В это мгновение он был готов поклясться, что ветерок шепнул ему на ухо: «Это просто развлечение!» Но Род тут же решил, что это всего-навсего игра воображения.
— И правда — как будто смотришь на все через розовые очки, — проговорила Гвен через некоторое время. — Но розовый цвет стал темнее, глубже.
— Точно, — кивнул Род. — Я бы даже сказал, что кое-что стало просто-таки красным.
И тут музыка, которая до сих пор окружала их со всех сторон, зазвучала впереди, и сквозь кружево листвы заструилось алое свечение.
— Что там такое, интересно? — пробормотала Гвен.
— Иди осторожно, — прошептал Род.
Они на цыпочках подобрались к завесе листвы и выглянули.
И увидели тронный зал — то есть то, что они увидели, иначе как тронным залом назвать язык не поворачивался. Громоздкий стул стоял на приличном возвышении — что же это было, как не трон? Перед троном выстроился строй придворных в одеждах различных оттенков красного цвета — розовых, рубиновых, алых, а тот человек, что восседал на троне, был в багряной мантии. На голове у него блестела корона из червонного золота, украшенная рубинами. Он кивал и постукивал своим жезлом в такт музыке, ибо его придворные, каждый из которых росточком был Роду по колено, приплясывали под рок-музыку.
— Я думала, что знаю все о Маленьком Народце, по крайней мере — о королевствах, где обитают фэйри, — прошептала Гвен. — Но о таких я не слышала никогда.
— Вполне может быть, что раньше их тут и не было, — шепнул в ответ Род. — В конце концов не было же той музыки, под которую они танцуют? Может быть, они вместе с ней пришли.
Придворные кланялись и делали реверансы, выпрямлялись и кружились, а багряный король[19] кивал и улыбался, с удовольствием наблюдая за своими вельможами.
— Не спугнуть бы их, — прошептала Гвен. — Пойдем, господин мой.
Род и Гвен тихо отошли от кустов, а король и его придворные продолжили свой бесконечный бал.
Однако чем глубже в лес уходили Чародей с супругой, тона, в которые была окрашена природа, становились глубже и холоднее. Фиолетовый сменился лиловым[20], а на смену лиловому пришел индиго. Музыка стала более медленной и довольно-таки грустной, но четкий ритм не давал окончательно погрузиться в меланхолию.
— Как-то мне вдруг стало печально, — призналась Гвен, склонив голову на плечо Рода. — Я понимаю, что печалиться не из-за чего, но все же почему-то грустно.
— Наверное, это музыка виновата, — сказал Род, обнял жену и крепче прижал к себе. — Я тоже что-то такое чувствую. Обопрись на мою руку, любовь моя. Так тебе будет легче.
— Хорошо, — пробормотала Гвен. — Придется тебе меня поддержать.
— Помнится, я давал такое обещание перед конгрегацией эльфов, да? — Род улыбнулся. — Пора нам с тобой как-нибудь выбрать день и повенчаться в церкви.
— А дети нас не осудят? — смущенно вымолвила Гвен.
— Смеешься? Тебе еще придется уговаривать Корделию не мешать тебе с приготовлениями к свадьбе!
Г вен подняла голову, посмотрела Роду в глаза и улыбнулась.
— Умеешь же ты поднять мне настроение, когда я начинаю хандрить, Род Гэллоугласс. Может быть, за это я тебя так и люблю.
— Ну а тебе удается мириться с самыми гадкими чертами моего характера, — напомнил ей Род. — А что до грусти — то не ты одна время от времени впадаешь в тоску. С каждым может случиться.
— Сейчас что-то уж очень тоскливо, — покачала головой Гвен. — Давай пойдем побыстрее. Нужно уйти из этих мест, окрашенных в синие тона, а не то они меня до смерти запечалят[21].
— Далеко уйти нам не удастся, — негромко отозвался Род. — Уже темнеет.
— А это хорошо?
— Конечно. Ведь так всегда бывает. Чтобы потом посветлело, сначала должно потемнеть, верно?
Гвен вымученно улыбнулась мужу, но лицо ее становилось все бледнее и бледнее. Тревога кольнула сердце Рода — он почувствовал, что с каждым мгновением Гвен тяжелеет. Казалось, что-то притягивало ее к земле. Род запрокинул голову и увидел, что все листья с деревьев облетели. Свет звезд озарял голые ветви. По правую руку мерцала поверхность темного озера, казавшегося местом, где покоятся утраченные надежды и обитает отчаяние. Род неприязненно поежился и поскорее провел жену мимо. Теперь она почти не могла идти сама. Еще немного — и Роду пришлось бы взять ее на руки. Гвен еще переставляла ноги, но глаза у нее были закрыты, и она что-то бормотала, будто в лихорадочном бреду. Повсюду вокруг звучала медленная, тягучая, ритмичная музыка — музыка тоски и одиночества. Где-то в вышине прокатился мрачным арпеджио жуткий вой, который тут же сменился леденящим душу хохотом. Эти звуки донеслись издалека, но заставили Рода содрогнуться. Он немного прибавил шагу.
Наконец призрачный лес остался позади, но и та местность, где оказались Род и Гвен, глаз, прямо скажем, не радовала. Вокруг простиралась пустошь, усеянная острыми скалами. Ни дать ни взять — только что созданный, неотесанный мир. На суровых гранях скал играл свет — свет звезд, и только. Рода это зрелище не испугало, ведь он родился и вырос на астероиде и потому почувствовал себя, как дома. Да, почти как на Максиме, а может — и на Луне в промежутке между заходом и восходом Земли. На темной стороне Луны[22].
Род глубоко вдохнул, и ему удалось немного расслабиться. Местность была суровая, спору нет, но хотя бы просматривалась во все стороны. Там же, в лесу, откуда они пришли сюда, веяло болезнью и распадом.
Гвен подняла голову, ее веки затрепетали и разжались.
— Господин мой… Что со мной… было?
— Ты переслушала блюза, дорогая, — нежно проговорил Род, радуясь тому, что жена пришла в себя и что в кои-то веки не она его, а он спас ее от беды. — Так называется музыка, что звучала в синем лесу. Теперь мы в новом мире. И честно говоря, он какой-то… уж очень новый.
Гвен огляделась по сторонам и поежилась. Она теснее прижалась к Роду.
— Холодно… Я так озябла…
— Ну, будем считать, что ты только что проснулась. Нужно идти, милая. Рано или поздно наступит рассвет. Просто иди, переставляй ноги. В конце концов мы выберемся отсюда.
— Постараюсь, — кивнула Гвен. — Теперь не так трудно идти. Музыка помогает.
Так оно и было. Волны музыки вздымались и опадали. Ритм по-прежнему оставался нарочито подчеркнутым, но порой к ударным и басу приходилось прислушиваться — они уходили на задний план. Кроме того, Род начал различать звучание струнных инструментов.
Тихо-тихо, почти беззвучно супруги вышли к откосу, под которым текла река. По идее ей следовало бы серебриться при свете звезд, но она была черной, непроницаемо черной — как бархат. Тропа вывела Рода и Гвен к причалу, возле которого их ждала лодка, а в ней стоял перевозчик, опершись на весло и опустив голову.
— Не нравится мне эта река, — пробормотала Гвен.
— Понимаю, — откликнулся Род. — Но то, что осталось позади, мне нравится еще меньше. Пойдем, милая. Лодка, по-моему, крепкая, надежная.
Но как только они ступили на причал, лодочник поднял голову и загородил им дорогу веслом.
— Вы не отвезете нас? — умоляюще проговорила Гвен, а лодочник покачал головой.
— Погоди. Он, наверное, денег хочет. — Род развязал горловину притороченного к поясу кошеля и достал серебряную монетку. Старик протянул одну руку к Роду, сложив пальцы «ковшиком». Род положил ему на ладонь монетку и снова запустил руку в кошель. — Может, еще одна найдется…
Но старик-лодочник снова покачал головой, отвернулся, опустил весло в темную воду и знаком велел Роду и Гвен садиться в лодку.
Род придержал корму, Гвен спустилась в лодку — немного неловко, поскольку лодкой ей приходилось пользоваться не так уж часто. Затем Род сам забрался в суденышко, сел на скамью рядом с Гвен и крепко обнял ее. Лицо у старика-перевозчика вроде бы было доброе, но все равно веяло от него каким-то холодком. Старик оттолкнулся веслом от причала, и лодку вынесло на быстрину.
