— Погоди! — Александр Маркелович даже привстал со своего кресла. — По-моему, кто-то стучит в дверь.
— Стучит? Странно, зачем же стучать, когда есть звонок?
— Но послушай. Какой-то металлический звук. По ручке, что ли, стучат?
— Ой! Крышка!..
— Кому крышка? — растерянно проговорил Александр Маркелович (перед «Кабачком» он смотрел какой-то детектив).
Мария Ефимовна, всплеснув руками, бросилась на кухню выключить газ под кипящим чайником.
* * *
В милицию звонить не стали: пока объяснишь, пока оттуда приедут. А меры нужно было принимать самые срочные. Поэтому решили обратиться к милиционеру, который жил в соседнем доме и часто прогуливался со своей собакой.
— Только сразу приходите, не мешкая, — приговаривала Мария Ефимовна, помогая мужу надеть пиджак.
— Да, да, Машенька, конечно, сразу, — Булочкин никак не мог попасть руками в рукава.
— И собаку пусть приводит.
— И собаку.
— Только не подходи к ней близко: укусит.
— Да, да, — открывая дверь, сказал Александр Маркелович. — Укушу.
Вернулись они очень скоро. Увидев в своем коридоре огромную овчарку, Мария Ефимовна чуть не грохнулась в обморок.
— Дайте какую-нибудь вещь вашего сына, — сухо сказал милиционер.
Поскольку Мария Ефимовна от страха не могла двинуться с места, за вещью пошел Александр Маркелович. Принес он металлический шарик от детского бильярда.
Собаку шарик не удовлетворил. Она удивленно ткнула его носом и даже лизнула. Не испытав никаких вкусовых ощущений, она безразлично отвернулась.
— Неужели у вас других вещей не осталось от сына? — спросил милиционер.
— Саша, на кухне, возле буфета, мяч, проводи, пожалуйста, собачку, — сказала ласковым голосом Мария Ефимовна.
Александр Маркелович пошел вперед, следом — пес, за ним — милиционер.
— Вот он, — указал пальцем Александр Маркелович.
Милиционер взял овчарку за ошейник и подвел к мячу.
— Нюхай, Рекс, — приказал он.
Рекс, раздув ноздри, обнюхал «вещь», тронул мяч лапой и, когда тот чуть откатился, наклонил морду к листку бумаги, который оказался под мячом. Словно пытался прочитать, что там написано.
— Славный песик, — пролепетала Мария Ефимовна.
Милиционер поднял листок и прочитал вслух:
— «Дорогие мама и папа! Миша из девятой квартиры пригласил меня на три дня на дачу, и я к нему уехал. Целую. Ваш сын Костя».
Александр Маркелович, ошалело вытаращив глаза, слушал милиционера.
— Ну, Рекс, ты свое дело сделал. А вы, гражданин папа, читайте записки, которые вам сын пишет. Чуть что, так в милицию! — махнув рукой, милиционер прошествовал с псом мимо Александра Маркеловича и стоявшей на почтительном расстоянии Марии Ефимовны.
Возмущению родителей не было границ.
— На дачу уехал! Не позвонил! Записку под мяч куда-то сунул! — поочередно выкрикивали Александр Маркелович и Мария Ефимовна. — Сыночек называется!
Под мяч Костя положил записку неспроста. После того как Булочкины забрали сына из пионерского лагеря, футбольный мяч стал в семье яблоком раздора. Раньше он, казалось, был пожизненно заточен во тьму стенного шкафа. Там он лежал где-то на самом дне в полуспущенном состояние и формой напоминал скорее боксерскую перчатку, нежели мяч. Иногда его вынимали оттуда, чтобы, как и все предметы, находящиеся в шкафу, протереть тряпкой. После этого он водворялся на свое привычное место.
Костя, вернувшись из лагеря, сразу же спросил:
— Мяч мой цел?
— Цел, Костенька, что с ним станет, — улыбнулась Мария Ефимовна и, чтобы сделать сыну приятное, полезла в шкаф, вынула мяч, протерла его влажной фланелевой тряпкой и хотела было положить обратно.
Но сын сказал:
— Дай мне.
— Зачем?
— Пойду постукаю.
— Зачем же идти? — не поняла Мария Ефимовна. — Поиграй мячиком здесь. Пол у нас чистый. Соседи снизу в Сочи уехали. Стукнешь об пол парочку раз и положишь в шкаф. Чего во двор выносить — грязный будет.
О том, что предложение матери — полнейшая нелепость, догадался даже Александр Маркелович, хотя был далеко не знатоком спорта. К тому же он хотел доставить сыну какое-то удовольствие, поэтому сказал:
— Нет, Маша, он не руками хочет играть. Правда, Костя?
Булочкин-младший снисходительно махнул головой.
— Вот видишь, — скромно подытожил Александр Маркелович.
Но Мария Ефимовна не собиралась сдавать позиций.
И пошла в квартире Булочкиных с того часа «борьба за мяч». Мария Ефимовна все старалась его в шкаф упрятать, Костя, наигравшись во дворе, прибегал домой и совал мяч в угол возле буфета.
Он прикинул, что мать, когда вернется, непременно подойдет к мячу, может, не сразу, даже лучше, если не сразу, но подойдет. Поднимет, тут и обнаружит записку.
И вот записка уже тряслась в яростных руках родителей.
— Скорее в девятую квартиру, — переглянувшись, изрекли отец и мать.
Но в девятой квартире Булочкиным никто не открыл: там никого не было. Они ходили туда несколько раз вплоть до позднего вечера — тот же результат.
В одиннадцать часов Булочкины решили сходить снова.
Девятая квартира долго молчала. Наконец за дверью послышались шарканье и недовольный разбуженный прокуренно-хриплый голос:
— Кого черт по ночам носит? Спать людям не дают. Кто там?
— Откройте, пожалуйста, мы насчет вашего сына.
— Какого такого сына? Отродясь сына не было. Дочь вот есть, а сына не припомню. Не по адресу обращаетесь.
— Да откройте же, — взмолилась нежным голосом Мария Ефимовна. — Мы по поводу Миши.
— Миши, — произнес голос. — Так это мой племянник. Сейчас открою. Взгляну, кому это он ночью понадобился.
— Мы Булочкины, из третьей квартиры, — хором произнесли Мария Ефимовна и Александр Маркелович, когда перед ними на ширину цепочки приоткрылась дверь.
Недоверчиво-иронически худощавая физиономия Мишиной тетушки прищурила глаза из-под нависших надо лбом бигуди:
— Что он там натворил?
— Видите ли, мы вообще-то не насчет Миши, а насчет Кости, — начала пояснения Мария Ефимовна.
— Вы меня извините, — передернулась тетушка, — но это называется нахальством. Вид у вас приличный, а ведете себя несолидно. Будите человека ночью под предлогом племянника, а потом заводите посторонние разговоры. Некрасиво все это. Очень некрасиво!
Мария Ефимовна и Александр Маркелович с трудом сумели заставить выслушать себя. Узнав, что их привело к ней, тетя не на шутку встревожилась, особенно, когда увидела записку Кости. А встревожившись, впустила Булочкиных в квартиру, чтобы обсудить план действий.
Булочкины в свою очередь пришли в ужас, когда прочитали записку Миши:
— Пионерский лагерь! — всплеснула руками Мария Ефимовна. — Вот где они скрылись! Наверняка это тот самый лагерь!
Чуть свет от дома № 17 по улице Просторной отделилась небольшая группа: впереди шли две женщины, одна худая, высокая, с грязно-пепельными кудряшками на гордо поднятой голове, другая — немного ниже ростом, но зато упитанная, с могучими плечами, в широкополой соломенной шляпе с бантом; за ними энергично семенил невысокий мужчина.
Путники спешили на вокзал.
* * *
Костя Булочкин спал. Он лежал на боку, его правая коленка высовывалась из-под простыни и блестела в лучах солнца, проникших в палату. Левой ногой он упирался в стенку. Наверное, это положение и навеяло ему сон: он в игре, стремительно обводит одного противника, другого — гол! Еще гол! Еще! Он даже сбивается со счета. Сколько же он забил? Неважно. Главное — победа. Команда выстроена, ему вручают хрустальный кубок и огромный букет. Он благодарит, кланяется. И в этот момент чувствует, что один стебелек из букета щекочет ему нос, он пытается отодвинуться подальше, перекладывает букет в другую руку, но с травинкой нет никакого сладу. Не удержавшись, Костя чихает. Все смеются, его команда, зрители, судьи…