В действительности эта политическая проблема может быть удовлетворительно разрешена только с позиций социальной борьбы в этом раннем периоде венецианской истории.
В период лангобардского нашествия новая волна переселенцев с «твердой земли» пополнила состав населения лагун. Это создавало для него новые трудности в деле своего пропитания и повелительно указывало путь на море. Анонимный автор древнейшей венецианской хроники ясно сознавал это: «Наше мореходство, охватывающее весь мир, — пишет он с некоторым для X в. преувеличением, — диктуется нам необходимостью добывать жизненные припасы».[761] Развитие морской торговли и ремесел становится жизненной необходимостью. Все большая и большая часть населения лагун, не исключая и знати, вынуждена связывать свое благополучие с морем. Возникает сильная социальная группа, для которой морская торговля — все. Развитие же этой последней требовало наличия по крайней мере трех условий: свободы плавания в Адриатике, пригодности внутренних вод для движения морских судов и возможности проникновения по речным системам Северной Италии внутрь континента. Ни одна из этих задач не могла быть разрешена силами отдельных общин на лагунах, — отсюда требование «морской» партии их объединения. Группа землевладельческой знати не хотела понять жизненной необходимости этой программы: замкнутые интересы натурального хозяйства не способствуют развитию идей государственного единства. Отсюда стремление этой социальной группы к «вольной» жизни da sè, к тому, что называется феодальной анархией. Возникновение дуката удовлетворительно может быть объяснено из факта победы «морской» партии над партией зарождавшейся феодальной анархии. Так как эта победа базировалась на твердой экономической основе, то она в конце концов и оказалсь незыблемо прочной.
Разумеется, побежденная социальная группа не сразу сложила оружие и после вторичного установления догата. История VIII столетия наполнена сценами кровавой борьбы «трибунских» фамилий против дожей. В 717 г. феодалы Иезоло напали на первую столицу дуката, Гераклею, и убили первого дожа Павлиция Анафеста. В 737 г. второй дож, Орсо, убит после 11 лет правления «возмутившимся народом». В 755 г. Теодат Орсо ослеплен и заключен в тюрьму, а через год такая же судьба постигла и непосредственного виновника низложения Теодата, Галлу. Судьба преемника последнего была аналогичной, — Доменико Леонгарио был ослеплен и изгнан в 764 г. За последние 30 лет VIII в. было изгнано еще три дожа, двое Гальбайо и Обелерио. В этой последней борьбе сыграла свою роль и уже упоминавшаяся схватка «франкской» и «византийской» партий, которые были все теми же партиями морской торговли и централизации, с одной стороны, и феодального самодовления, с другой. Победила и на этот раз «морская» партия, партия византийской ориентации, так как именно за ее спиной стояли властные экономические требования, которым противоположная партия не могла противопоставить ничего экономически прочного.
Еще одним примером того, как эта борьба трактуется у буржуазных историков, может служить «анализ» ее у Мольменти: «Смуты и беспорядки, — пишет он, — в начале ее (Венеции) существования говорили об избытке силы, о настойчивой потребности в деятельности, о том беспокойстве, которое стремится создать порядок из безурядицы и волнений»…[762] Этот «анализ» сам говорит за себя.
В IX в. в связи с ростом торговли, а отчасти и ремесленного производства, экономические позиции торгово-промышленных групп усиливаются, почему и политическая их программа окончательно торжествует: в IX в. догат упрочивается, феодальная знать вынуждена смириться и сама постепенно заражается духом морского предпринимательства. С этого времени мы не видим столь частых сцен ожесточенных схваток вокруг трона дожей.
Необходимо, впрочем, оговориться, что расправы с некоторыми дожами имели место и в X, и в XI вв., но выступления знати имеют уже другой социальный и политический смысл. Объединившийся нобилитет весь в целом будет теперь с ревнивой подозрительностью относиться к главе правительства дуката, — династические тенденции фамилий Кандиано, Орсеоло давали к тому достаточно оснований. Низвержение Пьетро Кандиано IV в половине X в., женившегося на Вальдраде, сестре одного из крупнейших феодалов Италии и получившего в приданое обширные феодальные владения на материке — во Фриуле, Тревизо, Ферраре — было актом расправы с опасным феодалом, справедливо заподозренным в стремлении к установлению наследственной тирании.[763] Изгнание Оттона Орсеоло в начале XI в. было предупредительной мерой во избежание той же опасности. Так изменялось в процессе диалектического развития внутреннее содержание одной и той же борьбы.
В IX и X вв. на территории дуката складывается устойчивый государственный порядок, своеобразная неписанная конституция, детали которой нам недостаточно ясны.
Во главе государства стоит избираемый пожизненно магистрат, дож. Выборы эти были своеобразны и протекали в хаотической обстановке. В принципе дож избирался народом[764], но фактически выборы несомненно находились в руках знати и высшего духовенства, представлявшего ту же знать; народ только «выкликал» избранника, воздавая ему laudationes. Выборы сопровождались церковными торжествами и вручением избраннику при торжественной обстановке знаков достоинства главы государства — скипетра, знамени, короны дожей.
Знать, игравшая решающую роль при выборах дожа и в то время, которое может быть названо междуцарствием, не устранялась от влияния на дела государственного управления и после избрания. Участие это не было установлено каким-либо конституционным актом, но оно диктовалось дожу огромной экономической и социальной ролью этого класса, в особенности, когда противоречия между его отдельными группами стали сглаживаться, и он начал выступать более или менее объединенным фронтом, а это, как мы видели, в X в. было уже фактом. Источники самого различного происхождения постоянно отмечают знать в качестве ближайшего и влиятельного окружения дожа: Анна Комнина говорит об архонтах, что «при доже», венгерский король Коломан пишет к «дожу и оптиматам»; Генрих IV называет дожа мудрым «в силу совета благоразумных мужей».[765] Все это — задолго до официального возникновения Большого и Малого Советов.
Свое участие в управлении знать осуществляла через «курию» дожа, выполнявшую, прежде всего, судебные функции, откуда и наименование ее членов — «судьи»; но она выполняла также и функцию совета дожа, так как и советники называются «судьями». Они назначались дожем, но благоразумие и его личные классовые интересы рекомендовали ему останавливать свой выбор на представителях наиболее знатных и влиятельных фамилий.
Свои решения дож выносил, однако, не только от своего имени и имени знати, но также и «народа», с «общего совета». Приведем примеры: запрещение торговать оружием с мусульманами выносится в присутствии не только знати, патриарха и епископов, но также, и «с большей частью народа — больших, средних и малых»[766]; решение о платеже десятины принимается в 977 и 979 гг. от имени знати и «общества совета».[767] Народное собрание (contio, arrengo) не было регулярно действовавшим политическим институтом, а созывалось по инициативе дожа для санкции уже принятых знатью и высшим клиром решений и протекало в обстановке, исключающей обсуждение поставленных вопросов: народ и здесь только «выкрикивал» свое отношение к представляемым на его рассмотрение проектам, — не даром народные решения именовались laudationes populi.
Местное управление, по-видимому, еще довольно долго оставалось в руках «трибунов», которые продолжают «избираться», но которые все более и более выступают в качестве представителей дожа, его missi. Вокруг этого вопроса, вероятно, и шла упоминавшаяся выше борьба политических партий в Венеции. В нашем распоряжении имеются данные, которые позволяют заключить о сознательно проводимой дожами политике вытеснения местной знати с насиженных ею мест, чтобы с тем большей уверенностью держать районы дуката в своих руках.[768] Наличие при ставленниках дожа, какими трибуны постепенно сделались, местных советов или собраний из знати и верхов «народа» надо считать бесспорным.[769]
