— Во…от. Уже теплее. Давай, давай, рассказывай.

— Да чего рассказывать? Нечего мне рассказывать!

Костя подошел вплотную к Димону, заглянул ему в глаза.

— Тогда мы найдем в записях Груздя доказательство, что это ты заказал Горбунова. Хочешь? По двум статьям пойдешь. И обе расстрельные. Были. К сожалению…

Димон отвел глаза, подумал и махнул рукой. Медленно заговорил.

— Это Груздь его заказал. Горбунок взял партию у поставщика. Поставщику ведь плевать, кому отдавать, лишь бы бабки платили. Груздь обычно задерживал с расчетом, брал под реализацию. Это поставщику не нравилось. Он привез партию и отдал её Горбунку. И тот сразу отсчитал ему бабки. Собирался сам разбодяжить мелом и продать барыгам. Так мог сделать любой. Но все знали, что Груздь держит наркоту и не лезли. Весь героин, который идет в город, проходит через его руки. А Горбунок работал на Бурого и думал, что тот его прикроет. Груздь начал выяснять, куда его партия делась, и все узнал. Взял и просто убрал Горбунка, чтоб эту партию себе хапнуть и чтоб другим неповадно было мимо него бабки качать с наркоты. Вот так. А я лично к убийству Горбунка никакого отношения…

— Откуда ты все это знаешь?

— Знаю и все. Мне сам Груздь говорил, что с Горбунком разберется. А как он разбирается, всем давно известно.

— Ладно, пока поверим на слово, — вздохнул Самохин. — Собирайтесь. Поедем с нами.

Хозяин квартиры осознал всю меру своей обреченности и, спросив разрешения переодеться, удалился в спальню. Менты пошли за ним, не отступая ни на шаг.

— Быстро мы его раскололи, — радостно потер руки Костя. — Теперь Груздь у нас вот где!

Самохин недовольно посмотрел на него, кашлянул в кулак.

— Экий ты прыткий, Константин. Теперь все это проверять надо. Не спеша, обстоятельно, документально. Знаешь, хочу тебе задание одно подкинуть для успокоения нервов. Очень хорошо помогает. Сам бы поехал, да не могу. — Полковник вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник, извлек из него листочек. — Вот тебе адресок один. Татьяна Верескова там проживает. Близкая подруга Каретниковой. Тоже манекенщица, между прочим. Какая она из себя, сказать не могу, не видел. Сам догадаешься по фигуре. Последи там, может, кто и объявится из числа наших подопечных.

Костя недовольно взял листок, прочитал, сунул его в нагрудный карман. Обиженно проворчал:

— Это для Тарасенко задание, а не для меня. Он у нас любитель перед подъездами высиживать. Часами может сидеть без движения, как статуя. Жильцы так привыкают, что перестают внимание обращать.

Самохин покачал головой.

— Он пока в салоне побудет. И потом, по-моему, у нас ещё не полная демократия. Приказы не обсуждаются, а выполняются. Так что вперед! И прошу тебя, Костя, если что, самолично в рукопашную не ввязывайся. Сообщи по мобильнику, ладно. Не хватало мне ещё одного…

— Есть, — буркнул Костя.

«Мерседес» проскочил длинный ряд разнокалиберных бетонных заборов, стоящих вдоль дороги, как берлинская стена, вылетел на Загородное шоссе и пошел под сто сорок, благо дорога был не забита — основной поток часа-пик уже схлынул. Махров не стал дожидаться Витька, пока тот разберется с люськиной «шкодой», он торопился побыстрее добраться до своего особнячка, чтобы, наконец, расслабиться после этого заморочного дня и забыть вид крови, столько раз возникавший сегодня у него перед глазами. Знал, что Витек не вильнет в сторону к одной из своих многочисленных шлюшек, раз у них ещё не закончены все дела. Отстал Витек сильно, но да ничего, нагонит, прибудет к месту сбора в особняке непременно.

Впереди на дороге он увидел в вечерних сумерках белый гаишный «жигуленок», торчащий на обочине, и серые шинельки с перетянутыми поперек груди желтыми полосами, словно портупеями. Он слегка удивился — никогда в этом месте не шакалили гибэдэдэшники. Единственный пост стоял на выезде из города, и Махров его удачно проскочил. Одна из серых шинелек изо всех сил махала жезлом, выставив его вперед, как рапиру. Махров смачно выругался и притормозил. Не хватало еще, чтобы гаишники увязались за ним, устроив шумный перехват.

Он остановился на обочине, не доезжая до патрульной машины метров десять и стал ждать, пока гаишник подойдет к нему сам. Тот быстренько подвалил и вскинул руку к фуражке.

— Капитан Тарабукин. Ваши права, пожалуйста!

— Что случилось, командир? — проворчал Махров. — Ну, превысил, подумаешь. С кем не бывает? Тороплюсь, пойми. Что, я девяносто должен переть по пустой дороге?

Он протянул инспектору права и регистрационное удостоверение с вложенной между ними зеленой бумажкой, надеясь, что пятьдесят баксов сразу снимут у мента все вопросы. Капитан быстро окинул взглядом салон, увидел на заднем сидении молодую женщину и её темные усталые глаза, безразлично смотревшие на него. Мельком проглядел документы и вернул полтинник обратно.

— Пройдемте в нашу машину!

— Что? Зачем это? — Негодованию Махрова не было предела.

— Ненадолго, — буркнул капитан, развернулся и быстро пошел к «жигулю», не дожидаясь Махрова и не слушая его ругань.

— Чтоб тебя переехало! — проворчал Махров и оглянулся на Люську. Она спокойно смотрела него, но Махров увидел в её глазах презрение. Он поморщился. — Я сейчас, дорогая. Договорюсь с этими козлами. Надеюсь, ты без меня не уедешь?

Он дернул ручник, выключил зажигание, вынул ключи из замка. Чертыхаясь и проклиная всех гаишников и гибэдэдэшников вместе взятых, хоть как их не называй, вылез из машины и направился к «жигулю». На подходе он заметил, что «жигуль» перегородил въезд на боковую грунтовку, уходящую в лес. Но не придал этому значения. А зря.

Дойти до «жигуля» он так и не успел. Менты шустро попрыгали в машину, «жигуль» рявкнул движком, сорвался с места и быстро ушел вперед, исчезнув в наступившей темноте.

Махров все ещё стоял, замерев от неожиданности и не понимая, что происходит, как вдруг ему в глаза из темноты деревьев ударил дальний свет фар. Он зажмурился, а когда немного приоткрыл глаза, увидел в ярком свете темную махину джипа. И ещё он увидел четыре силуэта, которые приближались и наползали на него своими внушительными размерами. Махров судорожно оглянулся на свой «мерс», и в этот момент пожалел, что оставил его так далеко.

Затем он услышал спокойный, выдержанный голос Груздя.

— Ну что, старый карманник, отыграл свое? Подыши свежим воздухом напоследок и отправляйся вслед за Горбунком. Это ведь я твоего директора чпокнул. Захотел он, видишь ли, дурью торговать через меня. И ещё была одна причина. Давно я хотел твою кодлу с дороги убрать. Начал с него. Закончу тобой. А борова твоего мои ребята уже достали. Поехали, парни!

Четыре тени неотвратимо приближались, и Махров услышал, как кто-то передернул затвор. Он замер, не в силах пошевелиться и даже дышать, хотя ему и посоветовали это делать. В сознании он уже прощался с жизнью, но подсознание решило все за него. Повинуясь звериному инстинкту самосохранения и натренированной реакции, он ласточкой метнулся в кусты, и грохнувшие выстрелы ушли в пустоту. А дальше произошло то, чего ни он, ни Груздь, ни его парни даже не могли себе представить.

С шоссе на предельной скорости выскочила «шкода» и двинула на четверку убийц, стоящих в свете фар. Продолжая стрелять, тени бросились врассыпную. Не снижая скорости, «шкода» въехала в джип, скомкав ему весь передок и сама превратившись в гармошку. Из машины вывалился разгоряченный Боксер и начал палить во все стороны по метавшимся теням. Парни отвечали ему тем же, но, казалось, что Витек заговоренный и его ни одна пуля не берет. Но он просто знал, на что идет, и ринулся в бой со всей накопленной за последнее время энергией разрушения, никак не находящей выхода. И сейчас она вырвалась наружу.

Двоих он уложил сразу. Третий спрятался за кузов джипа и отвечал оттуда частыми выстрелами, но Витек достал и его. Сначала ранил, а потом прыгнул на него и добил выстрелом в грудь. Четвертый исчез в темноте. Витек закончил стрелять и прислушался к тишине. Где-то совсем рядом хрустнула ветка. Витек пальнул в эту сторону и услышал глухой стон. Он прыгнул туда и прижал коленом лежавшего на земле человека. Одним ударом выбил пистолет из его руки, схватил за шкирку и потащил массивное тело к машине. Подставил голову под свет единственной фары, продолжавшей гореть. Груздь был ранен в бок и тяжело дышал, затравлено глядя на него. Витек расплылся в злорадной ухмылке.