Первоначально была надежда, что императору Балдуину удастся освободиться от болгарского плена. Поэтому его временно замещал по общему согласию баронов его брат Генрих с титулом «правителя империи» (moderator imperii).[1600] Но к концу августа 1206 г. гибель Балдуина стала несомненной. Тогда стал вопрос о выборах императора. Генрих был бесспорным кандидатом, но тем не менее выборы его прошли не без затруднений, которые чинились венецианцами. Робер де Кляри сообщает, что их умилостивили иконой в драгоценном окладе.[1601] Вассалы империи принесли присягу на службу и верность императору.
После смерти престарелого Дандоло на его место в Венеции был избран Пьетро Циани.[1602] Венецианская армия и флот на Востоке, оставшись после смерти Дандоло без вождя, со своей стороны избрали себе в качестве вождя и вице-дожа на Востоке Марино Дзено с пышным титулом Dei gratia potestas in Romania ejusdemque imperii quartae partis et dimidiae dominator, но недостаточно определенной компетенцией. Некоторое время подеста, по-видимому, действительно, был настоящим заместителем дожа на Востоке.
Подеста поспешил предъявить Генриху еще до того, как он сделался императором, требование о подтверждении им всех договоров и соглашений, которые были заключены Дандоло с крестоносцами или императором Балдуином. Генрих вынужден был удовлетворить эту претензию, так как в его распоряжении не было ни сил, ни правовых оснований к отказу.[1603] Необходимо, впрочем, заметить, что и сам Генрих должен был стремиться к более четкому определению отношений императора к своим союзникам и к своим вассалам. «Конфирмация» от октября 1205 г. и соглашение от марта 1207 г. и являются такого рода документами.
Содержание их в той части, которая касалась венецианцев, сводится к следующему: за венецианцами сохраняются все те привилегии, которыми они пользовались ранее; венецианский подеста вместе со своими шестью советниками заседает в императорской курии рядом с баронами империи; венецианцы входят и в состав Высокого суда, компетенции которого подлежат и венецианские дела, связанные с феодальным держанием; смешанные гражданские дела (тяжбы между венецианцами и франками) рассматривает императорский суд; установлены были приемы и методы судебных доказательств и документации гражданских дел; разбор тяжб между венецианцами, разумеется, был компетенцией венецианского суда при венецианском подеста; устанавливался порядок возмещения нанесенного одной стороной другой материального ущерба.[1604]
Этим документам некоторыми буржуазными историками придавалось значение, которого они в действительности не имеют. Один немецкий историк Латинской империи считал возможным утверждать даже, что первоначальный план Венеции — полностью хозяйничать в Константинополе — оказался невыполнимым, и венецианцы сохранили за собой лишь то, чем они пользовались во времена византийских императоров.[1605]
Несоответствие такого заявления действительному положению дела очевидно. Если в области торговых привилегий венецианцы действительно не могли получить, по сравнению с прежним временем, ничего более, то только потому, что большего получить было физически невозможно; но за то они теперь дали мат своим конкурентам в пределах Романии — пизанцам и генуэзцам, — так как император обязался не допускать в пределы империи генуэзских купцов иначе, как с согласия Венеции. Конечно, венецианцы не могли единолично распоряжаться в империи; но зато они могли оказывать большое влияние на течение государственных дел через своих дисциплинированных членов императорской курии, не неся непосредственно ответственности за общее состояние дел в империи. По прямому смыслу «Конфирмации» венецианцы должны были поставить свои военные контингенты под военное руководство императора; но здравый смысл и не допускал иного порядка, а венецианский флот всегда находился под командованием венецианских адмиралов, признававших только те распоряжения, которые шли с лагун, и «Конфирмация» не предусматривала иного порядка.
Во второй половине 1205 г. прибыл в Константинополь и патриарх Томас Моросини, — одетый по-венециански, в платье, плотно облегавшем его тучное тело и совершенно бритый, что специально нашел нужным отметить Никита.[1606] Империя теперь имела патриарха и энергичного носителя императорской власти, но положение по-прежнему оставалось тяжелым.
Еще в письме своем, направленном папе с извещением о катастрофе под Адрианополем, Генрих просил Иннокентия III о срочной помощи, указав одновременно, что и сам он начал укреплять подступы к Константинополю. Несколько позднее, в качестве «правителя» империи, Генрих сообщил папе о ряде новых своих мероприятий по усилению обороны латинских владений на территории Византии, но одновременно поставил в известность главу католического мира и о новых неудачах, постигших империю.[1607] Еще позднее, вероятно уже в первой половине 1206 г., «байло» империи сообщает о новых неудачах, но также и о некоторых успехах поредевшего крестоносного воинства. Письмо заканчивалось словами: «В таком тревожном состоянии с мольбой прибегаем к вашей помощи и совету».[1608] Слал письма Генрих с просьбами о помощи и о поддержке и в другие адреса. Осенью 1206 г., уже будучи императором, Генрих писал своему брату Готфриду, что только 600 рыцарей и с десяток тысяч пехотинцев защищают империю и что необходима срочная помощь: «Всеми мерами, какие только имеются в вашем распоряжении, постарайтесь подать совет и помощь».[1609]
Помощь с Запада приходила медленно и была недостаточной, венецианцы думали больше о торговых операциях и закреплении за собой доставшихся им по разделу территорий и городов, а враждебные действия со стороны болгар продолжались. Они осаждали в 1207 г. самую столицу Солунского королевства. В войне с ними погиб Бонифаций Монферратский. Трудно сказать, какие еще испытания ждали латинян, если бы в этом же 1207 г. не был убит и болгарский царь Иоанн. Гибель этого врага империи дала ей необходимую отсрочку и позволила Генриху и венецианцам вернуть потерянные ими в пользу болгар территории.
Гроза с севера миновала.
Возникшая империя была, однако, не велика — значительно менее владений Византии, которыми она располагала до разбойничьего нападения на нее крестоносцев. Мы уже говорили о том, что в состав ее по разным причинам не вошел целый ряд византийских территорий: в Малой Азии крестоносцам удалось утвердиться только на узкой полосе побережья Пропонтиды, да и то ненадолго; в Эпире возникло самостоятельное политическое образование, резко враждебное империи; такие же или подобные ему политические организмы появились и в других местах — на Родосе, в Пелопоннесе. К этому надо добавить, что владения венецианцев и таких вассалов, как король Солунский, лишь со значительными оговорками могли быть отнесены к частям империи.
Незначительная территориально, организованная далеко не по лучшим образцам феодального государства, резко враждебная местному населению, окруженная со всех сторон врагами, Латинская империя в самой себе носила элементы разложения и гибели.
Иногда создателей ее упрекали в том, что они не захотели привлечь на свою сторону греческих феодалов, что крестоносцам не надо было грабить столицы империи, раз они там предполагали остаться.[1610]
Всех этих советов не поняли бы венецианцы и тем более крестоносцы. Они не могли не разграбить Константинополя, так как они за этим сюда и явились. Сначала они думали, что эту операцию проведет за них их протеже Алексей; но этот план провалился. Им ничего тогда не оставалось делать, как произвести эту операцию самим, что они и выполнили. Они не хотели также — по крайней мере во Фракии, Фассалии и Малой Азии воспользоваться услугами греческой знати — соглашение Феодора Враны с венецианцами было исключением, — так как западные феодалы искали для себя на Востоке ленов, крепостных, а не сеньоров… Предложение оставить местных феодалов на своих местах звучало бы для крестоносных баронов такой же нелепостью, как и совет бандам Вильгельма Завоевателя оставить на своих местах англо-саксонскую знать, если бы кто-нибудь подал им такой совет. По этой причине только там, где собственных сил у западных захватчиков для подчинения местного крестьянского населения было недостаточно, они вступали на путь соглашений с местными архонтскими фамилиями, — так было, например, на Пелопоннесе, о чем подробно рассказывает Морейская Хроника.
