— А как вы воюете на крышах? — спрашивал в свою очередь Герман.

— Трудно приходится, — отвечал Ершов. — Пожары донимают. Но с высотных позиций не сходим. Будем стоять до последней возможности… Заводы-то надо беречь. Рядом с вами и наши «малютки» на тракторном действуют. Значит, вместе, сообща… — Ершов желает успехов «дальнобойным» соседям, обещает заехать к ним.

— И вот настал новый день после горячего двадцать третьего. Выдержав первый удар танкового клина, теперь, казалось, легче дышали зенитчики Германа. За ночь стрелковые части, отряды народного ополчения выдвинулись за окраины Спартановки и там заняли позиции.

Уцелевшие фашистские танки, бронетранспортеры расползались по оврагам, лощинам, как кроты вгрызаясь в землю. А на северном участке боевого порядка зенитного полка Германа, в районе Винновки, вот уже второй день не смолкала орудийная пальба. Там сражались батареи третьего зенитного дивизиона, которым командовал капитан Злоказов.

Связисткой в том дивизионе несколько месяцев служила Клавдия Труш. Затем ее, как говорили, «аса связи», перевели на полковой коммутатор. С третьим дивизионом, где у нее было много друзей, она поддерживала беспрерывную связь.

23 августа оттуда передавали, что ведут бой с самолетами, отбивают атаки пикировщиков. Перед вечером Злоказов доложил, что вступили в схватку с танками. Герман требовал: «Не пропустить танки к Волге!»

Затем телефон третьего дивизиона умолк. Связь поддерживали по радио. Из Винновки докладывали, что танки наседают. Враг, не считаясь с потерями, лезет и лезет. Но тут сигналы рации дивизиона угасли.

Второй день у Винновки гремит бой. Посланные штабом полка связные не вернулись. И только в середине дня двадцать четвертого стало известно о положении третьего дивизиона.

Второй день отбивали налеты пикировщиков и танковые атаки зенитные батареи. Виднелись всюду сгоревшие, покореженные танки, бронетранспортеры. Когда кончились снаряды, бойцы взялись за винтовки, гранаты. Долго шли рукопашные схватки.

Умолкли восьмая и девятая батареи, седьмая же, находившаяся ближе других к Винновке, продолжала бой. Раненый комбат Шурин, превозмогая боль, продолжал управлять огнем.

На седьмой батарее находился агитатор полка старший политрук Александр Белаев, русоволосый, светлоглазый общительный человек, он покорял зенитчиков своим оптимизмом и бесстрашием.

— Бей крепче фашистскую броню! — призывал он бойцов батареи. — Вот так им, гадам! — приговаривал он, видя, как загорались вражеские танки.

Помогая бойцам, Белаев подносил снаряды. Во втором расчете тяжело ранило заряжающего, и он заменил его. Вскоре осколок снаряда впился в ногу Белаеву.

На батарее вышла из строя последняя пушка. Лейтенант Шурин приказал занять круговую оборону. Зенитчики взялись за винтовки, автоматы, гранаты. Затем пустили в ход штыки, приклады, саперные лопаты.

— За мной, ребята, бей фрицев! — кричал Белаев, поднимая бойцов в рукопашную схватку. С недюжинной силой он колол фашистов штыком, бил прикладом. Так в рукопашной и погиб агитатор полка.

Под огнем оказывала помощь раненым седьмой батареи военфельдшер Рая Нарыжная. Когда гитлеровцы ворвались в Винновку и стали обшаривать дома, Раиса находилась в небольшом доме вместе с ранеными. Фашисты взломали дверь.

Раису пытали, а потом, изуродованную, застрелили. Мертвую бросили в баню и запретили местным жителям под угрозой расстрела хоронить.

Узнав обо всем этом, Герман встал из-за своего рабочего стола. Лицо его стало серым. Промолвил тихо, словно выдохнул:

— Винновка — это вторая Орловка…

Каждый, кто слышал эти слова, понял их смысл: и там и тут зенитчики стояли насмерть, Уцелевшие после боя с танками батареи были перемещены на новые рубежи с учетом изменившейся обстановки. Только вторая батарея осталась на прежних позициях — близ тракторного завода. Она располагалась ближе всех от КП полка, и Герман не ослаблял к ней внимания. Новицкий получил пополнение для расчетов, противотанковые ружья. Часто бывал на второй и Манухин. Вот он снова заглянул сюда.

— Привет «боевому форпосту»! — поздоровался он с Новицким. — Как тут у вас?

— Выполняем сложную операцию, — ответил командир батареи.

Сложной операцией Новицкий назвал формирование рот, взводов из прибывших в его распоряжение трехсот ополченцев — рабочих тракторного завода.

— Як вам на помощь! — рука Манухина легла на плечо Новицкого.

Они вместе составили из ополченцев роты, взводы. Командиры уже были утверждены.

Командиром одной из таких рот назначен Акопджанов. Лейтенант сразу же проверил, хорошо ли ополченцы знают стрелковое оружие. Особенно строгому экзамену подверг пулеметчиков. Сам он в училище зачет по знанию устройства «максима» сдал на отлично.

Под покровом темноты роты ополченцев заняли рубеж обороны. Он проходил невдалеке от батареи, пересекал дорогу, ведущую в северную часть города.

Ночью в самой большой землянке собрались зенитчики батареи. При свете керосиновой лампы Манухин читал листовку — обращение Военного совета фронта к бойцам и командирам — защитникам Сталинграда.

Слушали затаив дыхание. Перед глазами каждого — раскинувшийся город. Кровопролитные бои на подступах к Сталинграду, бои которые вели, сдерживая натиск врага, советские войска. Глубоко западали в сознание зенитчиков слова обращения: «Не допустим врага к Волге! Ни шагу назад! Стоять насмерть!»

Настало новое утро. Постепенно рассеивались в степи серые клочья тумана. Но небо над Сталинградом было затянуто пеленою сизого и черного дыма. Он поднимался вверх, клубился, затемняя голубизну неба.

Находясь на командном пункте, Новицкий заметил в бинокль приближающиеся волнами вражеские самолеты.

Не успели бойцы и оглянуться, как прозвучала команда открыть заградительный огонь. Ахнули орудия, вынуждая своими снарядами фашистские самолеты менять курс.

Сотни бомб падали на кварталы города. Над развалинами поднимались и кружились облака коричневой пыли, С новой силой разбушевались пожары.

Со стороны Гумрака, Орловки шла очередная группа бомбардировщиков. Прорвавшись сквозь заградительный огонь зениток, часть из них повисла над территорией тракторного завода. Ю-88 сбрасывали бомбы с горизонтального полета. А пикирующие Ю-87 с воем бросались на зенитные батареи. Пять «восемьдесят седьмых» атаковали вторую батарею. Но атака не застала бойцов Новицкого врасплох.

Не отрывая глаз от прицела, Надя Соколова навела орудие на ринувшегося в пике «музыканта». Грянул выстрел. Самолет будто споткнулся, замер на миг, затем сделал резкий клевок и пошел отвесно к земле.

В разгар боя телефонистка на батарейном КП Зина Шеврик передала трубку Новицкому. Сквозь шум послышался голос Германа:

— Новицкий, смотри в оба! Возможна атака танков!

Ждать их долго не пришлось. Машины поднимали облака пыли, скрывая все в мутной пелене. Но вот потянул ветерок и отогнал в сторону пыльную тучу. Приземистые тупорылые машины оказались на таком расстоянии, что зенитчикам уже можно было открывать по ним огонь.

— Первому — по танку правее отдельного дома! Остальным — по группе танков, огонь!

Зенитки били прямой наводкой. Из шести бронированных машин, которые вышли вперед, две загорелись, третья остановилась, лишившись размотавшейся от удара снаряда гусеницы. Остальные танки свернули в сторону и укрылись за полуразрушенными каменными строениями.

Новицкий снова поднес к глазам бинокль. Было жарко, а на лбу у него выступили капли холодного пота. «Что же они предпримут дальше?» — думал командир батареи.

Бежавшие за танками вражеские автоматчики не повернули вспять, стали накапливаться в кюветах возле дороги. Затем ринулись к нашим окопам, траншеям, занятым ночью пехотинцами. Когда фашисты приблизились, их встретили ружейным и пулеметным огнем. На левом фланге в окопах — рота Акопджанова. Отсюда особенно яростно стучал пулемет.

— Выдвигайтесь вон к тому кустарнику! — указал Акопджанов новую огневую для «максима».