— Ба-а-ам! — прорезал кладбищенскую тишину церковный колокол. Начали звонить к вечерне.

Я направился к церкви, чувствуя на спине то ли победоносный, то ли сожалеющий взгляд Ивана Ивановича. Лицо у меня горело, мысли путались, в ушах звенело. Впервые я совершил вечернее богослужение с акафистом без проповеди: чувствовал, что не в состоянии произнести ее. И в дальнейшем проповедовал уже только по принуждению настоятеля.

«Нет, не сдамся! Найду ответы, согласую то, что кажется противоречивым», — думал я.

«Нет, нет истины в религии. Ведь за десять лет ты не нашел ответов на все вопросы!» — шептал мне какой-то внутренний голос.

Борьба с самим собой разгорелась с новой силой.

Было бы гораздо легче освободиться от уз религии, если бы передо мной стояла задача стать атеистом. Но в том-то и заключалась трудность, что я был далек от мысли порвать с религией. Как утопающий за соломинку, я хватался за все, что так или иначе поддерживало религию и оправдывало мое положение священника. Чтобы согласовать противоречия в учении церкви и жизни духовенства и верующих, я снова обратился к богословию, к библии, к «творениям святых отцов», рассчитывая найти ответ на все волнующие вопросы и согласовать «кажущиеся противоречия».

Это не было повторением пройденного в семинарии и духовной академии, когда я, за исключением незначительных сомнений и колебаний, доверял и библии, и богословию, и преподавателям. Это уже был критический подход к источникам своих убеждений. «Верую, господи, помоги моему неверию», — примерно так молился я тогда, работая над богословской и естественнонаучной литературой. На моем письменном столе рядом с библией синодального издания появилась «Библия для верующих и неверующих» Е. Ярославского, рядом с «Догматическим богословием» — «Сущность христианства» Л. Фейербаха, вместе с творениями «святых отцов» Василия Великого и Иоанна Златоуста — «Благочестивые размышления» и «Происхождение нашего бога» И. Скворцова-Степанова, рядом лежали сборники статей К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина о религии и проповеди митрополита Николая, «Журнал Московской патриархии» и журнал «Наука и жизнь».

Все свободное от службы время я проводил над книгами, часто бывал в библиотеке, Центральном лектории. В ненастную погоду иногда не уезжал домой, оставаясь ночевать в церкви. И вместо того чтобы шептать молитвы и класть поклоны, как это было прежде, я до самого рассвета читал книги. Мучительные поиски истины продолжались…

Миновала осень, наступила и также миновала зима 1956 года. Я вынужден был констатировать факт бесчисленных, самых настоящих, а не «кажущихся» противоречий и бессмыслиц как в библии, так и в богословии вообще. Только тогда мне стало ясно, что не случайно в семинарии и академии больше говорят о библии, чем изучают ее. Если бы библию изучали целиком, а не отдельные, избранные места из нее, то, несомненно, каждый любознательный студент обнаружил бы в ней много противоречий и небылиц. Например, можно взять две начальные главы библейской книги «Бытие». В первой из них рассказывается, будто бог после создания животных словом своим «из ничего» сотворил мужчину и одновременно женщину; а в другом — иначе: будто сначала он сотворил из «праха земного» мужчину «и вдунул в лицо его дыхание жизни», потом сотворил животных и только после этого из выломанного у мужчины ребра была сотворена женщина.

Поскольку в библии нет ни слова о том, что и в лицо Евы бог «вдунул» душу, этот вопрос долгое время был предметом богословских споров. Многие «отцы» считали, что у женщины вовсе нет души. Только после длительных споров на Маконском церковном соборе в 585 году большинством всего в один голос духовенство решило, что у женщины тоже есть душа.

Душа, по учению церкви, имеет вид младенца. Но где она находится, когда и каким путем входит в зародыш человека — церковь ответа не дает. Спрашивается: если душа — «дыхание божие», «частица божества», то почему же она грешит? А если грешит не душа, а тело, то почему на «том свете» за его грехи будет отвечать душа и почему ее надо «спасать», если она божественного происхождения? А каково состояние «частицы божества» — души у человека умалишенного, идиота? И как должен «спасать» душу такой человек?

Много вопросов возникало и по поводу библейского повествования о грехопадении. Почему бог запретил Адаму (кстати, Ева такого запрещения от бога не получала, ибо он «создал» ее уже после запрещения) попробовать плода с «древа жизни» и с «древа познания»? Неужели для того, чтобы он был смертным, глупым и не умел познавать окружающий его мир? Зачем бог произрастил эти деревья? Для кого? Почему он поместил их посредине рая на виду у неопытных людей?

«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела, и дала также мужу своему, и он ел» (Бытие, III, 6).

Эти слова обнаруживают не только естественное стремление человека к удовлетворению естественных потребностей, но и стремление к красоте и к знанию. Но «любвеобильный» бог запрещает человеку все эти естественные и благие стремления под страхом смерти!

Я знал, что церковь объясняет «первородный грех» свободой воли. Но это ответ неудовлетворительный и противоречит другим догматам. Раз люди не устояли в искушении, значит бог создал их несовершенными, слабовольными. Это — его вина. Почему же люди должны страдать от этого? Если бог специально искушал Адама и Еву, чтобы посмотреть, как они в данном случае поступят, то он сам поступил как неразумный отец, заставивший детей играть бритвой и наказавший их, когда они порезались.

Если бог всеведущ, то он, несомненно, должен был знать, что люди отведают запретного плода. Почему же он не помешал змею искусить первых людей? Где его неусыпный промысел? Если он не мог помешать, значит змей сильнее бога; если не успел, значит змей бдительнее бога. В библии змей разговаривает человеческим голосом, и Ева вовсе не удивляется (как в сказке!). Церковь, видя нелепость говорящего змея, учит, что то был дьявол в образе змея, хотя в библии нет ни намека на это. Если так, то почему дьявол тоже жил в раю? Да и зачем бог создал дьявола? Если он создал его как светлого ангела, который после согрешил и стал темным, значит и здесь бог не смог создать совершенное существо. Создавая ангела, бог и не знал, что создает своего вечного врага — дьявола.

Затем возникал вопрос: куда же девался рай, насажденный якобы самим богом, в котором жил он сам и дьявол? Рай, по определению библии, находился «в Едеме на Востоке» и был орошаем реками Фисоном, Гихоном, Тигром и Евфратом (Бытие, II, 8—14). Теперь там Ирак и Турция. А где же бог и его рай? Что там был когда-то рай и в нем жил бог и дьявол говорит только библия. А что теперь там нет ни рая, ни бога, ни дьявола, знает весь мир. Куда и когда бог с дьяволом переселились, уничтожив рай и вырубив все райские деревья?

Облик бога — жестокого карателя и далеко не всеведущего — ярко проявляется в библейской легенде о «всемирном потопе», во время которого он истребил грешников. Здравый разум вопрошал: в чем же виновны недавно родившиеся грудные младенцы или те, которым, быть может, надлежало родиться завтра? В чем же виновны животные и птицы? И как поступил бог с рыбами и водными животными? Как ему удалось наказать эти существа водою? И за что «милосердный» бог решил истребить на Земле все живое? Библия говорит: «Раскаялся господь, что создал человека на Земле и восскорбел в сердце своем» (Бытие, VI, 6).

Как видно, ни всеведением, ни всемогуществом, ни любовью библейский бог не отличался. На первой странице библии говорится, что все сотворенное богом «весьма хорошо», а немного далее он сам кается, что скверно создал человека, и решает истребить «венец творения». Но «всемирный потоп» не изменяет человеческой природы: она остается греховной. И бог уже и не знает, как исправить свои погрешности, допущенные при сотворении человека.