Воздушный лайнер, стартовав во Львове, шел курсом на Ростов, чтобы затем направиться к берегам Волги, Под крылом — сплошные облака разных расцветок и причудливых очертаний. Порой казалось, что не облака проплывают внизу, а вздымаются огромные клубы дыма. Такие вот тяжелые тучи, густые, клубящиеся, висели над Волгой летом тысяча девятьсот сорок второго года. Тогда ежедневно в волжское небо, к Сталинграду, прорывались сотни фашистских бомбардировщиков, сбрасывали фугасные и зажигательные бомбы. Над заводами, фабриками, жилыми кварталами полыхали пожары, и голубизну неба закрывал плотной пеленой дым.

С тех пор как рассеялись над Сталинградом черные тучи, прошло немало лет…

Пассажирский самолет пересек широкую пойму тихого Дона, пролетел близ Цимлянского моря. Не стало клубившейся внизу громады облаков, и над Волгой, к которой приближался воздушный корабль, было голубое, чистое небо. С высоты полета угадывались протянувшиеся вдоль реки кварталы большого города. Светились белизной островки зданий, темнели массивы садов и парков.

Город отмечал знаменательное событие — тридцатилетие Сталинградской битвы. Из разных концов страны прибывали гости — самолетами, поездами, автобусами, теплоходами.

Гости города — уже пожилые люди, с боевыми орденами и медалями, радостные, возбужденные. Это — ветераны войны, защитники Сталинграда, участники жестокого сражения на волжском берегу. Вместе с гостеприимными волгоградцами они направились на предприятия, в учебные заведения. Многие ветераны торопились в Тракторозаводской район, в Спартановку.

Спартановка тоже в кумачовом наряде. «Горячий привет героям боев — войнам-зенитчикам!» — гласят слова, написанные на красном полотнище, что на здании спартановской средней школы. Перед ее фасадом — курчавые деревья, пламенеющие цветы на клумбах. В скверике собралась группа убеленных сединой фронтовиков. Все больше и больше становится круг ветеранов. Голоса приветствий, смех, шутки. В скверик торопливой походкой направляется невысокий коренастый человек. Худощавое его лицо взволновано. Это — Иван Новицкий. Он прибыл с Украины вместе со своим сыном Юрием.

— Хлебороб идет! Иван Александрович! С Подолии приехал!

— Да не один — с сыном!

— Здравствуйте, дорогие однополчане! — громко воскликнул Новицкий, счастливо улыбаясь.

К нему порывисто шагнул высокий, подтянутый мужчина с орденом Красного Знамени на пиджаке.

— Давненько не виделись с тобой, Хлебороб! — в один дух выпалил Николай Манухин, бывший комиссар зекитно-артиллерийского полка, приехавший на эту встречу с Северного Кавказа. Обнялись, расцеловались ветераны. На лице Манухина забегали веселые морщинки, и лучистый свет лился из его улыбчивых голубых глаз.

— Николай Афанасьевич, комиссар наш фронтовой! — весело произнес Новицкий. — Рад был нальчицким письмам! В гости на Подолию, надеюсь, приедете?

— Надо приехать, надо! — подтвердил Манухин. И едва он выпустил из объятий подолянина, как того сразу обнял Николай Скакун, совершивший путь к Волге из Киева.

— Ишь, каким стал комбат четвертой, — негромко гудел Новицкий. — Был тоненький, худощавый, а теперь как раздался в плечах! Погоны полковника! Молодец, хвалю за успехи!

И тут же перед Николаем Скакуном вдруг появился высокого роста, осанистый человек в темном модном костюме. Встал навытяжку.

— Товарищ полковник! Товарищ комбат! Старшина четвертой батареи прибыл в ваше распоряжение!

— Вольно, товарищ старшина! — с добродушной улыбкой ответил Скакун и крепко пожал руку Морозову. — Где же трудишься?

— Волга меня приворожила. И теперь под ее крутыми берегами есть склады, которыми ведаю как начальник ОРСа речного порта.

Подошли еще трое, прибывшие из молодого города Волжского, фронтовые подруги-зенитчицы: Елена Арестова, Клавдия Труш, Анна Яковлева. Им навстречу бросилась львовянка Ангелина Ясинская…

Из остановившегося такси выходит Левон Акопджанов. К нему поспешил Иван Новицкий. Обнялись крепко, как родные братья.

— Ты, может быть, на «Волге» из самого Азербайджана, горная душа?

— Да нет, прилэтел, — с акцентом отвечает кавказец. Черные его глаза светятся радостным блеском. Он тепло здоровается со всеми, приговаривая: — Сто лэт жизни, дорогой! Сто лэт жизни, дорогая!

И вот волгоградка Римма Давыденко, немало сделавшая, чтобы организовать такую встречу однополчан, объявляет:

— Тише, друзья! Комиссар говорить будет! Все притихли, устремив взгляды на Манухина. Николай Афанасьевич снял шляпу, приподнял руку.

— Дорогие однополчане! — прозвучал по-прежнему зычный голос, а темные широкие брови теснее сдвинулись к переносице. — Мы с вами находимся на священном волжском берегу, где в сорок втором стояли насмерть. Разрешите мне по праву бывшего комиссара полка произвести боевую перекличку зенитчиков, отличившихся в сталинградских боях.

— Пожалуйста, просим! — зашумели голоса. Манухин поднес к глазам список однополчан, начал читать.

— Старший лейтенант Новицкий!

— Старший лейтенант в отставке Новицкий прибыл на боевую перекличку! — послышалось в ответ.

— Старший лейтенант Скакун! — объявляет Манухин.

— Полковник Скакун прибыл!

— Прошу извинить, звание я назвал по военному времени, — пояснил Манухин и продолжал перекличку.

— Старший лейтенант Даховник!

— Погиб смертью храбрых в боях за Родину! — пен слышалось в ответ.

— Капитан Косырев!

— Погиб смертью храбрых…

— Ефрейтор Ангелина Ясинская!

— Ясинская прибыла на боевую перекличку! — проз звучал женский голос.

— Сержант Доценко!

— Погиб смертью храбрых…

Манухин называл фамилии фронтовиков, а в ответ звучало:

«Я!», "«Прибыл!» или «Погиб смертью храбрых…»

Многих унесли суровые бои. Но собравшиеся на боевую перекличку ветераны помнят о своих павших одно* полчанах, с гордостью называют их имена.

…А в школу с портфелями и ранцами торопливо шли ученики. В скверике они останавливались, внимательно рассматривали собравшихся фронтовиков, и, конечно, ребята думали о том, что интересно было бы послушать этих людей, побывавших в огне боев. Прозвучал переливчатый звонок. Ученики быстро скрывались за массивной школьной дверью. Манухин же, обращаясь к однополчанам, предложил:

— А теперь, друзья мои, в классы. Ребята нас ждут на урок мужества…

В 7-й класс пришел Николай Афанасьевич Манухин.

— Ребята, — обратился он к учащимся. — Земля, на которой расположен поселок Спартановка, обильно полита кровью советских воинов, мужественно защищавших от фашистов подступы к Сталинграду. В Спартановке, под Орловкой, Ерзовкой, Дубовкой, вдоль Сухой Мечетки занимали огневые позиции зенитные батареи. Когда фронт был далеко от Волги, на батареях шла боевая учеба, бойцы изучали технику, сплачивали расчеты. А потом… Двадцать третьего августа сорок второго года, — вспоминает ветеран, — к боевым порядкам батарей прорвались десятки фашистских танков. И зенитчики, которые обычно ведут огонь по самолетам, ударили по наземным целям — танкам. Первой открыла огонь батарея лейтенанта Черного. Лавина танков атаковала ее огневую позицию. И батарейцы сдержали натиск врага.

— Вот это здорово! — с восхищением произнес один из учеников. — Но, наверно, трудно было Черному и его бойцам?

— Батарея, ребята, погибла… — И Манухин поведал, как это произошло. Ведь он сам в тот августовский день (находился среди Зенитчиков…

Бывший командир батареи Николай Скакун в 5-м классе делился воспоминаниями о боевых делах своей батареи. Находясь на огневой позиции близ русла Сухой Мечетки, четвертая вступила в бой с танками. Одну за другой отражали бойцы танковые атаки врага. С середины дня и до позднего вечера. Разбиты зенитки, кончились снаряды. Но на этом бой батареи не кончился…

— Отбили ли атаки танков? Как же дрались бойцы, когда не стало снарядов? — интересовались школьники,