И тогда Жук, председатель фирмы «Блинбыт», заявил:

— Подумаешь, мост! Мы построим гондолы и пустим их в Замок и обратно, да еще с песнями!

Наша газета откликнулась на это статьей «ЗАПЕВАЙ, ГОНДОЛЬЕРО!». А наутро в редакцию пришел бывший экскаваторщик Лузгин и принес распечатки сделанных на ЭВМ расчетов.

— Докукарекаемся, братцы! — сказал Степан. — Одни флюгера над водой останутся!

Старый редактор передал распечатки Свистунову: дескать, мы тут, уважаемый Роман Алексеевич, ничего не поймем — ну, и так далее. Свистунов не бросил их в урну: все-таки ЭВМ — не лопата, и с ходу сказать, что Дрозд умнее, было трудно.

— Разберемся и пришлем вам ответ, — сказал Свистунов. И действительно прислал: мол, в расчетах не учтена теорема Дрелье-Пассатижа и поэтому им верить нельзя. Еще он и Дрозд требовали развенчать на страницах газеты «безответственного недоучку Лузгина».

Старый редактор уже собрался развенчивать, но тут его в связи с перестройкой отправили на пенсию. А новый вызвал меня и поручил найти Лузгина, чтобы развенчать Дрозда и Свистунова.

Вот так я поменял милицейскую тему на БЭП и стал заклятым врагом «Земводповорота».

А вода в озере прибывала. Свистунов с Дроздом поняли, что дали маху, и объявили о второй очереди Проекта. Большинство улиц Блинова будут превращены в каналы. Это живописно и для здоровья полезно. Наш город станет маленькой Венецией.

В ответ газета напечатала мой фельетон «Венеция по-свистуновски». Я доказывал, что «Земводповорот» не заботится о городе и его жителях, а просто хочет замаскировать свою ошибку. В каналы уйдет из озера катастрофический излишек воды, и уровень Подвального на какое-то время станет нормальным. А за это время «великие проектировщики» придумают, как им выкручиваться дальше.

Что тут началось! Свистунов позвонил редактору и потребовал напечатать опровержение, иначе он привлечет нас к ответственности за клевету. Звонили и мне. Чей-то загробный голос советовал: «Кончай свою писанину, а то хуже будет!» Ночью у моего «Запорожца» прокололи скаты. Впрочем, ездить по перерытым улицам все равно было невозможно.

Зато к нам в редакцию пришло три тысячи писем, осуждающих и клеймящих позором Блиновский Эпохальный Проект. Жители города уже не стеснялись, как пару лет назад. Многие начинали словами: «Не могу больше молчать…»

Этими письмами был завален весь мой письменный стол, угол кабинета и подоконник. Каждый день я отбирал несколько и давал в очередной номер, мысленно приговаривая: «Батарея, по БЭПу — огонь!..»

Другие газеты города поддержали нас. Свистунов тогда назначил пресс-конференцию. Он явно надеялся переубедить на ней хотя бы часть журналистов и склонить их на свою сторону.

Интерес к пресс-конференции оказался очень большим. Утренним поездом из столицы прибыла группа корреспондентов. Свистунов прислал за ними к вокзалу вертолет — якобы для того, чтобы показать ход грандиозных работ с высоты птичьего полета. На самом деле он хотел избавить их от уличных пробок. Если бы уважаемые гости добирались городским транспортом, то явились бы на пресс-конференцию взмыленными и злыми.

В начале конференции нам показали слайд-фильм. Счастливый рыбак на берегу озера держит в левой руке щуку, а правой приветствует Свистунова и его свиту. При лунном свете на фоне Замка плывет гондола, в которой сидят невеста и жених. Художник увлеченно рисует каналы, еще не наполненные водой, но уже, надо понимать, живописные…

Журналисты вежливо похлопали. Слово взял Свистунов и пошел громить «самоуверенных выскочек, не понимающих общественной пользы и красоты».

— Этот вчерашний милицейский репортер, — указал он на меня пальцем, — совершенно не понимает сути проекта и списывает, как двоечник на экзамене, чужие ошибки, — я имею в виду ошибки Лузгина!..

Он рассчитывал, вероятно, что я обижусь и уйду. Но я не доставил ему такого удовольствия. Терпеливо дослушав, я задал вопрос:

— А зачем вообще было поворачивать Нетихую?

На этой пресс-конференции я, Жук, тихо сидел в последнем ряду. Впереди аж сияло от вспышек: фотокоры щелкали Свистуна и Макса. Кураго тоже лезла в кадр, стреляя улыбками.

А мне и тут, возле двери, хорошо. Я за славой не бегаю. Пускай Свистун красуется, сколько влезет, и строит из себя великого деятеля — все равно ему без меня не обойтись.

Нужна была щука для рекламного фильма — он ко мне. Потому что в нашем озере после БЭПа не то что щуку — карася не поймаешь. А кто художника достал, рисующего каналы? Снова я. Нарядил фотографа Яшу из быткомбината в бархатный берет, бородку ему наклеил — вот вам и художник.

А не так давно намекнул мне Свистун, что хорошо бы попугать этого Лещенко. Я выполнил заказ: позвонил ему диким басом. А Эдик, мой гондольеро, скаты продырявил.

Эдик у меня вообще разносторонний специалист. Раньше был на озере спасателем, но погорел за пьянку еще до того, как пляж затопило. Я взял его к себе в «Блинбыт» водителем экскурсионного воднотранспортного средства типа «гондола», а по совместительству — учителем венецианского пения и игры на гитаре. Умник Макс доказывал, что венецианское пение — это чушь, бывает венецианское стекло, а песни — неаполитанские. Но мы с Эдиком (я переименовал его в Эдуардо) решили так оставить. Чем непонятнее, тем дороже можно брать с клиентов.

А недавно Свистун дал мне такой заказ!.. Но нет, об этом я молчок. «Молчание — золото», — говорили предки. Вернемся лучше на пресс-конференцию, где я тихо сижу в последнем ряду.

— А зачем вообще было поворачивать Нетихую? — спросил этот тип Лещенко.

Свистун развел руками, как артист:

— И вы еще беретесь писать, не зная азбучных истин?!

Но все же ему пришлось ответить, что озеро год от года мелело, и это ставило под угрозу существование знаменитых блиновских карасей, которых еще в пятнадцатом веке ели в сметане.

Тогда этот Лещенко заявил:

— Озеро не мелело! Его уровень колеблется испокон веков, то понижаясь несколько лет подряд, то снова повышаясь. Вот это действительно азбучная истина! Но вы с Дроздом не пожелали ее учесть, потому что тогда бы не было «Эпохального Проекта»!

— Я протестую! — воскликнул Дрозд, сверкая со сцены очками. — Это клевета!

— Клевета, что не захотели учесть? — переспросил Лещенко. — Ну, допустим. Но тогда, выходит, надумав «покорять» озеро, вы не дали себе труда его изучить!

— Без-зобр-разие! — рявкнул Свистун в микрофон.

— А еще журналист! — поддала жару Кураго.

— Ему здесь не место! — махнул рукой Дрозд и опрокинул бутылку с нарзаном.

Они нарочно раздували скандал, чтобы Лещенко ушел. Но корреспонденты в зале его выручили.

— Давайте-ка все успокоимся, — сказал самый старший из них, седой. — Мы пришли сюда ради установления истины…

Я понял, что, если дальше так пойдет, мои могучие дружки будут в глубоком нокауте.

— Пора! — шепнул я фотографу Яше, который только и ждал команды.

Яша поднял руку:

— Разрешите, товарищ председатель? Я простой работник фирмы бытовых услуг. Фотографирую туристов и экскурсантов. И вот вчера на нашем озере я случайно заснял тако-ое!..

Свистун постучал по микрофону карандашом:

— Пожалуйста, покороче!

— Уже закругляюсь, — закивал Яша. — Я имел желание отснять солнечный закат. Не для клиентов, а для души. Потому что нельзя думать только про деньги, вы согласны?

— Ближе к делу! — перебил Свистун.

— Хорошо, не беспокойтесь, я уже совсем близко… Пленка у меня была цветная обратимая «Орвохром»…

— Давай про главное! — прошипел я, наступая Яше на ногу.

— Ой! — вскрикнул он. — Сейчас вы сами все увидите. Пусть этот мой дефицитный кадр вставят в ваш проектор…

Свистун дал знак оператору. Свет в зале погас. На экране появилось озеро, подсвеченное заходящим солнцем.

Слева вдали плавал на боку белый киоск с большими голубыми буквами «МОР», остаток надписи скрывала вода.