Семинарист Иван Коваленко был страстным женоненавистником. Захочет Семен Васильевич повеселить класс и вот на уроке заставляет его склонять, например, слова «жена», «девица», «невеста» или по истории русской церкви рассказать о Марфе-посаднице. Коваленко отказывается: «Да что вы такой грех говорите!» Семинаристы хохочут, а Зубков с издевкой ему: «От дурный!»

Семинарист Андрей Шилин отличался жадностью к деньгам. Его отец служил попом на Херсонщине. Будучи дьячком у своего отца, Шилин тайно от него копил деньги и прятал их на чердаке дома. Отказывая себе во всем, он был худым и бледным, далее не имел смены белья, ходил оборванный и спал в верхней одежде. «Плюшкиным двадцатого века» называли мы его.

Одно время нашим воспитателем был иеромонах Птоломей. Худой и высокий, с длинной седой бородой, он был похож на первую ипостась троицы — бога-отца, каким изображают его на иконах. До монашества он служил сторожем в одном из театров Одессы. За убийство своей жены отсидел в тюрьме положенный срок, а вернувшись, постригся в монахи. Малограмотный и довольно ограниченный, отец Птоломей не очень ревновал по благочинию. Велят ему провести вечернюю молитву с семинаристами в кельях, а он, бывало, скажет:

— Утро вечера мудренее. Помолимся, отцы святые, завтра утром. Видит бог, что мы молились сегодня уже несколько раз.

Вычитает откуда-нибудь или узнает что-нибудь новое и давай выкладывать нам свои познания: как пишется прилагательное от слова «лен»? Как будет множественное число от слова «дно»? Каких размеров бывает кит-рыба? Семинаристы угадывают наперебой, не могут угадать, а отец Птоломей доволен своим «превосходством».

В первое время после войны было и в семинарии нелегко: хлеба получали по 400 граммов, топить было нечем, в классах и кельях стоял холод, в спальнях — клопов хоть отбавляй.

Находился воспитатель в одной спальне с семинаристами. Постель была для него коротка, и, чтобы ноги не висели, он подставлял стулья. Спал на пневматической подушке. Кто-нибудь из озорников ночью подберется и стравит из подушки воздух. От неудобства отец Птоломей просыпается и, не открывая глаз, кричит под общий хохот:

— Отцы и братья! Что же вы делаете? Честное слово, как маленькие. Какие же из вас будут иереи и архимандриты, если вы не умеете себя вести?!

Часто приходилось утолять голод семечками. Не отставал от семинаристов и воспитатель, разрешая плевать шелуху ка пол.

— Нет такого вкуса, когда плюешь в руку, — говорил он. — Плюйте, отцы святые, на пол, а потом уберете.

Воспитательная работа отца Птоломея семинарским начальством была признана неудовлетворительной. Зачастую у нас происходили кражи: то наручные часы утащили у Калуцкого, то золотое кольцо — у Вячеслава Ивановича, то продукты — у Никодима Ермолатия, у меня украли верхнюю сорочку.

Преемником отца Птоломея был назначен студент последнего курса Михаил Иванов. Этот Лойола (так его называли семинаристы) сразу завел кондуит — журнал, в котором он отмечал семинаристов, присутствующих на богослужениях, вечерних и утренних молитвах. Соберемся, бывало, в семинарскую церковь и, прежде чем начнется молитва, четверть часа идет перекличка, только и слышно разноголосое: «Аз есмь».

Но этот метод не повысил нравственности воспитанников. Вскоре у одного из нас исчез костюм. В результате расследования было установлено, что его взял семинарист Макар Чумак и спрятал под лестницей, где находился уголь.

Нечего греха таить, среди семинаристов были и любители покушать мясного в пост. К ним принадлежал Дмитрий Золотухин, который говаривал:

— Колбаса — это вервь (то есть, веревка), ведущая на небо. Я хочу спастись и попасть на небо. Следовательно, я должен есть колбасу.

Дмитрий Золотухин и Григорий Лысенко всей семинарии были известны своими проделками. Бывало, в спальне Лысенко по-диаконски на самых высоких нотах орет во все горло: «Братие, не дерите платия, а берите нитки, зашивайте дырки!» А Золотухин, изображая священника, усядется на стул и, благословляя Лысенко, кричит: «Мир ти, сукин сын, а то лопнешь!» Золотухин крестится, как он говаривал, по-протодиаконски и на манер евангелия читает: «Марфо, Марфо, почешися…»

Были среди семинаристов и любители выпить, и любители покутить и поволочиться за женщинами. Однако семинарское начальство обращало на это мало внимания. Зато, когда на уроке протоиерея Иулиана Андриевского семинарист Петр Стрижиков заявил по поводу преподобной Марии Египетской и ее подвигов:

— Подумаешь, угодница какая! Всю молодость провела в роскоши, в разврате и пьяных оргиях, а под старость, когда страсти, пресытившись пороками, утихли, удалилась в пустыню спасаться. Так каждый может поступить и стать угодником. — Его исключили из семинарии на том основании, что он проявил «мало церковности». Кстати, впоследствии Стрижикова все-таки произвели в священники.

Николаю Тарасову пришла повестка на суд по делу о взыскании с него алиментов. Но, ко всеобщему удивлению, семинарское начальство и слова не проронило: как, дескать, ты, воспитанник наш, смел нарушить седьмую заповедь? Начальство взяло под защиту и Николая Потелещенко, когда он оказался в таком же положении. Так же был защищен и Николай Грабовский. Но тот же Грабовский был исключен из семинарии за то, что подверг сомнению святость царя и пророка Давида.

— Какой же Давид святой, если он имел несколько наложниц и убил Урию, чтобы овладеть его женою — красавицей Вирсавией? — спросил он и вскоре получил документы с резолюцией: «уволен».

Семинарист Вячеслав Иванович — единственный, кто пострадал за нарушение седьмой заповеди. Когда его уличили в связи с поварихой Валентиной Гавриловной, его действительно наказали: перевели в… Киевскую духовную семинарию, которую он окончил и стал попом. Чтобы избежать перевода в другую семинарию, семинарист Иван Юрчук поспешил жениться на девушке, у которой от него родился ребенок, и вскоре стал попом. В Одесскую семинарию, в свою очередь, переводили из других семинарий таких же грешников: Ивана Мухина, Ивана Хоменко, Глеба Клинина и других. Почти все вышеупомянутые «праведники» сделались впоследствии попами.

Вовсе не реагировало начальство семинарии и на жалобы ревностных семинаристов, что завхоз Филипп Плахотников, живший в одной из соседних келий семинарского общежития, каждую ночь водил к себе женщин, чем соблазнял многих.

На жалобы ректор отвечал, что это — частное дело завхоза. Между прочим, за махинации по хозяйству Плахотников был уволен, но принят в семинарию в качестве слушателя, закончил ее и стал попом. Так же между делом стал попом и шофер семинарской машины Юрий Петрович Кичигин.

Не думайте, что в попы посвящают только после окончания семинарии. Нет! Попами делают и не окончивших семинарию, и не учившихся в ней, и даже людей совсем малограмотных, но знающих церковное богослужение.

Следует подчеркнуть, что, по учению церкви, священником может быть только тот, кого сам бог избирает, и что на посвящаемого в сан снисходит благодать бога, которая перерождает человека, очищает его от грехов и делает сильным в мире. Каково же было наше удивление, когда один из нашей семинарской братии Алексей Донец признался после того, как его посвятили:

— Братцы, честное слово, при рукоположении я не ощутил никакой благодати! Да вы и сами видите, что она меня и не переродила и не избавила от слабостей: как хотелось курить, так и теперь хочется, как любил заглядываться на хорошеньких дамочек, так и сейчас заглядываюсь. А ведь и отец Иаков, и отец Дмитрий, и отец Александр на уроках твердили о перерождении.

— Да ведь это не сразу, а в течение всего священнического поприща, — доказывали ему однокашники.

Но и после никакого перерождения с Донцом не случилось, как не случается оно и ни с кем другим.

Вопреки евангельскому завету любить ближних и даже врагов своих, мы, семинаристы, замечали, что отцы-преподаватели жили между собой не в ладу, враждовали. Каждый старался иметь больше урочных часов, завидовал тем, кто хорошо преподавал. Вражда между ректором протоиереем Василием Кремлевым, инспектором иеромонахом Антонием Мельниковым и преподавателем игуменом Павлом Голышевым зашла так далеко, что двум последним пришлось искать убежища в других епархиях.