— Это отвлекает, — сказала Марина. — Я не могу сидеть и спокойно ждать, когда ты на что-то решишься.

— Все! Все! — крикнул Илья. — Я уезжаю! Сейчас же! Меня здесь больше нет! Нет! Отец не может без сюрпризов!

Ну вот и все, такое дело накрылось, даже не начавшись! Теперь он не сможет воспользоваться предложением Феди, Федя не захочет ждать и отдаст эту сделку на разработку другому парню, более поворотливому и практичному, которому нет дела до родных и близких. Вон у него какой штат дармоедов! Наверняка среди них найдется хоть один шустряк, который провернет сделку в один момент. А он, Илья, останется без работы. Вряд ли Федя станет предлагать ему ещё какое-нибудь дельце, если он не справился с первым.

Илья вынул из кармана записную книжку, подскочил к телефону, схватил трубку, судорожно набрал федин номер. Долго слушал длинные гудки. Да, как назло, Феди нет дома. Скорее всего, он отдыхает по ресторанам и появится не раньше двенадцати. Теперь даже невозможно сообщить ему об уважительной причине. Илья вынул визитку, набрал номер Романа, с которым так и не успел познакомиться. Может быть, тот согласится подождать несколько дней со своим товаром. Тоже тишина. Вот так, по одной простой причине сделка может не состояться. Правда, причина серьезная и вполне достаточная для того, чтобы оправдать его неспособность эту сделку провернуть. Эта причина — его отец. Жизнь которого, конечно, важнее всех сделок вместе взятых.

И Илья швырнул трубку на телефон. Потом пошел на кухню, быстро перекусил парой бутербродов, взял деньги и паспорт, оделся и отправился на вокзал в надежде уехать вечерним поездом, если таковой вообще есть.

Поезд, к счастью, был, Илья, к счастью, на него успел, и даже с билетом не было проблем. И сейчас он сидел у вагонного окна и смотрел на проплывающие мимо пейзажи. Было раннее утро. В утреннем тумане мелькали голые деревья и перепаханные поля. Это навевало смертельную тоску. Илья ехал всю ночь в этом плацкартном вагоне и уже подъезжал к райцентру Клязмино. От него до деревни Тучково, где живет отец, рукой подать. Или уже правильней сказать: «жил». От этой мысли у него становилось невыносимо скверно на душе.

Да ещё дело развалилось на корню. Ни до Феди, ни до Романа он так и не дозвонился. Станет ли этот неведомый Колобродов его ждать, ведь на похороны, если они действительно понадобятся, уйдет дня три. Скорее всего, тот отдаст товар кому-нибудь другому, ведь бизнесмены — люди торопливые, все им надо побыстрее и без задержки. И Илья опять окажется не у дел, в своем магазинчике, с которым хлопот уйма, а прибыли никакой. Да, он бросил все ради отца — с таким трудом налаженный контакт и возможность получения серьезной работы. А что, не ехать? Может, отец и вправду при смерти. Если Илья не успеет застать его в живых, он себе этого никогда не простит.

Сколько лет прошло, как отец ушел от них? Лет двадцать пять? Нет, больше. Двадцать шесть. Тогда он купил дом в деревне и поселился там навсегда. Иногда приезжал к ним в Белокаменск, но очень редко, иногда Илья отправлял к нему на лето дочь. Уже года два он не видел отца. В каком он сейчас состоянии? Илья откинул голову на спинку сиденья, закрыл глаза и почти сразу увидел свой сон.

Лазерный луч проходил через фильтры и решетки, отражался от зеркал, рассеивался и падал на экран фантастическим рисунком. Вдруг заработал проектор, и на экране возникло хорошо различимое голографическое изображение фигурок людей. Они двигались, перемещались в кадре, поворачивались и махали руками. При этом фигурки были объемными, но все же лица людей ещё казались размытыми и нечеткими.

Сон сразу пропал, как только поезд остановился.

Илья вышел на перрон, потом быстро протопал на привокзальную площадь, нанял скучающего частника и через двадцать минут был уже в сельской местности с её утренней звенящей тишиной, легким обволакивающим туманом и далеким лаем собак. Деревенька Тучково, где жил отец, была небольшая, домов двадцать, сгрудившихся вокруг магазина и почты. Но что-то в ней было уютное и умиротворяющее, то, чего напрочь лишен любой город с его бестолковой суетой и грязью.

Они доехали прямо до дома. Илья расплатился, отпустил машину, шагнул через канаву к невысокому забору из штакетника, повернул изнутри деревянную вертушку и открыл калитку.

Одноэтажный рубленый домик с продавленной крышей в три окна на фасаде красовался за жалкими деревцами и пугал своей мертвой тишиной. Илье даже показалось, что в доме не живут уже как минимум год, до того он мрачен и безмолвен.

Илья прошел по садовой дорожке, поднялся на крыльцо, ведущее на застекленную веранду, постоял в нерешительности, прислушиваясь к возможным звукам изнутри дома. Но ничего не услышал, потянул ручку и дернул дверь на себя.

С веранды пахнуло резким запахом старых валенок и лежалой пыли. Среди всевозможного садового инвентаря стояла себе в углу прислоненная к стеночке крышка от гроба в голубой материи. Так, ненавязчиво стояла, но от её вида у Ильи все сжалось внутри, и он, не отрывая взгляда от крышки, стал нащупывать ручку двери, ведущую в комнату. Наконец, так и не найдя её, ухватился за выпирающую штакетину и со всей силы толкнул дверь внутрь.

В передней комнате посередине стоял круглый обеденный стол с двумя стульями по бокам, на столе блюдо с яблоками, по стенам тумбочка с телевизором, шкаф с посудой, комод с часами. В углу русская беленая печка с наваленными под ней дровишками. Довольно милая уютная обстановочка. Только вот не очень светло — два маленьких окошка совсем не освещают комнату, а только наводят мрак.

Илья шагнул к столу и заглянул в открытую дверь, которая вела в дальнюю комнату. Там на металлической кровати с круглыми шишечками, отвернувшись к стене, лежал на боку человек. Его седая голова торчала из-под драного одеяла. Скорее всего, человек был жив, поскольку спал без задних ног. По комнате разносился мощный храп.

— Отец! — громко сказал Илья.

Человек никак не отреагировал, словно не спал перед этим трое суток и сейчас наверстывал упущенное.

Илья быстро направился в спальню, подошел к кровати, потряс спящего за плечо.

Отец вскрикнул, разлепил глаза и повернул голову, силясь узнать того, кто посмел нарушить барственный сон. Похоже, если бы это был не родной сын, а чужак, тому бы крепко досталось за такое хамство.

— А, это ты, Илья! Чего в такую рань?

— Как чего?! — удивился Илья. — Так ты же телеграмму прислал! Помираю! Приезжай! Я и лечу сюда! Всю ночь на колесах, даже глаз не сомкнул. А ты тут дрыхнешь, как ни в чем не бывало!

Отец спустил босые ноги на пол, поднялся с кровати. Встряхнул седой головой и был уже как огурчик. Его мощный торс облегала драная майка. На груди, покрытой седым пушком, виднелся коллективный портрет вождей, выполненный в манере чернильной графики. Белые потертые кальсоны на завязках обтягивали мускулистые ноги.

— Да, было дело. Вчерась с утра как кольнуло вот тут. — Отец показал на сердце. — Ну, все, думаю, помираю. Я бегом на почту. Мало ли что!

Илья отошел к обеденному столу, отодвинул стул и сел. Он был вне себя. Похоже, папаня и не собирается помирать, а уже телеграмму шлет с приветом от покойника.

— Бегом… — сказал обиженно. — Бегом не помирают. Я все бросил, мчусь…

— Вот и прекрасно! — обрадовался отец. — Давно надо было приехать. Тебя ж не дождешься!

Илья возмущенно вздохнул. Каким же он был дураком, что поддался на провокацию этого старого валенка! Ведь знал, знал, что отцу верить нельзя ни на грош, и все равно поехал. Да если бы старик действительно был при смерти, он бы не о телеграмме думал, а о больнице. Небось, в этой глуши нет ни одного завалящего врача! Дай бог, нашлась бы хоть одна сердобольная соседка, вызвала бы скорую из районной поликлиники. И, только когда все усилия врачей были бы напрасны, вот тогда и отправила бы телеграмму. Приезжайте, мол, хороните! Ну, папаня! И он ему поверил! Вот что делают сыновние чувства! Лишают покоя, сна, работы…