Разговор оборвался.

О своем компаньоне Мессуд вспомнил лишь к концу дня, когда оранжевое, как огромный апельсин, солнце начало погружаться в океан песка, а темные силуэты каравана стали вырисовываться на пылающем горизонте.

Все сошли с верблюдов.

Слова вечной молитвы, читаемой Мессудом, далеко разносились в пустынных просторах.

«Во имя бога наимилосерднейшего! Слава и хвала аллаху, господину мира, всемилостивому, который будет судить всех в последний день! К тебе взываем: веди нас путем тех, к кому ты милостив, а не путем тех, кто заблуждается. Ибо нет бога, кроме аллаха, и Магомет пророк его».

Голос Мессуда, водителя каравана, звучал пламенно, тем более что в своей молитве наш милый хаджи упоминал и о своем торговом компаньоне.

Мессуд явно колебался между верой в своего пророка и верой в свои проценты.

Мы находимся где-то между Уэд Гадидом и Уэд Зербой, на пути к самому северному пункту военной территории юга, — Улед Джеллалу.

Кхабир Мессуд, водитель нашего маленького каравана, дает знак к краткой остановке. Над песчаными дюнами несутся слова утренней молитвы — эль-фагр, которую кочевник поэтически называет «молитвой утренней зари».

«Во имя бога наимилосердного! Присягаю в день воскрешения: поверит ли человек, что я смогу собрать кости его? Воистину, смогу это и соберу даже самые мелкие кости пальцев его!»

— Цитата из суры воскрешения, — шепчет Божек, вглядываясь в светлеющую даль.

Вездесущая, непостижимая песчаная пыль повсюду. Ею покрыты руки и волосы. И вокруг нас один песок… кроме нескольких балисес — металлических бочек, обозначающих дорогу. Да и те тоже наполнены песком, чтобы жаркий ветер пустыни не перевернул их.

Понемногу песчаная пустыня начинает менять свой облик. На горизонте вырисовывается холм, его плоская, будто срезанная вершина покрыта каменными развалинами. На востоке, уже разгорающемся золотисто-красными отблесками, маячит несколько пальм. Еще мгновенье, и над горизонтом покажется раскаленный солнечный диск, источник жизни.

Кто хоть немного знаком с древней литературой Востока, тот не может не вспомнить гимна во славу североафриканского солнца, сложенного египетским владыкой Эшнатоном:

Этот гимн был сложен в 1370 году до н. э., но звучит он и сегодня, спустя 3330 лет, вполне современно. Его строфы будут трогать сердца и через десять и двадцать тысяч лет, хотя и Земля и ее обитатели станут уже иными. Пустыня Эс-Сохра — Сахара, как раз такое место, где более ощутимо, чем где бы то ни было, осознаешь смысл времени.

Караван между тем продвинулся к северу. До расстилающегося впереди Каменистого нагорья с растущими на нем там и сям пучками зелени можно, кажется, дотянуться рукой. Здесь мы услышали о подземном туннеле, который якобы тянется под пустыней и соединяет Шотт-эль-Мельргир с колодцами лагуатских оазисов.

И вот мы среди каменных развалин, поросших колючим кустарником и стеблями опунций. Вдруг глазам нашим открывается… что это, мираж, галлюцинация? Фата-моргана пустыни? Нет, это не мираж. Это настоящий туристский лагерь, такой, какие раскидывают обычно во время воскресного пикника. Но где гитара и костер? Кому пришла в голову безумная мысль расположиться лагерем в осыпях Эрг-эль-Зербы?

Из палатки слышится французская речь с парижским выговором.

Он и она.

Не влюбленные ли это, бежавшие сюда из Парижа, в знойный климат южных территорий? Может быть, их чувство показалось им недостаточно горячим под холодным небом Европы?

Палатка зашевелилась.

Сначала показался он. Заросшее лицо делало его похожим на пророка. На голове разрисованный тропический шлем. На шлеме и голова фокстерьера, и бутылка виски, и червонный туз и т. п. Зато совсем не пророческий вид придавали ему короткие штаны цвета хаки, из которых торчали загорелые ноги, самые худые, какие только видел песок Эрга.

За ним светловолосая девушка, с серыми горящими глазами.

Современный божок любви с уверенной улыбкой двадцатой весны.

Сердечный, шумный разговор.

— Необычный пикник, не так ли? — хлопает меня по плечу бородач в коротеньких штанишках. — Но каждое «почему» имеет свое «потому». Чтобы вам было ясно: Сюзанна и я в Париже изучаем геологию. А здесь проходим практику.

Он показывает нам геологический молоток и рабочий журнал.

— И не скучно вам посреди моря песка, на раскаленной куче камней?

— Вам бы тоже не было скучно, мой друг. Три вещи облегчают нам жизнь. Во-первых, расположенный поблизости лес, во-вторых — переносный приемник «Филко», в-третьих — моя кошечка, Сюзанна, которая мимоходом получила здесь обширные познания в геологии и кулинарии.

— О каком лесе вы говорите? Я не вижу ни одного деревца.

— И все-таки в нескольких шагах отсюда находится настоящий лес.

— Что вы водите меня за нос, дружище? Вы думаете, я слепой?

— Мы не шутим, честное слово! Если не верите, пойдемте посмотрим.

Двух неверующих Фом из Чехословакии молодая парижская парочка берет за руки и влечет к месту, где торчит множество каменных вековых стволов.

— Окаменевший лес, — шепчет почтительно молодой геолог.

— Восхитительно! — говорю я.

Пробую представить себе те доисторические времена, когда между Джуа и Улед Джеллалом рос лес. Вероятно, он простирался от северного Джебель Кагриля — нагорья, которое высится над Улед Джеллалом, и до Ахаггарского плоскогорья, находящегося и теперь во владении туарегов. Трудно сказать, какая растительность покрывала здесь когда-то землю. Очевидно, это были гигантские виды древовидных папоротников и хвощей. Но теперь все погружено в сумрак давно прошедших веков и погребено под многотонным песчаным покровом, лишь кое-где прерываемым высохшими руслами уэдов.

Кажется, что в каменных стволах заключены духи существ, живших еще в те времена, когда людей не было, или уже мертвых многие миллионы лет.

Сюзанна выносит из палатки консервированный кофе и свой «Филко», изящный радиоприемник, имеющий вид миниатюрного чемоданчика. Ловим волны 210,6 м. Радио Алжира. Джаз.

Сюзанна, дитя Парижа, танцует вокруг палатки и хлопает в ладоши в такт музыке, льющейся из далекого Алжира.

Духи далекого прошлого Сахары, несомненно, поражены.

А каменный лес бесстрастно глядит на человеческие фигурки, собравшиеся вокруг батарейного радиоприемника, на палатку и танцующую Сюзанну.

Вероятно, он говорит себе:

— Что делать… Я слишком стар, чтобы обращать внимание на этих безумцев.

Местный полицейский с изуродованным ртом, в тюрбане, с деревянной саблей на боку и толпа мальчишек в белых лохмотьях. Негроидные лица с пухлыми губами. Ноги обуты в галоши из грязи и пыли. Наш караван входит на главную и единственную площадь Улед Джеллала. Вокруг площади, как и в остальных городках Сахары, крытые, пестро расписанные галереи.

Солнце докучает нам сильнее, чем толпа любопытных. Разгружаем животных и скорее в тень. В городке, по слухам, существует приземистое здание — отель с дешевыми номерами. Вот здорово: бар с холодильником, ванна, на окнах сетка от москитов, постель!

Но происходит что-то непонятное. Нас окружают несколько стражников во главе с уже знакомым нам полицейским и ведут к огромному дому с плоской крышей. Вокруг дома высокие стены, поверх которых протянута колючая проволока.