И это, повторяем, был дом «самого изысканного и примерного джентльмена» колониальной Виргинии!

Негритянский народ повсюду оказывал противодействие своим поработителям — и в Африке, и на борту кораблей, и в Вест-Индии и Южной Америке, и в колониях, которым предстояло стать Соединенными Штатами, — с непреклонной решимостью выжить, проявляя твердую волю к сопротивлению и неукротимый дух борьбы.

Способы сопротивления, как индивидуального, так и коллективного, сильно разнились. Они включали замедление работы, симуляцию болезней, уничтожение орудий труда, дурное обращение с рабочим скотом, бегство, поджоги, покушения на жизнь хозяев (особенно посредством отравления), самокалечение и самоубийство, убийство своих детей, покупку свободы, восстания. Больше же всего, пожалуй, они включали менее драматическую, но не менее трудную способность к поддержанию надежды, жажды жизни, сохранению достоинства, передаче нежно любимым детям (хотя класс господ и владел их телами) своей мечты о Времени Свободы и веры в то, что это время придет.

В любом рабовладельческом обществе высшей точкой волнений и недовольства является восстание. Специфические условия негритянского рабства в Америке характеризовались такой всеобъемлемостью механизма власти, таким численным перевесом белых над рабами (никогда не превышавшими 20 процентов всего населения и даже в южных районах никогда не достигавшими 40 процентов населения) и такой злобностью системы расизма, что возможности успешного восстания рабов никогда не существовало⁴. И все-таки заговоры и вооруженные выступления среди негритянских рабов в Америке образуют нескончаемую летопись, служащую замечательным отблеском той яркой искры протеста, которая никогда не может быть погашена в сердцах эксплуатируемых.

Здесь мы ограничимся лишь простым перечислением некоторых выдающихся событий этого рода, имевших место на протяжении колониального периода. В конце 1680‑х годов заговоры рабов значительного масштаба нарушили покой Виргинии и Мэриленда; их раскрытие кончилось казнью нескольких рабов. Та же картина повторилась в 1709 и 1710 годах; правда, на этот раз в заговорах рабов были замешаны наряду с неграми и индейцы. В 1712 году восставшие рабы убили и ранили около пятнадцати белых в городе Нью-Йорке, за что 21 раба казнили; «кого сожгли, кого повесили, одного колесовали, а еще одного держали подвешенным на цепях до тех пор, пока он не умер», — доносил губернатор.

Не угасали волнения дружно выступавших рабов в колониальной Южной Каролине (где на протяжении большей части колониального периода рабы численно превосходили белых). Наиболее крупными примерами явились вооруженные выступления и заговоры, происходившие в 1713 и 1720 годах и неоднократно вновь вспыхивавшие в 1737—1741 годах. В 1722 и 1723 годах были ликвидированы массовые заговоры в Виргинии. В 1740 году город Нью-Йорк был встревожен обнаруженными фактами коллективных попыток рабов отравить источники питьевой воды; а в следующем году город был в полном смысле слова повержен в панику сообщениями (в весьма значительной мере преувеличенными) о том, что часть негров (вместе с некоторыми сообщниками из белого населения) намеревалась сжечь город. Во всяком случае, многочисленные пожары действительно охватили различные части города; верно и то, что четверо белых были казнены, тринадцать рабов сожжены живыми, восемнадцать повешены и семьдесят высланы — то есть проданы в Вест-Индию.

В 1759 и 1760 годах недовольство рабов вновь бурно дало о себе знать в Южной Каролине. В 1767 году в северной части Виргинии были отравлены несколько надсмотрщиков; дело кончилось тем, что многих рабов арестовали, а некоторых казнили, «после чего им отрубили головы и выставили их на трубах здания суда». В начале 1770‑х годов появились сообщения о волнении и восстании среди рабов Джорджии (где за двадцать лет до этого было утверждено рабство), а год, предшествовавший Декларации независимости, ознаменовался массовым заговором в Северной Каролине.

Заговоры и мятежи усиливались в периоды кризисов (в результате которых многие рабы и иные элементы колониальной бедноты чахли и погибали от голода) и различных войн — против индейцев, испанцев, французов. Временами устанавливалось единство в заговорах между рабами и свободными неграми, между рабами-неграми и рабами-индейцами и даже между рабами и белыми (в первую очередь — кабальными слугами). Однако и в этих случаях подавляющую массу мятежников составляли рабы-негры; в большинстве же восстаний рабов колониального периода (да и позднейшего времени, вплоть до 1850 года) участвовали только они.

Такого рода волнения происходили среди рабов; но и среди кабальных слуг — а вместе с рабами они составляли треть населения колоний — вовсе не было мира и спокойствия. Все они — добровольные и недобровольные, ученики, высланные преступники, выкупники — составляли ту группу трудящихся, условия жизни которой были лишь немногим лучше условий жизни рабов. Среди вынужденных заниматься кабальным трудом были и мужчины, и женщины, и дети; в громадном большинстве это были белые, хотя примерно до 1670 года значительную часть их составляли также и негры.

Как уже указывалось ранее, срок кабалы разнился от двух до четырнадцати лет и даже (в редких случаях) до конца жизни. Городских рабочих (не считая домашних) среди указанной категории было мало; зато весьма значительная доля рабочих, занятых в производстве зерна, табака, корабельных материалов и древесины, работала именно на условиях кабальных «контрактов».

В течение срока службы рабочий не получал никакой заработной платы; возмещением за его труд служили ночлег, стол, обучение ремеслу и, обычно по окончании срока службы, куцая награда деньгами, одеждой и инструментами, а временами еще земельное пожалование от правительства. Часы и условия труда кабального слуги устанавливались господином, его же долг заключался в том, чтобы повиноваться и усердно трудиться. Господин был волен подвергать своих кабальных слуг наказанию, которое могло иметь вид и сурового физического «вразумления», а бегство от господина каралось не только поркой, но и удвоением и утроением срока кабалы.

Дружба между рабами-неграми, с одной стороны, и белыми и негритянскими кабальными слугами — с другой, была обыденным явлением на протяжении всего XVII столетия и далеко не неведома в XVIII столетии. В сообщениях многократно упоминаются факты совместного бегства негров и белых; временами имело место и совместное участие в вооруженных выступлениях и заговорах. Браки между рабами и кабальными слугами были запрещены; и все-таки сожительство между неграми и белыми часто отмечается в документах колониального периода⁵. Явственную черту колониальной эпохи составляет сознательное насаждение и распространение плантаторами и вообще богачами доктрины и обычаев главенства белого человека, причем ассамблеи принимали законы, запрещавшие общение белых и негров, попы осуждали его в проповедях, не одобряли его также и рабовладельцы и наниматели. Важное значение в этой связи имело натравливание хозяевами одной группы рабочих против другой и использование рабочих-рабов для снижения заработной платы тех, кто был свободен.

Нет ничего неожиданного в том, что в век, прославившийся жестокостью, и в стране, где отношение к индейскому и негритянскому народам было садистским, всемогущие господа, алчущие богатств, омерзительно обращались и с кабальными слугами. Как показали исследования Эббота Э. Смита, Ричарда Б. Морриса и других авторов, этих несвободных рабочих часто избивали, клеймили каленым железом, заставляли работать в цепях, натирали раны солью и вообще подвергали примерно таким же физическим истязаниям, какие рабы обречены были переносить на протяжении всей своей жизни. Показательна преамбула виргинского акта 1662 года, ставившего своею целью как-то сдержать некоторых из тех, кто прибегал к наиболее отвратительным жестокостям: