Цель детского труда для Руссо – не результаты этого труда, а его воспитательное значение для ребенка. Нужен не механический труд, а труд, направленный к определенной цели, труд, вызывающий работу мысли.

Хотя Руссо находит, что его воспитанник должен изучить какое-либо ремесло, но главное значение он придает не профессиональному обучению, а политехническому, не подготовке к какой-либо одной специальности, а к труду вообще.

«Но, может, мы придаем здесь слишком много значения выбору ремесла? Так как вопрос идет о ручном труде, этот выбор не имеет особого значения для Эмиля: он уже наполовину подготовлен к любому ремеслу благодаря занятиям, которые он проделывал раньше. Что хотите вы, чтобы он делал? Он подготовлен ко всему: он умеет уже управлять лопатой и киркой; умеет действовать буравчиком, молотком, рубанком, напилком, он умеет обращаться с инструментами всех ремесел. Для него дело идет только о том, чтобы приобрести навык, действовать быстро и ловко одним из этих инструментов для того, чтобы сравняться в искусстве с рабочим, специалистом в данном ремесле, и у него при этом будет еще то преимущество, что у него ловкое тело, гибкие члены, дающие ему возможность принять любое положение и без усилия долго делать любое движение. Вдобавок у него верные, хорошо развитые органы внешних чувств, механизм всех ремесел ему знаком. Чтобы работать как специалисту, ему не хватает лишь привычки, а привычка дается временем» («Emile», стр. 390).

Политехническое образование является для Руссо также средством дать возможность ученику составить себе правильное понятие об общественных отношениях.

«Вы должны всячески стараться удалять влияние на ум вашего ученика всяких указаний на общественные отношения, которые ему еще не под силу оценить. Но когда последовательное сцепление знаний заставит вас показать ему взаимную зависимость людей, вместо того чтобы говорить ему о моральной стороне этих отношений, направьте сначала всё его внимание на промышленность и ремесла, делающие людей полезными друг для друга. Водя его из мастерской в мастерскую, не допускайте, чтобы он смотрел на какую-либо работу, не выполняя ее сам, ни чтобы он ушел из мастерской, не поняв вполне смысл всего того, что там делается, или, по крайней мере, того, что он там видел. Поэтому работайте и вы сами, служите ему везде примером: чтобы сделать его мастером дела, будьте повсюду учеником; и будьте уверены, что час труда научит его большему, чем дал бы ему целый день разъяснений» («Emile», стр. 358).

При этом «искусство воспитателя должно заключаться в том, чтобы внимание ученика не отвлекалось мелочами, совершенно неважными, но чтобы оно направлялось на факты, ставящие ученика лицом к лицу с крупными явлениями взаимоотношений людей, которые он должен познать, чтобы быть в .состоянии судить о хороших и дурных сторонах общественного порядка» («Emile», стр. 368).

Таким образом, по мнению Руссо, политехническое образование дает возможность судить об истинной ценности общественного порядка: трудовые отношения должны служить мерилом социальных отношений, их справедливости. А чтобы в должной мере оценить эти трудовые отношения, ученик должен быть не пассивным зрителем их, а их активным участником. Лишь сам проделав работу, узнав на опыте всю ее сложность, трудность и пр., ученик в состоянии будет судить об общественном значении той или иной отрасли производства. При этом Руссо придает громадное значение тому, чтобы каждое ремесло, каждое производство изучалось не только как ремесло, но и как общественное отношение.

«К несчастью, мы не можем проводить всё наше время за станком. Мы не только учимся ремеслу, мы учимся жить по-человечески, а обучение этому последнему ремеслу труднее и длительнее, чем всякому другому. Как же мы поступим? Возьмем ли мы учителя столярного ремесла, который будет давать нам уроки по часу в день, как дает учитель танцев? Нет, мы не будем брать у пего уроков, мы сделаемся его учениками, мы будем не столько стремиться изучить столярное искусство, сколько стать столярами. Я держусь того мнения, что необходимо раз или два в неделю или реже проводить целый день в мастерской; надо вставать одновременно с мастером, работать рядом с ним, есть с ним за одним столом, слушаться его приказаний, и, удостоившись поужинать с его семьей, мы можем, если хотим, вернуться спать к себе, на свои жесткие постели. Вот каким способом изучают несколько ремесел зараз и как работают руками, не оставляя в небрежении изучение другого» («Emile», стр. 395).

«Другое преимущество, которое имеет накопление этих узких, но верных знаний, – это – показать их ему (воспитаннику) в их взаимоотношении и связи, дать ему возможность оценить каждое из них, предотвратить в нем переоценку, к которой склонно большинство людей по отношению к тем талантам, которые они культивируют сами, и недооценку по отношению к остальным; тот, кто хорошо видит порядок целого, видит место каждой части, тот, кто хорошо видит одну часть и знает ее основательно, может быть очень знающим человеком; первый будет человеком, способным к суждению, а вы помните, что мы ставили себе целью не столько знание, сколько суждение».

Итак, Руссо ценит политехническое образование и ставит его выше профессионального потому,'1) что оно дает подготовку к любой профессии; 2) что оно расширяет умственный кругозор ученика, дает ему возможность объять целое и правильно оценить соотношение частей; 3) что оно дает правильное мерило для оценки общественных отношений, покоящихся на труде; 4) что оно дает возможность составить себе истинное представление о существующем общественном порядке. Руссо хочет, чтобы его воспитанник «работал, как крестьянин, и мыслил, как философ» («Emile», стр. 397).

Таковы главные идеи о роли физического труда в деле воспитания, брошенные Руссо в обращение 150 лет тому назад.

Он не конкретизировал их, не пытался применить на практике, он больше ставил вопросы, чем разрешал их. По, может быть, благодаря именно их общей форме идеи Руссо приобрели такое универсальное влияние, намечая для деятелей различных стран лишь путь, направление и оставляя им полный простор для конкретного применения этих идей в особых экономических и политических условиях их страны.

Эти идеи не потеряли своего значения и теперь, 150 лет спустя, при совершенно иных, гораздо более развитых общественных условиях. Та постановка, которую давал делу Руссо, гораздо шире и жизненнее, например, постановки тех же вопросов в столь модных в настоящее время сельских воспитательных интернатах (Landerziehungsheime), где учатся лишь дети зажиточных родителей и где роль физического производительного труда, как в филантропинах, сводится к гигиеническим и узкопедагогическим целям. Размах Руссо был совершенно иной. Он говорил о физическом труде как об общественной обязанности, как о средстве стать свободным, независимым человеком, как о средстве приобрести широкий умственный кругозор и верное понимание общественных отношений. Такая постановка глубоко демократична, и потому наследие Руссо с глубокой благодарностью принимает рабочая демократия. Зато от этого наследия отрекается современная, одряхлевшая буржуазия. Предки ее, не отделявшие еще интересов своего класса от дела народа, превозносили Руссо; теперешняя буржуазия относится к Руссо холодно, свысока и хотя по традиции называет его «великим», по неизменно добавляет «утопистом». Причем под утопией понимает не только то, что действительно утопично в произведениях Руссо, но и его демократизм, его уважение перед «человеком», перед «трудом».

В конце XVIII в. Швейцария переживала переходный период. Капиталистическое производство проникло в крестьянскую Швейцарию и начало разлагать старые, патриархальные устои. Крестьянство дифференцируется. В своем романе «Лингард и Гертруда» Песталоцци описывает три разряда крестьянских хозяйств: 1) крупные крепкие хозяйства – много скота, лугов; работа ведется старым, заведенным порядком, с громадным напряжением: отсутствие всякой роскоши, строгая экономия, патриархально дисциплинированная семья, строгие нравы; отсутствие долгов; занимаются исключительно земледелием; 2) хозяйства средние, задолженные – стремление всеми средствами удержать за собой землю, погоня за всякого рода заработками, работа на фабрике, метанье, нервность; старые нравы разлагаются, семья меняет свой характер, менее в ней крепости, сплоченности; 3) наконец, хозяйства совсем разорившиеся; живут работой на фабрике, поденщиной; заставляют 5–6-летних детей прясть целый день, зарабатывают гроши, живут в грязи, пропивают последнее.