Нужно указать далее на довольно значительное количество фактических ошибок в суждениях Ф. И. Успенского по некоторым вопросам нашей темы, объясняющихся, может быть тем, что его III том «Истории Византийской империи» не прошел через авторскую корректуру. Договор Венеции с Михаилом Палеологом после падения латинского Константинополя имел место не в 1265, а в 1268 г., — акад. Успенский принял за договор только один из его проектов.[616] Не соответствует действительности утверждение, что лены венецианским феодалам в 1211 г. были отведены на Крите бесплатно[617], — Ф. И. Успенский не обратил внимания на конец феодального контракта, где речь идет о таких платежах. Неправильно изображаются мотивы совместных действий М. Санудо с греческими архонтами против венецианского дуки Якопо Тьеполо[618]. Ни на чем не основано сообщение об изгнании венецианцев из Константинополя в 1264 г., так как венецианцев в этом году там и быть не могло, — они вернулись туда только после 1268 г.[619] Количество примеров подобных ошибочных положений можно было бы увеличить.

Несмотря на все эти дефекты, приходится еще раз подчеркнуть, что работы Ф. И. Успенского дают очень много по истории образования и организации венецианского колониального государства. Однако вместе с тем надо признать, что взгляды его требуют коренного пересмотра и ряда существенных исправлений.

В восьмидесятых же годах прошлого столетия вышла и небольшая книга Т. Флоринского, представляющая собою очерк истории и южного славянства в первой половине XIV в. В ней автор несколько раз имел случай коснуться венецианских дел, в частности дел колониальных. Флоринский эту часть своего труда выполнил не на основании самостоятельного исследования первоисточников, а опираясь на сочинения Гейда и Гопфа. Удачный выбор авторитетов избавил нашего автора от обычных ошибок, которые допускаются при трактовке взаимоотношений между венецианской знатью, владевшей островами Архипелага, и Венецией.[620] Сообщаемые Т. Флоринским сведения по интересующему нас вопросу, однако, очень кратки, поскольку венецианские дела не имеют непосредственного отношения к его основной теме, и при этом касаются, главным образом, времени, лежащего за пределами рассматриваемого нами периода.

На конец девяностых годов прошлого столетия и на начало текущего приходится деятельность еще одного специалиста по истории Византии, проф. А. А. Васильева. Византинист по специальности, попутно занимавшийся также крестоносным движением и владычеством латинян на Востоке, Васильев неизбежно должен был касаться различных вопросов венецианской экспансии на территории Византийской империи.

Работы проф. Васильева, особенно его монография о взаимоотношениях между Византией и арабами, основаны на самостоятельном изучении источников, что делает его высказывания по нашему вопросу достаточно ценными. В только что названной книге А. А. Васильев довольно подробно останавливается на роли Венеции в борьбе Византии против арабов. Оценка этой роли в общем правильна, только, быть может, следовало бы осторожно высказываться относительно «верноподданических» мотивов участия Венеции в этой борьбе на стороне Византии[621]: участие это несомненно диктовалось в первую очередь, если не исключительно, эгоистическими мотивами.

В небольшой книжке, посвященной взаимоотношениям Византии с крестоносцами, роль республики св. Марка и ее взаимоотношения с Восточной империей в период первых крестовых походов освещаются довольно слабо, — замалчивается, например, вопрос об участии венецианцев в борьбе Алексея Комнина против Боэмунда, ничего не говорится о походе венецианцев на Восток в 1099 г. В кратких замечаниях, которые проф. Васильев посвящает Венеции, трудно передать с надлежащей точностью оттенки политических взаимоотношений ее с Византией во время правления императоров Калоиоанна и Мануила Комнинов, и этим, надо думать, объясняется неправильное утверждение автора относительно прекращения союзных отношений между Византией и Венецией после сближения последней с королем сицилийским,[622] — разрыв этот был вызван в действительности событием 1171 г.

Хотя и без особенной уверенности, проф. Васильев высказывает правильную мысль, вопреки широко распространенному взгляду в исторической литературе, что добрые отношения Венеции с Византией восстановлены при Мануиле не были.[623] Правильное же высказывание относительно того, что во время константинопольского погрома 1182 г. венецианцы почти не пострадали, А. А. Васильев неправильно обосновывает политической необходимостью для Андроника, несмотря на все его «латиноненавистничество», щадить венецианскую колонию в Константинополе.[624] В действительности же Андроник не направлял и не мог направлять движения 1182 г., и Венеция не пострадала тогда по совершенно другим причинам.

Наибольшее значение для нашей темы имеют высказывания проф. Васильева о событиях четвертого крестового похода, «центральной фигурой которого был венецианский дож Энрико Дандоло».[625] В изложении этих событий проф. Васильев допускает ряд неверных или неточных замечаний, — таковы, например, утверждения: «В момент возникновения четвертого крестового похода отношения между Венецией и Византией не отличались особенным дружелюбием»[626], или «Дандоло имел в виду (при мотивировке похода на Константинополь)… избиение латинян, так называемую „константинопольскую баню“» и т. п.[627] В действительности же в момент подготовки четвертого крестового похода между Венецией и Византией существовал договор, заключенный с Исааком Ангелом в конце восьмидесятых и подтвержденный его братом, Алексеем III, в конце девяностых годов XII в., которым не только подтверждались прежние права и привилегии венецианцев в пределах империи, но они особенно выразительно подчеркивались и территориально расширялись. Ни Дандоло, ни вообще венецианские источники никогда и нигде не обосновывали нападения на Константинополь «баней» 1182 г., и это потому, как правильно заметил в своем месте проф. Васильев, что венецианцы тогда не пострадали и мстить им было не за что.

Очень важный вопрос о приобретениях венецианцев в результате четвертого крестового похода трактуется мимоходом, без различения теоретических прав Венеции от фактических владений республики св. Марка, — отсюда тенденция к преувеличению этих владений, уживающаяся, однако, с суждениями прямо ей противоположными: «Весь морской путь из Венеции в Константинополь был во власти республики» — утверждает проф. Васильев и тут же замечает: «Оба берега Босфора и Геллеспонта входили в состав владений Балдуина»[628], чего Венеция по понятным причинам допустить не могла и не допустила.

Правильно отмечая, что Венеция в «новой Латинской империи заняла преобладающее положение», проф. Васильев в своем сочинении об этой империи совершенно не отражает этого обстоятельства, точно забыв о существовании республики св. Марка, если не считать двухстрочной справки о торговом договоре Венеции с Феодором Ласкарисом[629] и неверного указания на то, что «владычество Венеции простиралось на византийские острова Эгейского и Ионийского морей».