Раздел империи открывал широкие перспективы для проявления личной инициативы отдельных вождей ополчения, их групп и союзов в деле реализации договора. И действительно, мы видим далее, как участники предприятия, каждый за свой риск и страх, ведут борьбу за овладение своею частью в общей добыче, отказавшись, если не в принципе, то практически от совместных действий по завоеванию империи. Венецианцы, Бонифаций Монферратский, император, отдельные сеньоры, как граф Блуасский, Пьер де Брашейль, Макарий де Менегу и др., ведут мелкую войну в Малой Азии, на островах Эгейского моря, во Фракии, Македонии; новые авантюристы из числа запоздавших крестоносцев, как мы говорили, появились в поисках ленов на горизонте империи, открыв захватнические действия на Пелопоннесе.

В ходе этих событий некоторое время «народ безмолствовал». Сопротивление со стороны местного населения сначала было очень слабым или отсутствовало вовсе, и казалось, что несмотря на свою неорганизованность, новые властители сумеют без особых затруднений обосноваться на захваченных территориях, что смена одних феодалов другими, греческой знати рыцарями и баронами из латинян, пройдет гладко, без потрясений.

Неожиданно, однако, разразилась гроза, и такой силы, что она едва не смела с лица земли только что основанную империю. Она пришла с севера, в лице Иоанна Асеня I, или Иоанницы, царя возродившегося Болгарского царства.

По-видимому, болгарский царь пытался первоначально договориться с крестоносцами и добиться от них «добровольных» уступок в виде части захваченных земель. Его притязания, естественно, простирались на ближайшие к Болгарии земли, так называемую Великую Влахию, значительная часть которой уже была уступлена Бонифацию. Иоанница получил на это грубый и исполненный презрения отказ.[1587] Больше того, — крестоносцы сами предъявили болгарскому царю территориальные претензии. «Деяния Иннокентия III» пересказывают письмо болгарского царя к папе, в котором он сообщал: «Они (крестоносцы) в высшей степени надменно отвечали ему, говоря, что мира между им и ними быть не может, если он не вернет им земель, принадлежащих Константинопольской империи и насильственно им захваченных». Болгарский царь гораздо более резонно отвечал на это, что дело идет о земле, которую «потеряли его предки, а они (крестоносцы) заняли Константинополь, который им никогда не принадлежал».[1588]

Результатом было то, что весной 1205 г. Калоиоанн внезапно появился перед Адрианополем и получил здесь, как первоначально и повсюду, мощную поддержку в начавшемся народном движении против захватчиков.

Крестоносцы вообще, а венецианцы в особенности, вели себя самым вызывающим образом по отношению к населению, которое оказалось теперь от них в зависимости. Это единогласно утверждают и Вильардуэн, и хроника Сикарда, и Фландрская хроника, и другие источники.[1589] Ответом на это было почти повсеместное восстание, по крайней мере во Фракии, и восставшие принялись за уничтожение слабых местных гарнизонов, поставленных венецианцами и крестоносцами.[1590] Это временно объединило тех и других, императора Балдуина и дожа Энрико Дандоло. Совместно осаждали они восставший Адрианополь, когда появилось там болгарское войско.[1591]

Болгары пришли вместе с половцами. 14 апреля крестоносцы потерпели полное поражение: Балдуин был взят в плен, Луи граф Блуасский, Этьен де Перш, Райнальд де Монмирайль, епископ Петр Вифлеемский, только что прибывший из Палестины, погибли в битве. Вильардуэн, охранявший лагерь, и Дандоло с остатками своих венецианцев поспешно бежали в Родосто.[1592] Болгары и половцы, подобно степному пожару, охватывают всю Фракию, проникают в Македонию, захватывают и опустошают города Геллеспонта и Пропонтиды до самой Селимврии, т. е. почти до Константинополя. По-видимому, только Родосто первоначально оставался в руках венецианцев, опиравшихся здесь на свой флот[1593], но в следующем году был потерян и этот город.[1594]

Крестоносцы обнаружили в постигшей их внезапной беде крайнее малодушие. Венецианцы спешили в Родосто сесть на свои корабли, — Вильардуэн с возмущением рассказывает об этом. Из Родосто некоторые из них уехали тайком, их примеру последовали крестоносцы других национальностей. Остальные завоеватели укрылись за крепкими стенами Константинополя: «Итальянцы, упав от всего этого духом, забились в Константинополь, как в пещеру», — с понятным чувством злорадства сообщает об этом Никита.[1595] Казалось, что новорожденной империи пришел конец.

Как сами крестоносцы объяснили свое поражение? На этот вопрос дает подробный ответ письмо Генриха Фландрского папе Иннокентию III, посланное вскоре после адрианопольского разгрома.

В качестве причины этого несчастия Генрих на первом месте ставит разбросанность сил крестоносцев: «Мы были разделены тогда следующим образом, — пишет Генрих папе: маркиз Монферратский с большим числом воинов находился за Солунью; я также с изрядным числом людей (non paucis) — по ту сторону Дарданелл, у Адрамиттия; Пьер де Брашейль — на той же стороне около Никеи, де Три с большим числом воинов — у Филиппополя, да и многие другие в различных местах были рассеяны по укреплениям»… Вторую причину поражения Генрих усматривает в «безрассудной храбрости» (inconsulta nostrorum audatia) самого Балдуина и окружавших его вассалов.[1596] На этом анализ причин поражения будущий император Латинской империи и заканчивает.

С военно-тактической точки зрения анализ этот может быть и правилен; однако несомненно, что именно союз болгар с восставшим против латинского господства греческим населением обеспечил болгарскому царю поразительный успех его выступления против крестоносцев. Это, впрочем, понимал и сам Генрих, поскольку можно судить об этом по его дальнейшему отношению к местному населению. Не мог не понимать этого и Калоиоанн; но ненависть болгар к византийцам, вызванная более, чем полуторастолетним гнетом византийских феодалов и чиновников в Болгарии, воспоминания о котором еще у всех были свежи в памяти — с одной стороны, и дикая необузданность союзников болгар, половцев — с другой не могли не повлечь за собою событий, распоряжаться которыми болгарский царь не был в состоянии.

Победители не щадили и своих союзников греков, — Никита красочно описывает мрачные картины опустошений, ужаса и смерти, которые сеяли во Фракии болгары и их союзники половцы.[1597] Это должно было привести к распаду случайный союз болгар с греками. Из двух зол крестоносцы начали казаться наименьшим. Генрих, преемник Балдуина, вскоре мог сообщить другому своему брату: «Граждане Адрианополя и Димотики, которые первоначально присягнули болгарскому государю, убедившись в его вероломстве, направили к нам своих послов, предложив нам со своей стороны мир и покорность, а мы… благосклонно их отпустили».[1598]

Во время борьбы крестоносцев и венецианцев с болгарами погиб взятый в плен первый император Латинской империи Балдуин — об этом Иннокентию III сообщил сам болгарский царь.[1599] Вскоре после адрианопольской катастрофы сошел в могилу и главный виновник событий четвертого крестового похода Энрико Дандоло. Родившаяся Латинская и зарождавшаяся Венецианская империи лишились возглавлявших их лиц. Необходимо было срочное замещение освободившихся постов.