Игра была рискованной. Если Ларионов не причастен к строительной фирме, он поверит, что её владельцем был Маркелов, и начнет рассказывать про своего бывшего сослуживца. Но если все же причастен к фирме, а значит, и к афере с подрядным договором, то он тут же поймет, что его берут на понт, потому как в этом случае будет уверен, что никакой Маркелов в афере участвовать не мог. Он тут же закроется и не скажет ничего. Но риск стоил свеч. В любом случае он как-то проявит свою истинную сущность — бросит неосторожное слово, расскажет что-то такое, чего ещё не знают оперативники, назовет какие-нибудь фамилии. Опасность разоблачения часто заставляет человека делать неадекватные, непродуманные поступки. На это и рассчитывал Самохин. Но реакция Ларионова удивила даже его.

— А кто такой, этот Маркелов? — невинно поинтересовался Ларионов, когда ему назвали эту фамилию.

«Понятно, — ехидно подумал полковник. — Сейчас начнет от всего отпираться. Даже от очевидных фактов». Но на всякий случай спросил:

— Совсем его не помните?

— Нет. — Ларионов смотрел на Самохина чистым невинным взглядом, так что полковник даже начал сомневаться в его знакомстве с Маркеловым. Может, они чего напутали, и не было никогда такой фамилии в биографии Ларионова. Трудно представить, чтобы человек забыл того, кто работал в его фирме.

— Вы с ним работали в одной фирме лет пять-шесть назад. Кажется, эта фирма продавала унитазы.

Ларионов даже вспыхнул, словно его обвинили в том, что он продавал не обычные унитазы, а ворованные. Мол, лазил по квартирам, снимал это самое и тащил на базар.

— Да, у меня была фирма, которая торговала сантехникой, в том числе и унитазами. Что здесь зазорного? Если бы все считали для себя недостойным торговать унитазами, то, простите, на чем бы люди сидели?

— Да нет, ничего в этом зазорного нет, — согласился полковник. — Торгуйте себе, чем угодно. Конечно, кроме наркоты и оружия. Дело ведь не в этом. Нас интересует другое. Маркелов-то у вас работал или нет?

— Кажется, работал, — начал вспоминать Ларионов. — Да, работал. Такой шустрый парень, оборотистый, говорливый. Я его давно не видел.

— И после развала фирмы вы никаких отношений с ним не поддерживали?

— Нет. Фирма развалилась, все разбежались. Так что мы разошлись, как в море корабли. А зачем он вам, собственно?

Полковник насупился и сурово сдвинул брови, пытаясь одним этим запугать Ларионова ещё до того, как начать предъявлять ему обвинение. Ларионов, тем не менее, не задрожал и не стал каяться и бить себя в грудь. Никто не заметил на его лице ни малейших признаков страха. Похоже, хорошим актером оказался этот коммерческий директор. Даже не занервничал.

— А затем, что у нас есть данные, что вы продолжаете поддерживать с ним не только личные, но и деловые отношения, — пригвоздил Костя. Конечно, никаких сведений на этот счет не было, но на всякий случай стоило проверить реакцию.

— Разве? — искренне удивился Ларионов. — А у меня таких данных нет.

— А как вы можете объяснить такое странное обстоятельство? — Самохин пристально смотрел ему в глаза, пытаясь уловить малейшее изменение его поведения. — Кизляков заключает договор с фирмой, совладельцем которой является ваш знакомый Маркелов, и даже выплачивает ей аванс в сто шестьдесят пять тысяч долларов. Сумма немалая, заметьте. После чего благополучно отправляется в мир иной.

Наверное, Ларионов понял, что все ждут от него раскаяния, он поджался, и взгляд его стал какой-то затравленный. Казалось, он подумал о том, что ему придется провести эту ночь в камере. Во всяком случае, он стал нервно переводить взгляд с одного опера на другого, надеясь уяснить, кто из них самый доброжелательный.

— Никак не могу объяснить, — наконец, прошептал он. — Это совпадение. Случайность. Я здесь не при чем. Вы что, подозреваете меня в сговоре с ним?

— Мы подозреваем всех, — резко бросил Костя. — Всех сотрудников фирмы поголовно. Даже уборщицу, которая появляется с утра на час. Поэтому проверять будем тоже всех. Начали с вас. И первое, что мы обнаружили: главный кидала — ваш знакомый. Невольно напрашивается вывод.

Ларионов заметно нервничал. У него забегали глаза, он зашевелил руками, не зная, куда их девать, завертел головой. Вынул пачку сигарет, закурил без разрешения. Полковник не стал делать ему замечания, боясь спугнуть страх, который может заставить Ларионова развязать язык.

— А что, вы полагаете, Кизлякова кинули перед тем, как убить?

— Именно это и полагаем, — кивнул Костя. — Во всяком случае, деньги, которые он взял в качестве кредита, растворились в небытие.

— И это сделал Маркелов? — испуганно прошептал Ларионов.

— Он самый, — подтвердил Костя.

По всему поведению Ларионова было похоже, что он к фирме «Лика-строй» не имеет никакого отношения. Если бы имел, то удивился бы не тому, что Маркелов — главный кидала, а тому, откуда он-то взялся в их компании. Скорее всего, он задал бы вопрос иначе. Наверняка, спросил бы про то, с какого боку тут Маркелов. Он же спрашивает так, словно не сомневается в причастности бывшего сослуживца.

— Я встречался с ним полгода назад, — вдруг признался он.

— Зачем?

Ларионова понесло на признания. Он понял, что если не расскажет все, как есть, его точно отведут в камеру и станут бить, пока не признается. Лучше сразу сказать правду, чем потом эту правду из тебя будут выбивать силой.

— Случайно, в ресторане. Он подсел за мой столик, я был с подругой. Начал расспрашивать, где я работаю. Я рассказал про нашу фирму, про генерального директора. Он очень подробно все расспрашивал. Я просто забыл об этом.

«Так, кажется, началось, — подумал Самохин. — Теперь начнет все валить на Маркелова. Нашел козла отпущения. Вернее, они нашли ему козла. Кинули приманку, он заглотнул. Значит, причастен и хочет отмазаться от всего. Даже таким дешевым способом. Осталось поймать его на вранье».

Ларионов стал рассказывать, как и что выспрашивал Маркелов, о том, что он интересовался планами шефа, финансовыми успехами и перспективой роста. И под конец монолога подвел черту, что, мол, все ясно, как божий день — вот этот мерзавец Маркелов устроил аферу и грохнул Бориса Кизлякова.

Самохин внимательно слушал его восклицания и решил прекратить спектакль.

— Маркелов не мог заказать Кизлякова, — отчетливо сказал он.

— Почему? — удивленно спросил Ларионов, словно нисколько не сомневался в том, что заказал именно Маркелов.

— Потому как он не является совладельцем фирмы «Лика-строй» и к этому делу не имеет никакого отношения.

Ларионов удивился ещё больше, нежели когда впервые услышал знакомую фамилию.

— Это он вам так сказал?

— Это нам сказал один из действительных владельцев фирмы. Точнее, он нам перечислил всех так называемых сотрудников этой фирмы. И фамилии Маркелова среди них нет. Мы хотели вас просто проверить. Брали на понт, как говорят в камерах нашего изолятора. Так что вам остается только сознаться во всем.

На Ларионова нельзя было смотреть без слез. До того он стал испуганным и жалким.

— В чем?

— Вы хотите, чтобы мы провели очную ставку? Можем устроить?

Ларионов испуганно переводил взгляд с одного на другого. Лица оперативников были спокойны и хмуры, как у родственников покойного на похоронах. Он тяжело сглотнул.

— Но я не имею никакого отношения к этой строительной фирме, — забормотал он. — Я вам говорю истинную правду. Борис сам мне прожужжал все уши насчет кредита и сам вляпался в это дело. Почему вы думаете, что это я устроил аферу с кредитом?

— Потому что больше некому! — мрачно высказался Костя. Это был его любимый довод, и в принципе, возразить ему было нечего.

Ларионов посмотрел на него жалостливо, как будто Корнюшин тот самый судья, который назначает ему количество лет для отсидки.

— Но я не убивал Бориса! — выкрикнул он. — Это было совершенно не нужно. Мне даже и в голову такое не могло прийти!

Самохин поймал его на слове. Это он делать любил, и делал мастерски.