Флейтистка. Не смей!
Скрипач. Почему? Это будет ритуальное убийство.
Флейтистка. Меня это не касается, но ты говорил, что скрипка похожа на мои бедра, что она как бедра! Ты обнимал скрипку, но думал обо мне. Если ты изуродуешь скрипку, ты изуродуешь меня.
Скрипач. Эх, скрипка! Ты любовь моя? Выгнутая, как ее фигура, прочная, как ее шея? Гладкая, как она, хрупкая, как она, как она, влекущая, чтобы прикоснуться к тебе с любовью и умением. Я прижимал тебя и своими руками, своим искусством извлекал из тебя сладкое воркование. Ну а теперь пой по-другому. Я добуду из тебя последний звук, такой, какого ты уже никогда не повторишь. Первый и последний, один-единственный. Я извлеку из тебя такую ноту, какой еще не извлекал из своей скрипки ни один скрипач. В тот миг, когда ты будешь умирать.
Флейтистка. Нет!
Скрипач. Почему? Это будет убийство из-за любви.
Флейтистка. Оставь, не делай этого!
Скрипач. Я должен.
Флейтистка. А я не позволю.
Скрипач. Я должен, должен, должен!
Флейтистка. А я не позволю, не позволю, не позволю!
Скрипач. Ты не можешь мне помешать (звуки борьбы).
Флейтистка. На помощь, на помощь! (Удар топора по скрипке, стон разорванных струн и глухое эхо размозженного дерева). Убийца! (Удары повторяются. Удаляющиеся шаги перепуганной флейтистки и ее крик.) Убийца, убийца…
Шаги и крик стихают в отдалении, Еще какое-то время слышны только удары.
ЧАСТЬ IV
Директор (произносит речь). Дамы и господа, уважаемые граждане, достопочтенные отцы города и гости, а также ты, дорогая молодежь… Ах, что я такое говорю! Уважаемые организмы, дорогие биологические функции, а также общественные психо-физико-социальные системы, то есть энерго-информационные структуры, лабильные, но временно стабильные. О вы, продукты эволюции, уважаемый синтез белка. Имею честь приветствовать вас на торжественном открытии… Ах, простите. «Честь» — слово из архива, которое уместно лишь в устаревшем словаре ценностей, безнадежно устаревшем, как и само вышедшее из употребления слово. Какая честь, что за честь, почему честь! Нет у меня никакой чести. Только не думайте, что своим присутствием вы оказываете кому-либо честь, о вы, проекты самих себя, вы, всемирные мелодрамы, демонстрируемые на экранах ваших собственных черепов, с вами в главной роли. Честь — это такая же чепуха, как иерархия. Нет чести без иерархии. А иерархии тоже нет. Поэтому прежде всего долой иерархию! Ведь разве одно зеркало, отражающееся в другом зеркале, лучше второго зеркала, а то второе зеркало, отражающееся в первом зеркале, более уважаемо, чем первое зеркало? С полной уверенностью говорю: нет. Нейрон стоит нейрона, и нейроны не могут гордиться друг другом. Пац стоит палаца, палац Паца, Пац Паца и палац палаца[4]. Поэтому пусть тебе не кажется, структура, что ты можешь удостаивать кого-либо чести, а кому-то приносить позор. Пусть тебе не снится, что ты красивая или уродливая, добрая или злая, подлая или благородная, трусливая, смелая, сильная, слабая, вообще какая-нибудь. Выкинь из головы все эти придуманные атрибуты, эти лингвистические недоразумения, все эти этики и эстетики, все эти веры и морали. Забудь о них раз и навсегда, эти вариации, ты версия, реализованная в натуре, но случайная, единственная и совсем необязательная. И поскольку ты именно таковой являешься, единственной, хоть и необязательной, поскольку нет никакой другой версии, с которой можно было бы тебя сравнить, — оказывается, что понятие различия не имеет смысла, потому что, в конечном счете, ты не можешь отличаться от самой себя. А если, вообще говоря, различия не существует, то не существует различий и частных, поэтому и нет иерархии. Потому что различия неизбежно порождают иерархию, принимая во внимание то, что если заяц отличается от черепахи, значит, он бегает быстрее. К счастью, это не так, потому что, как показал последний анализ, отличий не существует. И что из этого? Ничего. Потому что «что-то» существует только тогда, когда существует что-то другое, когда одно отличается от другого, «что-то» существует лишь вследствие отличия. А вот «ничто» от ничего уже отличить нельзя, как я сказал. Поэтому если все мы одинаковы и равны, то совсем не потому, что у всех у нас какая-то там душа. Душа! Ха-ха! (Смех в зале.) Мы все равны и одинаковы потому, что мы все являемся ничем (бурные аплодисменты). Да, все мы ничто, а между одним ничтожеством и другим никакой разницы нет! Если нам еще кажется, что между нами существует какое-то отличие, то помните, что это лишь старосветское заблуждение, самовластный и окончательный приговор ограниченного ума, искусственная и ничем не обоснованная дискриминация. Это ложь нашей культуры, которая всегда восхваляла иерархию. Дамы и господа, уважаемые зрители… а вернее, простите, дорогой общий знаменатель. Давайте все вместе издадим общий крик осуждения иерархии и справедливой ненависти к культуре, этому омерзительному иерархическому извращению! (Громкие крики «у-у-у-у» и свистки. Публика полна сарказма и ненависти. Постепенно шум стихает. Становится слышно, как точат нож.)
Посыльный. Какие-то два господина просят аудиенции.
Скрипач. Я не хочу никого видеть, я ни в ком не нуждаюсь и никого не принимаю.
Посыльный. Я им это говорил, но они настаивают. Они хотят что-то сказать.
Скрипач. Что они могут сказать?
Посыльный. Этого они не сказали, но говорят, что это очень важно.
Скрипач. Я теперь сам знаю, что важно, а что нет.
Посыльный. Я им об этом тоже говорил, но они ответили, что они знают лучше.
Скрипач. Это я знаю лучше.
Посыльный. Я им и это сказал. Но они говорят, что знают еще что-то.
Скрипач. Что они знают?
Посыльный. Этого они сказать не пожелали.
Скрипач. Тогда пусть войдут (перестает точить нож).
Посыльный. Войдите, пожалуйста.
Мать. Наконец. Я уже думала, что мы никогда не дождемся. Покажись, как ты выглядишь. Похудел…
Скрипач. Мама? Опять?!.
Мать. Что значит «опять»?
Скрипач. Ведь мы же простились…
Мать. …Навсегда. Но не надолго. Значит, это твоя гардеробная? Нищета. Я думала, ты устроился получше. Позволь представить тебе нашу соседку, живущую напротив, очень милая особа. Ах, да, вы же знакомы.
Скрипач. Она?
Мать. Ну чего же ты стоишь? Поздоровайся. Прости его, дорогая, он такой робкий…
Скрипач. Ты?
Флейтистка. Хорошо еще, что ты меня узнаешь.
Мать. Не смущайся. У нас с нею нет тайн друг от друга.
Скрипач. Ведь мы же расстались!
Флейтистка. Правда? Что-то не припоминаю.
Скрипач. Не будем об этом. Ты с мамой? Мама с тобой? Вы вместе?
Мать. Почему тебя это удивляет? Ведь я же тебе говорила, что она наша соседка.
Скрипач. Ведь ты же ее не любила, вы друг друга не выносили.
Мать. Мы?
Флейтистка. Мы?
Скрипач. Ты ненавидела ее, а она тебя.
Мать. Ты что-то перепутал! Это моя лучшая подруга. Правда, дорогая?
Флейтистка. Да, да, мы очень, очень любим друг друга.
Мать. Мы обожаем друг друга.
Флейтистка. Обожествляем (звук поцелуев).
Скрипач. Может быть, это сон? Откуда эта внезапная дружба? Чего вы хотите от меня? Вы хотите от меня чего-то вместе или каждая в отдельности?
Мать. Ах, как ты вульгарно выражаешься. Прости, дорогая. Иногда он бывает груб.
Флейтистка. Да, у него трудный характер.
Скрипач. Груб… Характер… Они все еще видят меня прежними глазами. Разве вы не понимаете, что все изменилось? Я уже от вас освободился. Может быть, я выражаюсь вульгарно, не спорю. Но это потому, что я изменился. Ра-ди-каль-но.
