатым, простуженным голосом крикнул:

— Помогай, хлопцы, сгружаться!

Юрий Синица первым забрался в кузов и стал подавать чемоданы. Хозяйки их соскочили на землю и, став кучкой, с любопытством поглядывали вокруг. Свирид Петухов, приняв от Юрия Синицы последний чемодан, подошел к девчатам.

— Откуда слетелись, голубушки?

В ответ:

— Из Оренбурга! Чебоксар! Кавказа! Камышина! Подошел старшина Конушкин, приветливый, добродушный человек, и, улыбнувшись, затянул песенку:

А ну-ка, девицы, а ну, красавицы, Пускай поет о нас страна…

И тут же прервал себя, заговорил другим, своим обычным тоном:

— Петь будем позже, девушки. А сейчас — в две шеренги становись! — и повел девушек к землянке, сразу же названной острословами «девичьей хатой».

— Хата неплохая! — оценила Надя Соколова, первой сбежавшая по ступенькам вниз.

— Пол деревянный, тумбочки! — весело отозвалась стройная большеглазая девушка с каштановыми волосами. — Да и кровати есть! Как дома.

— Чему ты радуешься, Лена? — скривила губы худенькая блондинка с припудренными щеками. — Тут же погреб настоящий! — обвела она недовольным взглядом жилище.

Лена Земцова вскипела, готовая вот-вот обрушиться на подругу. Но сдержалась и сказала спокойно, но с укоризной:

— Ты хочешь, Зина, во дворце поселиться. Чего тебе надо? Крыша есть над головой, светло!

— Какой же это свет? — возразила Зина Шеврик. — В зеркало себя не разглядишь. Встанешь — и головой за бревно зацепишься. А одежду где повесить?

— Ничего, устроимся, — успокаивала Земцова. Зина поставила свой чемодан у входа, как на перроне в ожидании поезда.

Молча стояли две девушки — низенькая, полненькая, с копной темных волос и высокая, худощавая, светловолосая. Это были Лиза Сомкина и Ангелина Ясинская. Они глядели друг на дружку, словно выжидая, кто первой сдвинется с места. Ангелина решительно развернулась, взяв Лизу за руку.

— Хватит нам раздумывать. Занимай плацкарт — и я рядом с тобой!

Тут все новоселы живо захлопотали возле коек и тумбочек. Землянка скоро преобразилась: аккуратно убрали постели, белой простыней прикрыли столик, на стене прибили вешалку для шинелей.

Ужинали девчата в своей «хате». Ели с аппетитом и от души смеялись над рассказом Нади Соколовой. Оказывается, с нею разговаривал ефрейтор Синица и советовал обязательно проситься в третий орудийный расчет. Он всячески доказывал, что их «птичьему расчету» только потому и не везет, что недостает человека с соколиной фамилией.

— Мы одну «птичку» из этого расчета уже видели возле кухни, — прозвучал чей-то звонкий голос. — Это, Надюша, твой знакомый — Петухов. Получил две порции каши и еще просил добавить.