Пролом, подобно колодцу, уходил далеко вниз (а находились мы то ли на шестом, то ли на седьмом этаже замка). Стены этого своеобразного колодца щетинились остатками балок, железяками, скелетами решеток. Сторож 0,5 шт. висел, ухватившись передними лапами (воздержимся от того, чтобы называть эти мерзкие конечности руками) за остаток какого-то перекрытия, раскачивался на нем, размахивая задними лапами. Эхом разносилось по пролому зычное «Гыыыы!»

— Вылезай! — внушительно скомандовал я. — Немедленно!

— Гыыы! — с хитрецой ответствовал сторож, а затем одной из передних лап совершил оскорбительный жест, описанием какового пренебрегу.

Я рассвирепел. В глазах моих замелькали багровые пятна. Резко и уверенно полетел в негодяя пущенный мною топор.

К несчастью, я промахнулся. Глумливо улюлюкая, отвратительное животное упрыгало куда-то вниз. Оно понимало, что без оружия я его не достану, посему некоторое время совершало перед моими глазами прыжки, которые, вынужден признать, сделали бы честь любому гимнасту. Затем скрылось, что-то восторженно завывая.

Завтра же, порешил я, с самого раннего утра, как можно раньше я продам мерзкое животное в самый гнусный и грязный зверинец. Даже не продам, а подарю. Могу даже приплатить за то, чтобы его содержали в самых отвратительных условиях и как можно реже кормили. А к чему, собственно, тянуть до утра? Прямо сейчас и составлю дарственную. Немедленно.

Я развернулся и направился в свои покои, весь кипя от ярости и гнева. Почти бегом я преодолел залу и примыкавший к ней коридор, быстро низошел по лестнице и отправился по ветвившемуся от нее коридору. «А куда ты, собственно, идешь?» — саркастически спросил меня внутренний голос. «Я, — отвечал внутреннему голосу твой покорный слуга, — иду в свои покои, дабы немедленнейшим образом состряпать дарственную». «Ну-ну», — саркастически молвил голос. «Что „ну-ну“?» — огрызнулся в ответ я, спускаясь по узкой винтовой лестнице. «Охолони, господин наследник! — посоветовал внутренний голос. — А я тебе скажу нечто такое, от чего весь твой пыл пропадет». «И что же?» — осторожно спросил я. Все мои внутренности холодным комком сжались, ибо я догадывался, какой ужасный ответ выдаст мне мое альтер эго.

«А то, что ты не сможешь прийти в свои покои, ибо не знаешь, куда идти!» — четко и размеренно возвестил внутренний голос.

— Гм! — произнес я вслух, прислонился к темной обветшалой стене коридора, рукою нашаривая в карманах трубку и табак. К вящему прискорбию, у меня не оказалось с собой даже спичек. — Вот так!

Значит, меня угораздило забраться в дикую, необитаемую часть замка, где сам черт со всей преисподней ногу сломит и растеряет все свои копыта. Стоп! А почему это меня «угораздило»? Меня вовсе не «угораздило», а «угораздили», можно даже сказать, намеренно заманили сюда! Рыжий сторож 0,5 шт.! Эта-то бестия, несомненно, знает в замке все ходы и выходы! И он намеренно — намеренно! — завел меня в эти каменные джунгли, чтобы я без следа сгинул тут, среди мусора и обломков. Каков негодяй! Да ему место, пожалуй, и не в зверинце даже, но на живодерне!

Я огляделся вокруг. Я находился в узком коридоре, пыльном и грязном, чей вид, уверен, не порадовал бы глаз ни одного ценителя изысканных интерьеров. Сквозь узкое окно-бойницу в коридор вливался бледный свет луны. То, что я видел в этом свете, не сулило мне ничего хорошего: ободранные стены, кучи мусора тут и там, кишка коридора, струящаяся куда-то в непроглядную темень. В считанные секунды лоб мой покрылся капельками знобящего пота.

Встав на цыпочки, я с трудом протиснул голову в узкую бойницу и, надо сказать, ничего утешительного не обнаружил. Во-первых, земля находилась где-то непостижимо далеко, во-вторых, все видимые мне окна замка были темны, из чего следовало, что либо в обозримой части моей цитадели вообще никто не обитал, либо все спали, в-третьих же, в глаза мне светила яркая луна. Я постарался припомнить, где располагается луна? На западе? На востоке? На юге? И что вообще мне это дает? Можно подумать, я знаю географию замка!

Я со злостью плюнул вниз и лишь через много-много секунд услышал, как приземлился мой плевок на каменные плиты двора.

Затем я, набрав в легкие как можно больше воздуха, гаркнул:

— Эге-ге-ге-ге-ге-гей! Есть тут кто-нибудь? — Не будь! Не будь! Не будь! — откликнулось эхо.

Я подождал, затем повторил свой клич. Так же безрезультатно.

«Ну и ну! — тоскливо помыслилось мне. — Влипли вы господин барон, в историю!» Расшатавшееся в темноте воображение уже живописало мне картины одна другой ужасней. Вот живописец — мерзкая лохматая личность с рыхлым носом пропойцы — халтурно трет о холст редковолосой кистью, выводя на грунтованной холстине мои черты в безобразно окарикатуренном виде: длинный нос, соломенные, как на самодельной кукле, волосы, любопытные свинячьи глазки. Дворецкий вывешивает эту картину в портретной галерее, поправляет ее, чтобы она висела ровно, прикрепляет снизу табличку. На табличке выгравировано «Барон Кристоф фон Гевинкер-Люхс. Правил лишь один день. Пропал без вести в собственном замке». А вот в фамильную усыпальницу относят мое наконец-то найденное тело. Идет похоронная процессия: мама, Клара, маэстро, дворецкий, кухарка, чесатели, ковырятели, хлебатели, любитель пива. И едва ли не впереди всех — сторож 0,5 шт. Животное покаянно стучит кулаками в мохнатую грудь, жалобно воет: «Гы-ы-ы!» Отвратительно!

— Ну уж нет! — воскликнул я, открывая глаза. — Не бывать этому! Я все-таки выберусь отсюда!

В голове моей моментально сложился план, и я сам поразился гениальной простоте задуманного мною. Для того чтобы выбраться, достаточно спуститься на первый этаж, найти любое окно, выпрыгнуть наружу, а уж на открытом воздухе я как-нибудь сориентируюсь.

По первой же оказавшейся на моем пути лестнице я устремился вниз, миновал быстрым шагом три или четыре этажа, и там, где, по моим расчетам, должен был находиться вожделенный первый этаж, я вдруг столкнулся с препятствием: лестницу буквально перерубала пополам мощная каменная стена. Я тяжело вздохнул: какому сумасшедшему могло прийти в голову построить такое? Да черт с ним — найду другую лестницу! Я отправился обратно. На второй этаж я заходить не стал: уж очень темен и мрачен показался он мне. Немного поколебавшись, я отправился по коридорам третьего этажа, узким, с высокими сводчатыми потолками; коридоры эти после нескольких поворотов вывели меня в анфиладу заброшенных комнат, освещенных лишь лунным светом из стрельчатых окон. В целом ничего интересного в них не было: кучи мусора да обломки мебельной рухляди. На трехногом столике в одной из комнат я неожиданно заметил какой-то блестящий предмет прямоугольной формы. Присмотревшись, я определил, что это табличка чистого серебра с искусно выгравированной надписью: «Тебе нужны спички, дружок? Возьми их». Пошарив рукою, я действительно обнаружил на столике коробку. В ней находилось десять (я пересчитал) спичек. Я зажег одну. Она горела.

«Слава Богу! — подумал я, набивая трубку табаком из кисета. — Хотя бы покурю». Я чиркнул спичкой о занозистый бок коробки. Огня не последовало. Спичка оказалась сырой. Она лишь прочертила бурую борозду на черном боку. Сырой были и вторая, и третья, и четвертая спички. Последняя все-таки зажглась, однако горящая ее головка совершенно неожиданно отскочила от длинного древка и вылетела в окно, прочертив в воздухе огненную параболу.

— Черт знает что такое! — воскликнул я, топча коробку ногами.

На оборотной стороне таблички выгравировано было «Как тебе наша шутка, дружок?».

В другой комнате я обнаружил отчетливо читающуюся в лунном свете надпись на стене: «Под стол ни в коем случае не заглядывать!» Естественно, я сразу же, опустившись на четвереньки, полез под стол, массивный стол красного дерева на гнутых ножках. Места под столом было много, и для того чтобы исследовать его, понадобилось некоторое время. Проползая, я задел за какую-то натянутую от ножки к ножке веревку, и в следующее мгновение огромный стол обрушился мне на спину. Было ужасно больно. Яростно ругаясь, я вылез из-под обломков, выпрямился, руками ощупывая спину — не сломана ли? Нет, сломана она все же не была. Неожиданно на той же стене я заметил еще одну надпись, располагавшуюся гораздо ниже первой. Ранее ее скрывал стол. Надпись гласила: «Тебя же предупреждали: не заглядывать!»