Именно Поппея толкнула Нерона в 59 г. на убийство матери, так как не надеялась при жизни Агриппины добиться его развода с Октавией и бракосочетания с нею самой. Решив умертвить мать, Нерон начал совещаться с приближенными о том, как это осуществить: посредством яда, оружием или как-либо иначе. Сначала остановились на яде (Тацит: «Анналы»; 14; 1, 3). Три раза Нерон пытался отравить Агриппину, пока не понял, что та заранее принимает противоядие. Тогда он устроил над ее постелью штучный потолок, чтобы машиной высвободить его из пазов и обрушить на спящую, но соучастникам не удалось сохранить замысел в тайне (Светоний: «Нерон»; 34). Наконец вольноотпущенник Ани-кет предложил хитроумный план. Он заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, тот распался на части и потопил ни о чем не подозревающую Агриппину. Этот ловко придуманный план был одобрен. Нерон отправился в Байи и пригласил сюда мать на праздник Квинкватров. Там он ласковым обращением расстроил ее страхи и подозрения, а напоследок крепко обнял и долго глядел ей в глаза. Однако не успел еще корабль отойти на достаточное расстояние от берега, как по данному знаку обрушилась отягченная свинцом кровля каюты Но Агриппину и сопровождавшую ее Ацероннию защитили высокие стенки ложа, выдержавшие тяжесть рухнувшей кровли. Корабль уцелел, так что обе женшины не были сброшены в море внезапным толчком, а соскользнули в него. Ацеронния погибла, но Агриппина, сначала вплавь, а потом на одной из встречных рыбачьих лодок добралась до своей виллы. У нее не осталось ни малейших сомнений в том, что ее собирались убить, но она сочла нужным это скрыть. К сыну Агриппина отправила вольноотпущенника Агерина с известием о своем спасении. Нерон был не на шутку напуган таким оборотом дела. Он объявил, что мать надо умертвить прежде, чем она успеет обвинить его в покушении. Присланного ею Агерина он велел задержать, подбросить ему под ноги меч и объявить, будто тот пытался убить принцепса. Аникет в окружении воинов отправился на виллу Агриппины. Говорят, что Агриппина, увидев его, пыталась сначала умолить о пощаде, но, заметив, как центурионы обнажают мечи, подставила им живот и воскликнула: «Поражай в чрево!» Ее прикончили, нанеся ей множество ран (Тацит: «Анналы»; 14; 3-8). По некоторым известиям, Нерон приехал осматривать обнаженный труп матери, внимательно оглядел и подверг разбору все ее члены, некоторые похвалил, другие побранил и пришел от этого занятия в такое возбуждение, что потребовал вина и тут же, возле ее тела, начал пьянствовать.
Окончательно избавившись от опеки, Нерон решил осуществить свою давнюю мечту. Еще в детские годы вместе с другими науками изучал он и музыку. Придя к власти, он тотчас пригласил к себе лучшего в то время кифареда Терппа и много дней подряд слушал его после обеда до поздней ночи. Теперь же он и сам начал постепенно упражняться в этом искусстве. Он не упускал ни одного из средств, каким обычно пользуются мастера для сохранения и укрепления голоса: лежал на спине со свинцовым листом на груди, очищал желудок промываниями и рвотой, воздерживался от плодов и других вредных для голоса кушаний. И хотя голос у него был слабый и сиплый, все же, радуясь своим успехам, он пожелал выступить на сцене (Светоний: «Нерон»; 20, 34). Впервые публично он выступил на специально организованных им ювена-лиях перед тщательно подобранной публикой, которая наградила его льстивыми и восторженными аплодисментами.
В 62 г. умер префект преторианцев Бурр, один из ближайших наставников Нерона (ходили упорные слухи, что Нерон под видом лекарства послал ему яд), а вслед за тем последовало быстрое охлаждение принцепса к Сенеке. Сенеку обвиняли в том, что он чрезмерно богат, что, будучи автором многих речей Нерона, он присваивает себе славу его красноречия, что он осуждает новые увлечения Нерона — скачки и пение, и за глаза насмехается над его голосом. Впрочем, одного последнего обвинения достаточно было для того, чтобы Сенека из первого друга превратился в злейшего врага: нападок на свой голос Нерон не прощал никому. Ближайшим человеком при Нероне становится новый префект преторианцев Тигеллин. По его наущениям Нерон без всякого суда приговорил к смерти и казнил двух знатных сенаторов, Плавта и Суллу, так как опасался их популярности в войске. Сенат задним числом одобрил эти убийства. Получив сенатские постановления и увидев, что все его преступления принимаются как выдающиеся деяния, Нерон изгнал Октавию, объявив, что она бесплодна, и тотчас же сочетался браком с Поппе-ей. Но и добившись своего, Поп-лея не перестала преследовать прежнюю соперницу: она побудила одного из слуг Октавии обвинить госпожу в прелюбодейной связи с рабом. Началось следствие, которое хоть и велось со многими злоупотреблениями, не смогло доказать этой наглой клеветы. Нерон ограничился пока тем, что сослал Октавию в Кампанию. Тем временем Аникет, убийца Агриппины, снова поспешил оказать Нерону грязную услугу и стал повсюду распространять слухи о том, что Октавия была его любовницей. Основываясь на этой, им же самим пушенной сплетне, Нерон обвинил Октавию в том, что она, задумав переворот, соблазнила префекта его флота и даже была беременна от него (при этом забыли, что совсем недавно обвиняли ее в бесплодии). Несчастную заточили на острове Пандатерии, а спустя несколько дней объявили, что она должна умереть. Поскольку сама она никак не хотела покончить с собой, ей насильно вскрыли вены на руках и ногах. Поппея даже этим не была удовлетворена: в ознаменование своего торжества она велела отрезать голову Октавии и привести ее в Рим (Тацит: «Анналы»; 14; 15, 51-52, 57, 60, 62).
Между тем Нерон со дня на день проникался все более страстным желанием выступить на сцене общедоступного театра; до сих пор он пел лишь у себя во дворце или в своих садах на ювеналиях, к которым относился с пренебрежением, считая их слишком замкнутыми для такого голоса, каким он, по его мнению, обладал. Однако, не решившись начать сразу с Рима, он избрал Неаполь, представлявшийся ему как бы греческим городом (Тацит: «Анналы»; 15; 33). В день его выступления в 64 г. театр дрогнул от неожиданного землетрясения, но Нерон не остановился, пока не кончил начатую песнь. После этого он часто выступал в Неаполе и пел по несколько дней. Потом дал себе короткий отдых для восстановления голоса, но и тут не выдержал одиночества, из бани явился в театр, устроил пир посреди орхестры и по-гречески объявил толпе народа, что когда он промочит горло, то уже споет что-нибудь во весь голос. Ему понравилось мерное рукоплескание александрийцев, которые во множестве приехали в Неаполь, и он вызвал из Александрии еще больше гостей; не довольствуясь и ими, он сам отобрал юношей всаднического сословия и пять с лишним тысяч дюжих молодцов из простонародья, разделил их на отряды и велел выучиться рукоплесканиям всякого рода — и «жужжанию», и «желобкам», и «кирпичикам», а потом вторить ему во время пения. Главари их зарабатывали по 400 000 сестерциев.
После этого принцепс возвратился в Рим и предался самому необузданному разврату. И сам он, и его приближенные давали в этот год множество пиров, на которых забывались всякие приличия. Пиршества Нерона затягивались с полудня до полуночи; время от времени он освежался в купальнях, пировал и при народе, на искусственном пруду или в Большом цирке, где прислуживали голые гетеры и танцовщицы со всего Рима. Когда он проплывал по Тибру в Остию или по заливу в Байи, по берегам устраивались харчевни, где было все готово для бражничества и разврата и где одетые шинкарками матроны отовсюду зазывали его причалить.
Мало того, что жил он и со свободными мальчиками, и с замужними женщинами: он изнасиловал даже весталку Рубрию. Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женшиной: он справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с приданым и факелом, с великой пышностью ввел его в свой дом и жил с ним как с женой. А собственное тело он столько раз отдавал на разврат, что едва ли хоть один его член оставался неоскверненным. В завершение он придумал новую потеху: в звериной шкуре он выскакивал из клетки, набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и, насытив свою похоть, отдавался вольноотпущеннику Дорифору; за этого Дорифора он вышел замуж, как за него — Спор, и при этом кричал и вопил, как насилуемая девушка. Наблюдая за этим, римляне в ужасе ожидали возмездия со стороны богов, и действительно, в тот самый год в столице разразился невиданный по силе со времен галльского нашествия пожар, уничтоживший большую часть города и погубивший бесчисленное множество людей. Впрочем, и в этой беде обвиняли принцепса. Говорили, что ему претили безобразные старые дома и узкие кривые переулки, поэтому он и велел поджечь Рим, притом настолько открыто, что многие консуляры ловили у себя во дворах его слуг с факелами и паклей, но не осмеливались их трогать. Шесть дней и шесть ночей свирепствовало бедствие, а народ искал убежище в каменных памятниках и склепах. Кроме бесчисленных жилых построек, горели дома древних полководцев, еще украшенные вражеской добычей, горели храмы богов, возведенные и освященные в годы царей, горело все достойное и памятное, что сохранилось от древних времен. На этот пожар Нерон смотрел с Меценатовой башни, наслаждаясь, по его словам, великолепным пламенем, и в театральном одеянии пел «Крушение Трои» (Светоний: «Нерон»; 20, 27-29, 37-39). Идя навстречу изгнанному пожаром и оставшемуся без крова народу, Нерон открыл для него Марсово поле, все дома Агриппины, а также свои собственные сады и, кроме того, велел срочно возвести строения, чтобы разместить в них толпы обездоленных погорельцев. Из Остии и ближайших муниципиев было доставлено продовольствие, а цена за зерно снижена до трех сестерциев (Тацит: «Анналы»; 15; 39).
