Он вложил в свои слова всю строгость, на какую был способен. Даже его ангельскому терпению пришел конец. Он ещё раз сильно пожалел, что взял с собой отца. Старик все дело может испортить своими высказываниями. На встречу с банкиром он его точно не возьмет. Даже если Марина будет валяться у него в ногах, умоляя забрать с собой папаню.

Они сидели и ждали, не сморозит ли отец ещё что-нибудь. И тогда его можно будет спокойно попросить выйти. Федя решил, что слова Ильи возымели действие, и отец больше не произнесет ни слова. И поэтому продолжил.

— Короче, так! Договорись с ним о встрече, оденься поприличней, я тебе свою тачку дам, чтобы он видел, на чем ты приехал и уехал. Мобилу возьми. Есть у тебя мобила?

— Нет, — честно признался Илья.

— Я тебе свою дам. Без мобилы ты никто. Конь без пальто. Пригласишь его после работы в ресторан. Закажешь приличный стол. Там и проси кредит. Они в ресторане всегда дают.

— А если в пивную пригласить, не даст? — буркнул отец.

Федя раздраженно обернулся. Его глаза налились праведным гневом.

— В пивной, папаша, пьяные сантехники дневную выручку пропивают. А в кредит можно только фингал под глазом получить!

Илья не выдержал.

— Ты дашь мне поговорить с человеком или нет!

— Да говори, кто тебе мешает! — огрызнулся отец. — Смотри только потом, последние штаны не потеряй!

Федя был вне себя от ярости.

— У твоего папаши, Илья, превратное представление о бизнесе. Привык в совке ждать милостей от начальства. Когда все спускали сверху и ни о чем не надо было думать. А сейчас булки с маслом не получишь, пока сам в неё зубами не вцепишься!

— Или другому в горло! — сказал отец, открыл дверцу и вылез из машины. Быстро пошел ко входу в метро.

— Что-то он сегодня не в духе. Извини, Федь. Я тебе потом позвоню. Когда договорюсь о встрече.

Илья тоже вылез из машины и побежал за отцом. Догнал через полсотни метров. Отец уже заходил внутрь, не оглядываясь и не надеясь, что Илья пойдет за ним. Но Илья догнал, дернул за локоть.

— Ты чего на него взъелся? Что он тебе сделал?

Отец шел напролом к турникетам, вынимая пенсионное удостоверение и не оглядываясь на сына.

— Не связывайся ты с ним, — на ходу буркнул он.

— Почему не связываться?

— Прохиндей он!

— Да почему сразу прохиндей? С чего ты это взял?

Отец притормозил, бросил взгляд на Илью.

— По глазам вижу! — И шагнул на эскалатор.

Димон провалялся в бреду ровно сутки. В основном спал, изредка вздрагивал, кого-то ругал, что-то бормотал, иногда вскрикивал. Киря даже не мог включить телевизор, послушать музыку без наушников. Боялся, что напарник проснется и станет орать. Поэтому он и не видел, как по двум программам прогнали его фотографию с предложением к гражданам сообщить органам любую информацию о нем. Конечно, с предложением к тем гражданам, которые знают, кто это такой. Для остальных граждан кирюхина физия не говорила ничего. Они с Димоном были залетные, так что никто из родственников, друзей и знакомых их заложить не мог, поскольку таковых у Кирюхи здесь просто не было, а соседям они старались на глаза не попадаться. Единственный знакомый — Тихий.

К середине следующего дня Димон немного пришел в себя, очнулся, потребовал жратвы. Киря открыл мясные консервы, подогрел, сварил макароны. Он не выходил из квартиры, как наказал Тихий, и был за домохозяйку, правда, кроме вареных макарон из кулинарии больше ничего не умел.

Когда они обедали, заявился Тихий. Он был мрачен как никогда и зол на весь мир. Просто весь кипел злобой. Обычно его таким не видели. Он всегда умел владеть собой в любых ситуациях, был спокоен и невозмутим, даже когда что-то не получалось. Первого клиента пришлось поджидать три дня, сидя в машине с утра до вечера. Парни чертыхались, потеряв всякое терпение. Тихий же слился с сиденьем, молча застыв в одной позе и не произнося ни звука. Но сейчас он был похож на зверя.

— Жрете? — сказал раздраженно. — А мне и куска хлеба проглотить некогда.

И положил на стол между тарелок небольшую пачку баксов. Парни так и продолжали молча есть, боясь каким-нибудь неосторожным словом задеть шефа и не отрывая взгляда от пачки. Покончив с едой, Киря взял деньги, начал медленно считать. Димон молча следил за его подсчетом, шевеля одними губами.

— Телик не смотрите? — вдруг спросил Тихий.

— Не-а, — мотнул головой Киря. — Че там смотреть? Голых баб не показывают. А депутатские хари осточертели.

— А у меня боль в руке, — хмыкнул Димон и потрогал перевязку. — Я лежу.

— И это правильно, — согласился Тихий. — От телика один вред. Особенно когда криминал показывают. Такая лажа! Этого они поймали, того поймали. И показывают пьяниц каких-то, которые рядом с ментурой под забором валялись. Скажите, доблесть — пьяницу взять!

— Во-во! — согласился Димон. — Ты попробуй «парикмахера» взять! Ни в жизть ни одного…Скольких уже причесали: и журналюг, и банкиров, и политиков, и простых новых. Хоть бы одного братана живьем показали. Мы бы хоть знали, кто в нашем цеху ещё работает. Солоник и тот по глупости попался — пошел на рынок за пивом.

Киря продолжал внимательно и неторопливо считать купюры.

— Знаете, почему не могут взять? — вкрадчиво спросил Тихий.

— Ну?

— Потому что «парикмахеры» не оставляют после себя никаких следов. Настоящие «парикмахеры», — с нажимом проговорил Тихий и спросил Кирю: — Ну что, все точно?

— Точно, — ответил Киря и разделил деньги на две равные пачки, одну положил на стол перед собой, другую перед Димоном.

— Ну и ладно… — спокойно сказал Тихий.

Затем вынул из-за пазухи «макаров» с глушаком и выстрелил Кирюхе в голову.

Киря дернул башкой и повалился на пол. Димон тупо смотрел на него, словно не понимая, почему это приятель вдруг свалился с табуретки. И только когда из-под головы Кирюхи стало растекаться красное пятно, поднял удивленный взгляд на того, кто держал в руке ствол. Тихий хмуро и твердо смотрел ему в глаза. Димон испуганно дернул щекой, ожидая выстрела. Но выстрела не было. Тихий спокойно убрал ствол обратно под куртку, продолжая смотреть на Димона.

— За что? — с трудом разлепив губы, прошептал тот.

— За все хорошее, — хмыкнул Тихий.

— А я?

— Тоже хочешь?

Димон судорожно помотал головой. Тихий опустился на табуретку. Взял со стола деньги, сложил в одну пачку, пододвинул Димону.

— Все твои. По наследству.

Димон перевел взгляд на деньги, но притрагиваться не стал. Мучительно решал для себя моральную проблему — брать или отказаться. Все-таки на них кровь другана. Хотя на всех деньгах чья-то кровь, а чья она — дело десятое. Если тебе дали зарплату, то ты просто рад и не задумываешься над тем, в какой переделке эти деньги побывали, и кто заплатил за них своей кровью.

Толяну надоело тянуть резину.

— Короче. Вы телик не смотрели. А зря. Полдня по всем каналам рожу кирюхину крутят. Завтра будут крутить на всю страну. Послезавтра какой-нибудь дебил позвонит в ментуру и назовет его фамилию и адрес. Через два дня вас найдут. Вы расскажете про меня. А я ещё жить хочу. Усек?

— Угу, — кивнул Димон.

Тихий поднялся, пошел в комнату, забрал оставшиеся от перевязки бинты и вату, вернулся на кухню, опустился на одно колено рядом с телом, приподнял Кире голову и начал профессионально перематывать её бинтом, предварительно заткнув кровавую дырку пучками ваты. Перемотав, завязал бинт на прочный бантик, поднялся с колена, подхватил тело Кири под мышки.

— Бери.

Димон с трудом сообразил, что от него хотят, вскочил с табуретки, подхватил кирюхины ноги, превозмогая боль в руке. Они оторвали тело от пола и понесли в комнату, положили на палас у стены. Киря уткнул лицо в стену, и, как показалось Димону, крепко уснул. Димон стоял, сгорбившись, и, не отрываясь, смотрел на него. Он все не мог поверить, что десять минут назад его друг ещё лопал макароны, а теперь заснул вечным сном.