Глава тридцать первая. Знаешь, какой сегодня день?
Маринка рванула дверь и вбежала в комнату:
— Мама, идём! К Кудрявцевым Журавленко пришёл! Мы с тётей Наташей какой обед приготовили!
Мама спросила:
— Ты что, в домработницы к ним нанялась?
Маринке хотелось ответить: «И нанялась!» — но еще больше хотелось, чтобы всё в этот день было хорошо.
Она сказала:
— Ну идём. Тебя тётя Наташа звала. Вот честное слово!
Мама гордо повела плечом:
— Подумаешь, звала. Так я и побегу. Очень мне надо смотреть на вашего Журавленко!
— Да не смотреть! У них же интересно. Сегодня, знаешь, какой день? Просто каждую секундочку, что я здесь, — жалко, что я не там.
— Иди, если жалко. Никто тебя не держит.
— А ты не хочешь? Нет, хочешь — и не идёшь. Сама себе наоборот делаешь!
— Да пусть он провалится, ваш Журавленко! Всё из-за него кувырком. Отца он у тебя отнял… Несчастные мы с тобой, Мариночка!..
Когда несчастным людям говорят, что они несчастные, и то они часто не хотят согласиться, протестуют. А когда счастливому говорят, что он несчастен, — как же тут не протестовать?
И Маринка закричала:
— Я не несчастная! Очень мне надо!
И с криком «Я знаю, что нет!» — Маринка примчалась к Кудрявцевым.
Она попала будто в другой мир, где жилось дружно и горячо.
Тётя Наташа, узнав, что сказала Маринке мама, растерялась и стала похожа на оробевшую школьницу. Может быть, она что-нибудь не так сделала?
Но сейчас некогда было об этом думать. В руках у тёти Наташи был циркуль. Она с помощью Журавленко вносила в чертёж какое-то добавление.
Михаил Шевелёв, Сергей Кудрявцев и Лёва прилаживали в коридоре крышку к большому ящику.
Маринка начала собирать вилки, ложки, тарелки, чтобы сразу поставить всё на стол, как только с него уберут чертёж.
Ещё надо было успеть поесть, снести этот ящик и уже готовый к Журавленко. Надо было упаковать модель и доставить её в Дом Новой Техники.
На сегодня было назначено собрание учёных и инженеров.
В дверях Дома Новой Техники за широким стеклом висело объявление. С улицы можно было прочесть:
«27 января в 7 часов вечера состоится демонстрация действующей модели строительной машины изобретателя И. Г. Журавленко. Вход по пригласительным билетам».
Когда у тёти Наташи чертёж был готов, она посмотрела на будильник.
До начала собрания оставалось три с половиной часа.
Глава тридцать вторая. Башня выходит из комнаты
Её, железную красавицу, подталкивали к выходу, и работники Общественной мастерской, и сосед, и дворник, и даже тот молоденький милиционер, который водил Журавленко в милицию, а сегодня прохаживался по своему кварталу и, как он выразился, заметил, что «тут такое дело».
Её по-разному поворачивали, чтобы она прошла во все двери. А поставить её в ящик пришлось уже на улице. Иначе вынести её было бы ещё труднее.
Маринка и Лёва укладывали контейнеры с кирпичом во второй ящик.
Когда оба ящика погрузили на машину, забрались в кузов Журавленко, Михаил Шевелёв, Сергей Кудрявцев и Маринка с Лёвой, — машина тронулась.
А оставшиеся махали руками, желали доброго пути и долго смотрели вслед.
* * *
Посреди большого зала Дома Новой Техники возвышалась демонстрационная площадка. Вокруг неё был свободный проход. За ним с трёх сторон шли ряды стульев, а с четвёртой стояли высокие деревянные щиты.
На этих щитах висели чертежи машины Журавленко.
На площадке была установлена модель.
В зале ещё никого не было, кроме Шевелёва, Кудрявцева, Журавленко и приехавшего раньше, чем они, невысокого старика.
В огромной лысине старика, как в зеркале, отражались электрические лампочки. Он смотрел круглыми карими глазами на Ивана Журавленко, так, как смотрят мамы на своих младенцев, когда говорят: «Иди ножками, ножками!»
Но старик ничего не говорил, а Иван Журавленко не видел и не знал, что его институтский профессор, прозванный Батей, может так смотреть.
Журавленко с двумя его «старыми» помощниками в последний раз проверяли каждую деталь модели.
Первым сказал Кудрявцев:
— В точном порядке! Как в аптеке!
Вторым сказал Журавленко:
— Да. Нормально.
А Шевелёв ещё лазал под модель, заглядывал в глазки труб. Наконец и он сказал:
— Всё.
Постояли. Помолчали.
Профессор посмотрел на часы:
— До начала сорок минут, Иван. В зал впустят раньше. Так что времени у вас не много. Советую на язвительные замечания — а такие будут — остротами не отвечать. Не отклоняться от сути дела. Объяснять перед демонстрацией будете долго?
— Минут двадцать, — ответил Журавленко. Он сошёл с площадки и сел в дальний ряд, чтобы сосредоточиться.
Батя с Шевелёвым и Кудрявцевым прохаживались вокруг площадки.
Двери зала отворились, и начали входить приглашённые. У большинства из них лица были живые, заинтересованные. Но некоторые входили с ленивой усмешечкой. Казалось, эти люди были не прочь спросить: «Ну что там за такой ещё выискался Журавленко? Из-за чего беспокоите?»
Каждый вошедший по-своему разглядывал чертежи и модель. Сейчас она была низенькой и башня — будто присевшей.
* * *
Лёве и Маринке разрешили доехать до самого Дома Новой Техники. Потом им велели идти домой. Они сами понимали, что на такое собрание их никто не пропустит. И всё-таки не ушли, не могли уйти.
В Дом Новой Техники с улицы вела дверь, за которой был широкий тамбур. В тамбуре справа и слева было ещё по одной двери со стёклами. Красиво чередовались широкие полосы матового стекла с узкими полосками прозрачного.
Обе двери выходили в вестибюль, но левая не отворялась.
Маринка с Лёвой стояли в тамбуре у этой двери. Через прозрачный узор стекла им виден был вестибюль с гардеробом в углу. Видна была устланная ковром лестница. А главное, видна была полная, высокая седая женщина, которая стояла внизу, у перил этой лестницы и проверяла билеты.
Маринка придумала такой ход:
— Мы подойдём к ней и скажем, что Журавленко забыл одну вещь. Такую нужную, что без неё не может. Мы торопились, бежали, принесли, и нам надо ему передать, и пусть она нас пропустит. Ну как она тогда не пропустит?
Лёва даже рукой махнул:
— Не пропустит. Скажет: «Давайте, я передам. Покажите, какая вещь». Что ты тогда покажешь?
Он хотел ещё что-то добавить, но вздрогнул и замолчал.
Через тамбур в вестибюль прошёл солидный, почти круглый человек, с розовеньким лицом. И хотя оно было теперь не самоуверенным и довольным, а встревоженным, — Маринка с Лёвой его сразу узнали.
Розовенький направился к гардеробу, а Лёва скомандовал Маринке:
— Раздевайся!
— Где?
— Здесь. На вешалку не примут.
Лёва быстро снял пальто, повесил на ручку двери, у которой стоял, и засунул в рукав пальто шапку.
— Ой, тут же украдут! — зашептала Маринка.
— Очень надо учёным воровать твоё пальто! Скорей!
Пока Маринка раздевалась, Лёва наметил план:
— Давай, когда все, кто раздевается, пройдут наверх, когда никого не будет. Видела, тогда контролёрша отходит и разговаривает с гардеробщиком. Отойдёт — мы сразу к лестнице и ползком, — чтобы ниже перил!
Они долго ждали. Розовенький уже разделся и поднялся по лестнице, и ещё многие прошли мимо контролёрши наверх. В вестибюле давно никого не было, а она не отходила.
— Ну, отойдите! Ну, отвернитесь! Ну, пожалуйста! — шепотом умоляла замёрзшая Маринка.
Ничего не помогало.
Но вот по лестнице спустилась молоденькая девушка с большущим объявлением и начала его прикреплять на стенке в вестибюле, а контролёрша отошла, повернулась к стене и начала ей помогать.
