Поразительная глухота поразила Наркомпрод в отношении еще одного ленинского проекта, пожалуй, наиболее ярко подчеркивающего то противоречие, в котором пребывал внешне самоуверенный и целеустремленный вождь революции после провала «вооруженного похода в деревню». Речь идет о пресловутом подоходном, прогрессивном натуральном налоге с богатых крестьян, идея которого была сформулирована Лениным в августовских «Тезисах по продовольственному вопросу»[153].
В принципе, о каком налоге могла идти речь, если в соответствии с действующими декретами и постановлениями о продовольственной диктатуре решительно весь хлеб, кроме скудной потребительской нормы, должен был поступать в распоряжение государства? Идея подобного плана могла возникнуть только из негласного признания несостоятельности собственной политики и в корне противоречила продовольственной диктатуре. Это, разумеется, и навеяло временную прохладу в отношениях Ленина и Цюрупы и заставило Ленина продвигать проект декрета через наркома финансов Н. Н. Крестинского. Проект декрета о натуральном налоге более, чем другие предложения Ленина, свидетельствовал о попытке внести регулярное государственное начало в отношения с крестьянством вместо примитивного революционного насилия. Это был крупный шаг вперед. Но он увяз в «болоте».
И трех месяцев не прошло в тянучке комиссий и согласований, как декрет ВЦИК и СНК об обложении сельских хозяев, натуральном налогом был принят 30 октября в пакете с декретом о Чрезвычайном десятимиллиардном революционном налоге на имущие группы городского и сельского населения. Будучи утвержденным на самом высоком уровне, тем не менее натуральный налог ни минуты не проводился в жизнь. В этом случае движение сверху натолкнулось на непреодолимое упрямство и твердокаменность Наркомпрода, точно так же, как разбивались о него все инициативы, идущие снизу. У продовольственного ведомства были свои виды на развитие продовольственной политики в русле ее централизации и ведомственного монополизма.
Как весенний «товарообман» послужил ступенькой к продовольственной диктатуре, так и его августовская интерпретация стала прелюдией к очередному фундаментальному мероприятию военного коммунизма. 21 ноября Совнарком принял декрет об организации снабжения, который упразднил остатки частноторгового аппарата и возложил на Комиссариат продовольствия функции заготовки и снабжения населения всеми продуктами личного потребления и домашнего хозяйства. Тем самым планировалось нанести сокрушительный удар по нелегальному товарообмену и торговле. Однако при абсолютной неналаженности госнабжения закрытие частноторговых предприятий привело прежде всего к тому, что снабжение прекратилось вовсе. Как писал по этому поводу Н. Орлов: «Не обладая источниками снабжения национализированных торговых предприятий, продкомы принуждены были, распродав небольшие наличные остатки товара, повесить замок на двери вновь приобретенной „государственной собственности“, а голодающих приказчиков или распустить, или взять на государственный счет»[154].
Борьба государства, не имеющего возможности взять под контроль все или хотя бы значительную часть продуктов, с частным торговым аппаратом ни к чему иному, как только к вздуванию спекулятивных цен и размножению спекулянтов среди торговцев и своих же чиновников, не могла привести. В Москве пошла подлинная вакханалия спекуляции, пока продсовдеп усердно снимал вывески с частных магазинов. Вскоре из Воронежа поступили сведения, что уже все кооперативы там «национализированы», в Перми закрыли все пункты, оставив население на потребу мелким жуликам с толкучих рынков. «Слушая такие вещи, положительно кажется, что мы задались целью своими руками зажигать белогвардейские костры!» — восклицал редактор «Известий Наркомпрода»[155].
После национализации банков, промышленных предприятий и введения продовольственной диктатуры декрет от 21 ноября по сути завершил в основе законодательное оформление военно-коммунистического здания, несмотря на то, что вплоть до 1921 года это здание продолжало достраиваться и доводиться до казарменного совершенства. Для 1918 года еще рано говорить о системе военного коммунизма, пока это была только политика военного коммунизма, сумма государственных заявок на всеобъемлющую монополию, не подкрепленных реальным механизмом производства и распределения продуктов. Посему это бумажное здание отбрасывало тень разного рода уступок, причем тень до времени имела более материальный характер, нежели ее предмет.
Сентябрьское полуторапудничество дало возможность горожанам продержаться три месяца на однофунтовом пайке в день (из расчета 1,5 пуда муки — 90 фунтов печеного хлеба). Когда же эти запасы подошли к концу, поднимается новая волна против продовольственной диктатуры. В лице председателя Моссовета Наркомпрод получил серьезного и хлесткого критика. 8 декабря, на заседании Исполкома совета после отчета продовольственников о снабжении Москвы, Каменев с возмущением говорил:
«Я понимал так, что Народный комиссариат продовольствия создан для того, чтобы продовольствовать, а не для того, чтобы по поводу продовольствия ссылаться, что стоят морозы, идет война… Ведь вы и созданы для того, чтобы при условиях войны развить максимум усилий, чтобы кормить население. Меня удивляет, когда из месяца в месяц нам вместо ста вагонов доставляют один… Это не работа, а бюрократизм, когда на одной бумажке пишется за четырьмя подписями, что предназначено к ввозу в Москву столько-то картофеля, а на другой бумажке написано, что в Москву оказалось невозможным доставить это количество… Вы не исполняете своих обязанностей как по отношению к гарнизону, так и по отношению к рабочим, и нам из наших 7 %, которые вы нам доставляете, приходится еще уделять гарнизону. Ни одна задача вами не исполнена… У вас есть великолепный план, но он существует только у вас в голове. Вы морочите рабочих… из-за этого плана вы отказываете и им в самостоятельной закупке»[156].
Каменев предложил известить Совнарком, что надежды на получение продовольствия нет. «Ничего нет и ничего не будет». По его предложению Исполком принял резкое постановление, в котором заявлялось Совету Обороны, что Моссовет будет принужден во избежание катастрофы на почве голода давать разрешение рабочим организациям на закупку и привоз ненормированных продуктов[157].
Пламенное выступление Каменева ознаменовало начало нового массированного наступления на интересы продовольственных монополистов. 10 декабря Совнарком под давлением Моссовета принимает решение о предоставлении рабочим организациям и иным профессиональным объединениям права закупки и провоза ненормированных продуктов. Наркомпроду предписывалось издать категорическое распоряжение всем губпродкомам и заградительным отрядам о запрещении чинить препятствия провозу ненормированных продуктов. Замнаркомпрод Брюханов подтвердил в своей лаконичной и грозной телеграмме губпродкомам о необходимости жесткого контроля над заградительными отрядами. Населению возвращалось право, никем и никогда у него не отнимавшееся.
Дело в том, что при попустительстве центральных продовольственных органов заградительные отряды водворили странный порядок, при котором отбиралось решительно все продовольствие, даже то, на которое и не была объявлена государственная монополия. Все это проделывалось зачастую без обязательных квитанций, уплат и объяснений. Августовская попытка Ленина ввести в рамки деятельность заградотрядов осталась на бумаге. Право постановки отрядов принадлежало только Наркомпроду и губпродкомам, но их ставили все кому не лень — упродкомы, комбеды. Заградительные отряды, часто состоявшие из весьма сомнительного контингента и неведомо кем уполномоченные, продолжали практику реквизиции всех продуктов, нередко прихватывая и приглянувшиеся личные вещи пассажиров.
