- Думаешь, мне так нравится обрабатывать Миаса? Делать из себя черт знает что? – я чуть не закричала в пустоту перед собой.

Сильные руки повернули меня к себе, мелькнули серебряные искры в глазах и тело замерло на мгновение, чтобы рвануть навстречу. Элрон прижимал меня к себе, все крепче и крепче обхватывая руками. Скользя по спине, плечам и волосам. И губы, к которым я так стремилась, были моими. В голове нет мыслей. Только страсть. Сильнее и глубже губами, плотнее телами.

А потом он резко отстранился, отвернулся к окну и обратно вернулся уже совсем другим. Смеющееся лицо.

- Думаешь, страсти было достаточно? – Широкая улыбка словно ножом полоснула. Он закатил глаза. – Видишь, Тара была неправа. Можешь больше не обрабатывать Миаса.

Вот это номер! Он меня нагнул!

Бесконечность я стояла и смотрела на эту наглую смеющуюся рожу передо мной. Да что в нем красивого? Обыкновенный гад… спокойно… держать эмоции при себе… нифига… при себе ничего не держится! Растерянность сменилась злостью и обидой. Главное, не стоять и не молчать! Не молчать! Говори, говори… но не матом же… Все равно он ничего не поймет. Надо внятно и интеллигентно.

Я скакнула к нему словно балерина и рывком схватила за руку. На всякий случай.

- Ты уж извини, милый, но заземляться тут больше не о кого. Теперь о главном: обычно у нас в таких случаях желают ближайший столб или гвоздей на все четыре колеса, но из-за отсутствия машины и наличия лошади, это совсем не актуально. Еще я могла бы нажелать тебе триппер или виагру с пургеном в одном флаконе, но ты все равно не понимаешь о чем я. Поэтому…

Я дернула его на себя за руку и прошипела в нос.

- Это было восхитительно! Но упаси меня Бог встретить еще таких ответственных друзей! Понимаешь?

Утром Миас вышел нас проводить и я с нежностью приложилась к его щеке на глазах всей нашей компании, с интересом за нами наблюдающей.

Мои глаза то и дело возвращались к недоумевающим слугам, ровняющим грядки, и тогда я чувствовала, как стыд заливал мне лицо. При дневном свете мое ночное творчество выглядело очень впечатляюще. И гадко.

Элрон с утра мило поздоровался.

После того, как я всю ночь представляла себе то как мы целуемся, то как я избиваю его в акте мщения, я опять глупо промямлила: «Доброе». Хотя ночью дала себе зарок придумать достойный ход. Не придумала. Пришлось повторять за ним: он ведет себя как ни в чем не бывало – я тоже.

Миас сжал мне руки напоследок и долго смотрел в глаза. Я спокойно пожала в ответ.

- Удачи тебе, охотник за единорогами! – Миас легко улыбнулся и отпустил мои руки. – Прощай!

- Спасибо за все. – я залезла на лошадь и тронула. Первой выехала за ворота. Мне надо было о многом подумать.

Но меня прервала Тара, нагнав и пустив коня рядом.

- У тебя все нормально?

- Да. – я глянула на круги у нее под глазами. – Хочешь поделиться радостью?

- Да! – Она просияла. – Мне так хорошо сейчас!

- Рада, что Фарг оправдал надежды.

- Нет. Я не о том. Мы всю ночь проговорили! Давно такого не было! И я знаю, что это мое! И от этого так внутри тепло, хотя и спать хочется. – Она широко зевнула.

- Говорили? Это разве про тебя?

- Лика, я встретила важного для себя человека. Мне до плоти о нем еще столько узнать нужно.

- Ясно. Значит любовь у тебя таким образом проявляется… А мне еще решать надо, что тут мое…

- Ты о чем?

- О своем. Не обращай внимания.

И она не обращала, лишь изредка прерывая свои трели о Фарге и Силе вопросом, все ли у меня нормально. Этот же вопрос с разницей во времени задали за день мне все мои друзья не один раз. Даже Элрон, казавшийся непривычно обеспокоенным, что меня позабавило. И у меня на самом деле было все нормально. В пределах моей нынешней НОРМАЛЬНОСТИ, не считая того, что я этот день смотрела на мир сквозь туман. Такой трезвой головы… пожалуй, даже такой УМНОЙ головы у меня наверное за всю мою жизнь не было. Я ДУМАЛА. Вернее, медитировала. Иначе это состояние небольшой комы никак не назовешь.

Я осознала, что мне остро не хватает Вадима – противного и рассудительного. Того самого, с МОЕЙ стороны. Который разрулит ситуацию. Вступится за меня.

С МОЕЙ стороны, потому что я чувствовала себя здесь чужой. Они все дома. Они останутся. А я уйду. И я всего лишь эпизод в их жизнях. Они могут дальше продолжать общаться между собой, а меня могут просто забыть. А вот я без них уже никуда. И влипла я по полной. И даже не из-за этой долбаной магии, которая якобы у меня внутри.

Теперь я точно знала кого и чего хочу. Но что это меняет?

Вернуться второй раз… Это будет намного больнее. Намного хуже. Моя жизнь уже тяжким грузом тянет с лошади вниз.

Время для меня словно остановилось, и вокруг, как карусель проносилась наша небогатая событиями походная жизнь с короткими остановками на отдых, длинными остановками на ночлег, смехом теперь уже неразлучной троицы, редким мельканием равиера и озабоченным грустным взглядом Шатира.

Я увольняюсь! Точно! Я ненавижу эту работу с двумя стопками бумаг. И я увольняюсь.

Я буду одна. Не будет больше череды мужчин на выбор. Это не мое. Мне никто больше не нужен. Никто его не заменит. И я буду одна. Лучше быть одной.

Ну, может, заведу себе собаку. Буду вставать в шесть утра и выгуливать свое сокровище, выгребать шерсть из под дивана и наступать на собачий корм на кухне. Потом мне будет за тридцать или за сорок. Боль утихнет. Воспоминания померкнут. И я, возможно, найду себе скромного менеджера… ведь собака к тому времени скорее всего уже умрет…

А во сне были горы. Один и тот же сон повторялся вновь и вновь.

Яркое теплое солнце. Не жаркое, а именно теплое, ласкающее лучами изумрудную зелень под ногами. Насколько хватает глаз – простор. Вдалеке темной грядой поднимается плотный лес. А в другой стороне, соперничая с зеленью травы и голубизной неба, плывя в легкой серой дымке, проявляются очертания гор, с непременной белой шапкой снега на макушке, сошедшие словно с картинки, манящие далью и высотой.

И я, такая маленькая на фоне этой величественной картины и хрупкая, будто рамка сейчас сдвинется и сдавит меня. Вокруг всего так много! Ощущение полета поднимается где-то в желудке, приятно трепещет крыльями бабочки и струится теплом вверх. Чтобы вырваться торжествующим криком наружу. А потом какой-то звук заставляет меня обернуться. И резко все меняется.

Серое низкое небо. Серое море вокруг, насколько хватает глаз. И белый песок под ногами. Не желтый, грязноватый, тепло отливающий свет мельчайшими частицами, а белый. Словно ровный снег, словно мука. Нет ветра, ничто не колышет песчинки. И море застыло. Неживая вода не бьется волнами, не ласкается о берег. Поверхность как серое мутное стекло. Нет больше полета, но есть спокойствие и уверенность. Тут все останется навсегда именно таким! Вот она – незыблемая стабильность! И от этого с одной стороны даже неплохо, а с другой стороны – грустно. Так, что начинает рябить в глазах и над белым песком возникает непонятная вначале тень. Но я то уже знаю, что это такое. И иду туда, ближе, чтобы вновь увидеть узкую высокую металлическую кровать, на которой доживает свой век неприятный тонкий матрас, застеленный противными сероватыми простынями. Я вздыхаю и ложусь на эту ненавистную мне кровать и смотрю вверх, где тем самым звуком, резким щелчком, заставляющим напрячься, взрывается ослепительный яркий свет…

И так я просыпаюсь, всегда в одной позе, глядя в розовеющее небо.

- Завтра до места дойдем. – Шатир скосил на меня глаза. – Ты так и собираешься в нирване пребывать?

- Тебе это не мешало бы, но завтра я должна быть в форме?

- Точно! Что с тобой происходит? Ты так по Миасу скучаешь, что в себя ушла?

- Я не успела к нему настолько привязаться. Я просто думала. Обо всем.

- Обо всем? До сотворения мира дошла? – он засмеялся.