При всем том англичане — люди сдержанные, даже замкнутые. Редко у кого из них, что называется, «душа нараспашку». Тонкий наблюдатель Карамзин так описывал встречу с англичанином: «Я стою, гляжу, пламени не вижу, а между тем зябну. Русское мое сердце любит изливаться в искренних, живых разговорах; любит игру глаз, скорые перемены лица, выразительное движение рук. Англичанин молчалив, равнодушен, говорит как читает, не обнаруживая никогда быстрых душевных стремлений, которые потрясают электрически всю нашу физическую систему».
Сдержанность, даже уклончивость англичанина как собеседника доходит до того, что простые и ясные слова «да» и «нет» все больше исчезают из английской разговорной речи; есть опасность, подшучивают в Англии, что они улетучатся совсем. Вместо того чтобы сказать «да» или «нет», истый британец прибегает к неопределенным, обтекаемым выражениям: «по-видимому», «пожалуй», «мне кажется», «если не ошибаюсь» и т. д.
Больше всего поражает вас в Англии сила традиций, привычек, условностей. Вы встретитесь здесь и с настоящим культом старины. Иностранные туристы с интересом разглядывают расшитый золотом и серебром камзол надзирателя Тауэра, старомодные котелки конторщиков в Сити, часовых в высоких медвежьих папахах, — из-за них расстались с жизнью целые поколения канадских медведей. Но одно дело — любоваться стариной как туристу, а другое дело — применяться к устаревшим традициям и привычкам каждый день и каждый час.
Впервые очутившись в Англии, я испытывал немало затруднений. Мог ли я знать, что, наливая в чашку за утренним завтраком чай с молоком, надо начинать с молока, что спаржу едят только пальцами, что, входя с дамой в театральный зал, как, впрочем, и в ресторан, мужчина должен идти впереди, а не позади нее!
Конечно, я прибегал к элементарной хитрости: смотрел, как ведут себя окружающие, и старался им подражать. Часто это помогало, особенно за столом, где я впервые увидел перед собой на званых обедах четыре вилки и четыре ножа, не считая двух ложек. Но помогало далеко не всегда.
Помню, однажды на званом обеде я потянулся к стоявшему передо мной серебряному бокалу с водой, в котором плавал ломтик лимона: было жарко, и мне захотелось пить. Хорошо еще, что дело было в советском посольстве и наш посол Иван Михайлович Майский вовремя предостерег меня от роковой ошибки. Я узнал, что этот бокал, который ставят на парадном обеде перед каждым прибором, трогать не полагается.
Зачем же его ставят? По традиции. Наверно, во времена короля Артура и рыцарей Круглого стола тут был свой резон: люди ели руками и после еды испытывали потребность сполоснуть руки; для этого перед ними и ставили чаши с водой. С тех пор протекли столетия, человек обзавелся вилкой, чаша для мытья рук потеряла всякий смысл, изменилась сама ее форма: она превратилась в небольшой плоский бокал на высокой ножке, вроде тех, в которых у нас подают мороженое. И сейчас единственное назначение этого сосуда — служить ловушкой для простаков-иностраицев.
И горе вам, если вы в чем-то нарушите установленный веками порядок! В каждой стране — свои обычаи, свои правила поведения. В России, да и не только в России, не едят, к примеру, рыбу ножом, а в Англии, напротив, считается неприличным есть рыбу без ножа (для нее подается особый нож). Тут уж по отношению к иностранцу требуется снисходительность. Но не рассчитывайте на нее в Англии! Там ни за что не дадут потачки иностранцу и с места в карьер объявят, что он не умеет вести себя в обществе.
Да, в Англии с удивительным упорством держатся старых традиций. Но и это, как мне кажется, имеет свое объяснение.
Тридцать лет назад я проходил однажды вечером мимо здания парламента накануне открытия сессии; у массивной двери выстроились в очередь джентльмены почтенного вида. Первым был сухонький старичок; он сидел на складном стуле. Из чистого любопытства я подошел и стал его расспрашивать. Что же оказалось? Очередь состояла не из каких-нибудь любопытных, мечтавших поглазеть на торжественное открытие парламентской сессии с галереи для гостей, — нет, это были члены парламента. Еще с вечера они выстроились в хвост, чтобы попасть на другой день на свои законные места! Здание парламента, отстроенное в середине прошлого столетия, после того, как прежнее здание было уничтожено пожаром, стало тесным: население Англин возросло, его представительство в парламенте увеличилось, и зал заседаний палаты общин больше не вмещал всех ее членов.
В обычные дни это не было проблемой: парламентские заседания происходят, как правило, в почти пустом зале; только когда доходит до голосования по какому-нибудь существенному вопросу, «уипы» («плетки» — так называют старост партийных фракций) спешно собирают свою паству в коридорах и в ресторане, звонят по телефону на квартиру и в клубы. По в «большие дни» — к ним принадлежит прежде всего день открытия парламентской сессии — в зале палаты общин происходила форменная давка, и часть парламентариев вынуждена была часами стоять на ногах…
Завидев у меня в руках блокнот, мой старичок попросил меня отметить, что он уже добрый десяток лет ухитряется становиться в эту курьезную очередь самым первым: это был скромный «заднескамеечник», и ему не повредила бы небольшая реклама.
— Позвольте, — несколько наивно стал я допытываться, — разве в Лондоне нет более вместительных помещений?
— Разумеется, есть, — ответили мне. — Но неужели вы, молодой человек, не понимаете, что, перебравшись в какой-нибудь концертный зал, парламент потеряет свой ореол?
Ради того, чтобы не потускнело сияние такого ореола, членам парламента и приходилось мириться с неудобствами. Кто знает, не продолжалось ли бы это и по сей день, если бы не гитлеровские бомбы. Восстанавливая здание парламента после разрушений военного времени, строители расширили зал палаты общин. Между прочим, совершенно перестроена галерея для представителей печати, где прежде приходилось сидеть в неимоверной тесноте и в крайне неудобной позе; улучшилась и акустика. В то же время все сделано так, чтобы модернизация поменьше бросалась в глаза.
Старые традиции и обычаи выполняют в английском обществе вполне определенные социальные функции: они призваны внушить людям, что все вокруг остается незыблемым и неизменным. Не потому ли в Англии так неохотно расстаются с некоторыми архаическими порядками и установлениями?
Возьмите уличное движение. Англия — одна из очень немногих стран с левосторонним движением. Почти во всем мире транспорт движется по правой стороне, в Англии — по левой. Попав на Британские острова, в первые дни никак не можешь к этому привыкнуть и ходишь как ошалелый, — того и гляди, попадешь под машину. То же самое испытывает англичанин, очутившись на континенте. Об этом и говорят и пишут, но старый порядок не меняется.
Еще больше разговоров — о мерах веса (унция, фунт), мерах длины (дюйм, фут), а главное — о денежной системе. 12 пенсов составляют 1 шиллинг, 20 шиллингов равны 1 фунту стерлингов. Такая архаичная система затрудняет денежные операции, в частности при пересчете на иностранную валюту. Но это еще не все. С давних пор в Англии некоторые расчеты ведутся не на фунты, а на гинеи (1 гинея равна 21 шиллингу). Гинею принято считать более «благородной» денежной единицей, чем фунт: в старину гинеями расплачивались за цветы и картины, в гинеях устанавливалась цена продаваемого особняка, гинеи преподносили даме сердца. И сегодня еще в витрине ювелирного магазина на Бонд-стрит цена обручального кольца будет указана в гинеях и в гинеях же потребует вознаграждения светский портной — в отличие от фирмы готового платья. Совсем недавно правительственная комиссия выработала проект денежной реформы; он вызвал в стране настоящий фурор, — комиссия высказалась за то, чтобы разбить фунт стерлингов на 100 единиц — центов. Однако эта реформа будет проведена не раньше чем через несколько лет.
Традиции, стародавние представления и предрассудки ложатся тяжелым грузом на плечи англичанина. Герберт Уэллс, который и сам не был свободен от такого груза, писал по этому поводу: «Мы, англичане… живем в удивительной атмосфере пренебрежения к большим проблемам и навязчивого торжества всевозможных мелочей; мы целиком поглощены светскими манерами; приличия и ничтожные правила поведения стали самой сутью нашей жизни».
