Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Андрей любовался пейзажами, медленно проплывавшими за окном вагона. Древний бор то почти вплотную подходил к полотну дороги, и тогда поезд шел среди высоких вековых елей, как тоннелем, то лес отступал, и над его далекими вершинами клубились облака. Буйные хвойные заросли неожиданно сменялись однообразием равнины, на которой, казалось, не было ничего живого. Но острый глаз Андрея улавливал на холме грациозный силуэт дикой козы, а над голубой чашей степного озерка — пеструю птичью стайку... Опять величаво плывет могучая гряда леса. На ее иссиня-зеленом фоне белели, как нарисованные мелом, березки, щетинился мелкий кустарник, а у подножия пестрели долины в пышной зелени. Куда-то, словно растворившись в знойном мареве, исчезает лес. Снова — степь...

Родная сибирская сторонка! Принимай своего земляка! Сколько сейчас на твоих просторах вот таких парней в солдатских шинелях!? Сюда их закинула страшная война, какой еще не знала Россия. Их давно оплакали невесты и жены, и друзья осушили по ним горькую чашу вина, а они живы! Живы, несмотря ни на что!

* * *

На седьмые сутки «овечка», пыхтя и отдуваясь, втащила сборный на станцию Курган.

Андрей на ходу выпрыгнул из душного вагона. Подхваченный шумной толпой пассажиров, он оказался на перроне, до отказа забитом мешочниками, бездомными детьми, солдатами. Все эти люди о чем-то кричали, кого-то ругали, топчась на одном месте.

В вокзал никого не впускали. Впрочем, вряд ли можно было назвать вокзалом одно уцелевшее крыло здания, взорванного колчаковцами при паническом отступлении из Кургана. Неуютно было вокруг: у водонапорной башни, на привокзальной площади, на перроне — всюду виднелись кучи битого, еще не убранного камня.

С тяжелым чувством покинул Андрей руины вокзала, не спеша направился в город.

Первое, что бросилось в глаза, был огромный щит объявлений, прибитый к покосившемуся дощатому забору. Андрей ускорил шаг и, поравнявшись со щитом, прочитал:

«ПРИКАЗ № 1

Объявляется для всеобщего сведения граждан г. Кургана и его уезда, что с 14 сего августа 1919 г. власть в городе перешла Революционному комитету, состоящему из пяти товарищей. А именно...».

Андрей быстро пробежал глазами список, среди незнакомых имен вдруг увидел фамилию Громова. «Не Саша ли? — размышлял он по дороге в Ревком. — А может, однофамилец? Нет, он!.. Он, «морская душа»!

Центр города походил на военный лагерь. По Троицкой улице то и дело скакали вестовые, шли красноармейцы в поношенных выцветших гимнастерках, важно, вразвалку, шагали матросы в полосатых тельняшках. Среди пестрого людского потока легко было отличить партизан — по загорелым обветренным лицам и красным нашивкам на высоких крестьянских картузах.

С бьющимся сердцем подходил Андрей к старинному купеческому особняку, в котором разместился Ревком. У широкого парадного подъезда стоял совсем юный красноармеец. Что-то знакомое показалось Андрею в его наружности. Проходя мимо, он замедлил шаг, пристально вглядываясь в улыбающееся лицо часового. Белесые, словно выцветшие брови, упрямый, выбившийся из-под фуражки льняной чубик, сверкающие белизной зубы... Да ведь это Ваня Пухов.

— Цыганок? — неуверенно спросил Андрей, останавливаясь.

— Ага!.. А вы дядя Андрей?

— Так точно! Узнал?

— Как не узнать! Сколько раз видел в Совдепе... — все больше и больше смущался чего-то Цыганок. Неожиданно снял с головы фуражку, посмотрел на стершуюся звезду и, вздохнув, протянул Андрею.

— Что ты, зачем?..

— Возьмите... товарища Пичугина... командира... брата вашего Дмитрия. В час смерти я подобрал... с тех пор и ношу.

Андрей осторожно взял фуражку, посмотрел на нее. Цыганок отвернулся, но сбоку виден был уголок горько опущенных губ. Андрей поцеловал звезду и надел фуражку на голову парня.

— Носи! — и вдруг растроганно заключил Цыганка в объятия. Глаза его были влажны. Он продолжал тормошить парнишку.

— Дядя Андрей, не надо... Я на посту... Товарищ Громов увидит.

— Громов!.. Саша? — воскликнул Андрей, выпуская смущенного паренька. — Где он?

— Там, — показал Цыганок на здание Ревкома — Во втором этаже, первый кабинет налево...

Перепрыгивая через две ступеньки, Андрей взбежал на высокое каменное крыльцо, и через мгновение его коренастая фигура скрылась за тяжелой дубовой дверью.

А Цыганок снова снял фуражку и рукавом гимнастерки до блеска натер крохотную красную звездочку. Рубиновым камушком сверкнула она в жарких лучах солнца. Звездочка была старенькая, выкрошившаяся по краям, но для Цыганка она дороже всего на свете. С той страшной ночи у Белого Яра прошло уже более года, и все это время он носил фуражку Пичугина, зашив звездочку в ворот рубахи. После ареста Наташи Цыганок по совету Репнина вместе с дедом Никандром покинул Курган. Долго шли они на запад под видом нищих: дед в темных очках, а он — с палкой поводыря в руках. Пробирались проселочными дорогами, ночуя в глухих деревушках, а то и в степи, под стогом сена.

Через месяц они были под Златоустом. Здесь впервые Никандр вышел на полотно железной дороги, молча шагал по шпалам, стороной обходя переездные будки. Отдыхали у высокого каменного столба. «Столб этот — не простой, — сказал дед Цыганку, — а поставлен на границе Европы с Азией... Вот куда мы зашли, сынок!».

Вскоре Цыганок остался один... Ночью они пробрались во фронтовую полосу, к быстрой горной речушке. «На том берегу наши!» — шепнул Никандр и первым вошел в воду. За ним, не раздумывая, последовал Цыганок. Они миновали быстрину, были уже недалеко от берега, когда их заметил вражеский секрет. Над рекой прозвучал выстрел... Дед пустил парнишку впереди себя, крикнул вдогонку: «Плыви, не оглядывайся!». Цыганку было страшно, но он с мальчишеским упрямством плыл к высокой песчаной косе, смутно проступавшей во тьме. Стрельба усилилась. Цыганку казалось, что стреляют отовсюду и даже с песчаной косы, куда он плыл. Но он не свернул в сторону, дотянулся слабеющими руками до спасительного берега и только тогда, поднявшись на ноги, оглянулся. Деда не было. «Дедушка», — тихо позвал Цыганок. Никто не отозвался. «Де-душ-ка-а!» — с отчаянием крикнул он и, не отдавая отчета, шагнул в воду. Молчание... Вдруг ярко вспыхнула ракета, осветившая пустынную гладь реки. «Убили!.. Утонул!..». Цепенея от ужаса, он повернулся к берегу и бессильно опустился на влажный песок. Долго сидел он так, тоскливо всматриваясь в темные воды; у ног его с шумом бились волны, словно вместе с ним скорбели о невозвратимой утрате. Цыганок достал зашитую в вороте рубахи красную звездочку, прикрепил к фуражке и тут, на берегу, дал себе клятву отомстить за смерть доброго старика.

Утром красноармейский дозор доставил Цыганка в деревенскую избу с низким бревенчатым потолком, к командиру части. «Ты кто?» — строго спросил комбриг Томин. — «Воевать пришел!» — бойко ответил парнишка. — «Воевать?.. Это с кем же?» — «Известно, с контрой!» — «Ух ты! Но ты еще маленький!» — «Я, товарищ командир, только ростом не вышел, а мне уже пятнадцатый год». — «А где твои родители?» — «Померли». — «Сирота, значит». — «Угу». — «А как тебя звать?» — «Цыганком кличут, а ежели взаправду — Ваня Пухов». Подумал комбриг и сказал: «Ну, что ж, Цыганок, оставайся. Будем вместе бить Колчака», — и приказал выдать добровольцу Ивану Пухову красноармейскую форму и зачислить его на полное довольствие.

Цыганок стал бойцом Красной Армии. В землянке разведчиков он повстречал Сашу Громова. Мичман нетерпеливо выспрашивал парнишку обо всем, что произошло в Кургане, и тот, как мог, рассказал о гибели Пичугина, расстреле комиссаров и работе подпольщиков.

— А что с Наташей? — как можно спокойнее опросил мичман и замер в ожидании ответа.

— Ее тоже арестовали... Дядя Саша, что с вами?

— Ничего... сейчас пройдет.

Цыганок ни на шаг не отходил от Саши, и тот частенько брал его с собой в разведку. Босой, в грязной домотканной рубахе и пестрых холщовых штанах, парнишка ходил, побираясь милостыней, по деревням, занятым неприятелем, прислушивался к разговорам солдат и зорко высматривал, где расставлены пушки и пулеметы. Однажды около дома, в котором разместился штаб белых, Цыганок затеял игру в бабки с крестьянскими ребятишками. Выждав, когда из дому все вышли, он влез в окно, собрал со стола бумаги, спрятал их за пазуху — и наутек. Доставленные Цыганком документы оказались картами расположения белых войск и оперативными сводками с фронта. За смелый поступок сам комбриг Томин перед строем снял с руки часы и одел их юному разведчику. Цыганок ответил, как научил его Громов:

38
{"b":"237895","o":1}