Скорая, вызванная кем-то по недоразумению, торчала во дворе. Врач не долго колдовал над телом, только пощупал артерию на шее, глянул зрачок, констатировал смерть и умыл руки. Молоденькая медсестра, ещё не успев наглядеться на покойников, предпочла из машины вообще не выходить. Они подождали дежурных ментов, передали им тело с рук на руки и уехали, сославшись на огромное количество вызовов.
Менты отогнали любопытных жильцов, тем более что ни один из них не мог опознать убитого. Знали его давно, видели сотни раз, но кто он и чем занимается, так и не смогли сказать. Опознала его только одна женщина — вдова. Но она смогла назвать только его фамилию — Кизляков, потому как находилась в шоке и пока ничего путного рассказать просто не могла. Она сидела прямо на земле рядом с трупом мужа, лежащим между машинами, растирала слезы и качала головой. Менты сообщили по рации в управление и стали ждать оперативную группу.
Только минут через сорок подъехали две машины с оперативниками. Из них высыпало человек десять от мала до велика. Эксперты под руководством капитана Коли Балашова тут же принялись изучать место преступления, вынюхивать следы, искать гильзы и отпечатки ботинок. Следов, конечно, была масса, и отсеять из них те, что оставлены преступниками, оказалось непросто. Проще всего было найти гильзу, отмерить от неё расстояние до пистолета, выщелкнувшего её, и в этом радиусе искать следы ног. Вот этим они и занялись.
Медэксперт Лена Муравьева, вполне молодая и симпатичная девушка, принялась изучать пулевые отверстия на теле несчастного Кизлякова, расстегнув ему пиджак с рубашкой и заголив живот и грудь. В оперативной группе уже никто не удивлялся тому, что молодая девушка исследует трупы. Может быть, она и нашла бы для себя более подходящую профессию и занялась бы чем-нибудь менее кровавым, но Елена считала судмедэкспертизу своим призванием. Неважно, каким дерьмом ты занимаешься, главное, быть в этом деле виртуозом.
Руководитель сего действа полковник Самохин бросил быстрый взгляд на труп Кизлякова, сразу все понял и распорядился препроводить вдову убитого к ней в квартиру для дачи показаний. Сейчас было самое важное — получить свидетельство по свежим впечатлениям, потом они могут потускнеть или даже забыться.
— Приведи её в чувство, — сказал он медэксперту Лене, — чтобы она могла нам хоть два слова сказать — кто и когда. А если повезет, то скажет, за что.
— Мне надо тело как следует осмотреть, Аркадий Михалыч, — попробовала возразить Лена и тут же пожалела о своих словах, увидев строгий взгляд полковника из-под седых пушистых бровей.
— Чего его смотреть? — буркнул Самохин. — И так невооруженным взглядом видно, что одна пуля в легком, другая в голове.
— Да, похоже, других ранений нет, — согласилась с его выводами Лена.
— Ну, вот видишь! Давай, Леночка, действуй. Через пятнадцать минут вдова должна забыть, что у неё был когда-то муж и рассказать нам все объективным взглядом равнодушного свидетеля.
Лена с помощью одного из оперов приподняла жену Кизлякова с земли и поставила на ноги. Галантно поддерживая под руку, мент повел несчастную женщину к подъезду. Лена собрала свой кофр с набором всевозможных препаратов и отправилась вместе с ними выполнять приказание полковника, надеясь с помощью валидола и валерьянки восстановить нормальную деятельность её рассудка.
Капитан Костя Корнюшин и его напарник, старший лейтенант Тарасенко, занялись поиском свидетелей. Свидетелей было хоть отбавляй, поэтому искать долго не пришлось. Целая толпа окружала стоянку машин, разного пола и возраста жильцы, среди них вертелись пацаны, пытаясь подойти поближе к телу, несмотря на выставленный кордон. Правда, количество свидетелей не всегда переходит в качество показаний. Видели-то все, а вот рассказать толково, с подробными деталями, не привирая и не путая, могут немногие.
— Кто из вас чего видел? — задал сакраментальный вопрос Костя, обращаясь ко всем сразу и надеясь, что кто-нибудь на его призыв обязательно откликнется.
Однако присутствующие жильцы качали головами и спешили скрыться в своих квартирах, чтобы не торчать на виду у милиции, а посмотреть на происходящее из окон. Осталось только человек десять самых любопытных, которых не отогнать от места преступления ни за какие коврижки.
— Вот люди! — огорчился Костя. — Как на труп пялиться, так за уши не оттащишь. А как давать свидетельские показания, так нет никого.
Оставшиеся любопытные проявили свой гражданский долг и стали вспоминать, как было дело. Иного хлебом не корми, дай только рассказать то, чего, может быть, он сам и не видел. Поэтому их показания были довольно противоречивы, так что отнести их к достоверным можно только с большой натяжкой.
— Я прекрасно все видела, — заявила сердобольная старушка. — Он стукнулся головой о дверцу, когда залезал в машину. Так сильно стукнулся, что даже упал. Вот от этого у него и кровь на лице.
— А я видела, что он упал до того, как открыл дверцу, — заспорила с ней соседка. — У него, наверное, сердце прихватило. Какой-то молодой человек хотел ему помочь, понял, что не сможет, быстро сел в темную машину, которая стояла рядом, и уехал. Наверное, поехал за доктором.
— Дуры! — сказал седой ветеран в офицерских брюках и драной куртке. — Какое сердце, когда у него дырка в голове! Этот, из темной машины, в него и стрелял. Только я не понял, из чего. Выстрелов-то не было! Может, он ему какой железякой голову пробил?
— А вообще я вам так скажу! — не согласился с ними со всеми местный алкаш. — Он был жмот порядочный! Никогда у него и пятерки не выпросишь.
Корнюшин и Тарасенко уже потеряли всякое терпение, пытаясь хоть как-то согласовать их разноречивые показания и выудить что-либо достойное внимания и похожее на правду, как вдруг сзади раздался спокойный, уверенный мужской голос.
— Я видел все!
Оперативники резко обернулись.
Мужчина средних лет в спортивном костюме стоял в метре от них и спокойно ждал, когда оперативники обратят на него внимания. Он чувствовал важность момента и собирался рассказать все обстоятельно, не торопясь и ничего не путая. А толковый рассказ не терпит суеты.
Костя шагнул к нему. Мужчина вызывал доверие именно своим спокойствием.
— Что вы видели?
— Все! Я с собакой гулял. Все произошло на моих глазах.
— Одну минуточку. — Костя кивнул Тарасенко. Тот побежал к машинам за Самохиным, чтобы сообщить ему радостную весть — отыскался хоть один порядочный свидетель, на показания которого можно положиться. Остальные пока не вызывали доверия, и их показания сгодились бы только разве что участковому для протокола.
Полковник поспешил посмотреть на смельчака, готового добровольно взвалить на себя ношу свидетеля. Довольно тяжелая обязанность, надо заметить, быть свидетелем. Она связана с большой потерей времени на период длительного следствия, лишней нервотрепкой, да ещё и с публичным выступлением на процессе. Если, конечно, свидетель до него доживет. Не каждый отважится на такое.
— Как ваша фамилия? — для начала поинтересовался Самохин.
— Чекмарев, — сказал свидетель. — Я в этом же подъезде живу. Убитого видел много раз. Правда, познакомиться так и не удалось. Вот так, встречаешь человека чуть ли не каждый день на протяжении многих лет, и даже не знаешь ни имени его, ни фамилии.
— Кизляков его фамилия, — подсказал Костя. — Так что вы видели?
— Их было двое, — сообщил Чекмарев. — Один стрелял, другой сидел в машине. Кизляков хотел сесть в свою машину, а этот парень, длинный такой, подошел и выстрелил ему в спину. Кизляков упал, а парень нагнулся и ещё раз выстрелил ему в голову. Затем быстро сел в машину, и они уехали.
— Описать можете? — уточнил Тарасенко.
— Конечно. Я ведь врач. Ко мне масса людей приходит. И каждого запоминаю сразу. Глаз натренирован. Тот, который стрелял, был высокого роста, худой, в черной куртке и черных спортивных брюках. Лицо небритое, вытянутое, с длинным носом. Второго запомнил хуже. Он же в машине сидел. Стекло бликовало. Но голова округлая, видно, плотный человек, если не сказать, толстяк. К сожалению, я его видел со спины и лица не разглядел.