Но о том, что происходит в кабинете, ни слова. И без того понятно.
Директор похудел. Было видно, что он страдает. Вызвал меня снова.
— Как настроение у коллектива?
— Атмосфера очень хорошая, — отвечаю я. — Можно дышать полной грудью.
— А может, тут чем-нибудь попрыскать, каким-нибудь одеколоном? Или попробовать самокритику? — И смотрит мне прямо в глаза, а сам бледный.
— Можно, — отвечаю я осторожно. — Но природа остается природой.
Несколькими днями позднее упала в обморок секретарша. Директор вызвал меня в третий раз.
— Завтра у меня будет комиссия, — а сам весь трясется.
А я ему на это:
— Свежий воздух еще никому не повредил.
А директор:
— Скажите откровенно, куда вы мне свинью подложили?
— Какую свинью? — спрашиваю удивленно.
— Месячный оклад, — говорит директор.
— Месячный оклад и премия, — отвечаю я.
— Договорились, — говорит директор.
И на другой день запах исчез. Хорошо подложенная свинья — друг человека.
Встреча
Дорога была пуста. То есть, я хочу сказать, что на ней не было ни человека, ни животного, ни каких-либо предметов. Я шел по этой дороге. Я — человек. Глядя по сторонам, я никого не заметил.
Так было до какого-то момента, когда неожиданно показался некто, идущий мне навстречу. Он был чуть выше меня ростом и заметно шире в плечах; на нем была шляпа, в то время как я шляпу никогда не ношу.
Я сделал соответствующее выражение лица, чтобы казаться энергичным и красивым.
Я думал, все произойдет как обычно. Я на минуту затаю дыхание, чтобы воздух, выдыхаемый неизвестным, а также воздух, его окружающий, не проник в мои легкие, и мы разойдемся.
Но он преградил мне дорогу и сказал:
— Стойте. Завтра ровно в семь вы придете ко мне убирать квартиру.
Я был так удивлен, что только проговорил:
— Я?
— Именно вы.
— Что это значит?! — нашел я наконец нужный ответ. — Что вы вообразили? Пожалуйста, пропустите меня!
— Не спешите. Сначала выслушайте: напор воды хороший, тряпки на месте.
— Вы что, действительно думаете, что я…
— Работа на первый взгляд нелегкая, не спорю, но ведь есть пылесос.
— Какой пылесос?!
— Отличный пылесос, чистить им одно удовольствие. И последнее — ковры выбивать внизу, во дворе.
— Какой этаж? Конечно, шестой?
— Что вы! Четвертый. Кроме того, есть лифт. Сами видите, какие условия.
— Но с какой стати я должен убирать вам квартиру?!
— Потому что она грязная и пора ее освежить. Вы получите фартук. И вообще попрошу не делать мне замечаний.
— Но что все это значит?!
— Вы же не можете убирать без фартука! В общем, как хотите.
— Нет, нет, конечно, фартук. Но… как вы смеете!
— В чулане возле ванной вы найдете веники, свет зажгите в передней, в чулане лампочка перегорела.
— Нет, это неслыханно!.. Хорошо бы достать обрезки фетра… Но за кого вы меня принимаете?!
— Фетра нет, есть домашние туфли на войлоке, вы их также найдете в чулане. Только не слишком много расходуйте пасты для пола. Столько всего уходит, что не напасешься.
— Вы думаете, что можно отделаться чем попало? Если работать, так надо столько, сколько надо, никто не даст себя обмануть, а как вы думаете…
— Я попрошу не дискутировать. Пасту наносите тонким слоем и подождите, пока высохнет. Щетку для натирки полов возьмете у соседей.
— Как, у вас нет своей щетки для натирки полов? Не могли приобрести?
— Это вас не касается. Соседям звонить только до восьми, потому что позже они все уходят. Скажете, что вы от меня. В кухне, на буфете, лежит сыр, возьмите себе кусочек, только не весь. Раковину надо почистить, герань полить, линолеум скатать, чужих не пускать.
— А горячая вода? Холодной я мыть не буду. У меня ревматизм.
— Не говорите ерунды. Воду можно согреть на газовой плите. Надо только повернуть кран. Вы же не маленький.
— Значит, и газ есть?
— Не задавайте неинтеллигентных вопросов. Разумеется, есть.
— Я боюсь. Можно отравиться.
— Глупости. Грязные салфетки сложите в одно место. Шкафы отодвиньте, матрасы выбейте, занавески снимите, ручки почистите порошком, не забрызгайте стены, окно надо вытереть насухо, как следует, я проверю, радио выключите и не слушайте, это отвлекает. Ну, вот, пожалуй, и все. До свиданья.
Он ушел, не оглядываясь, походкой спортсмена. Я смотрел на него до тех пор, пока он не скрылся из глаз. Во мне кипела оскорбленная гордость, кричало раненое чувство собственного достоинства.
Вдруг мне сделалось как-то не по себе, я почувствовал себя беспомощным, беззащитным… он не оставил мне свой адрес.
Штабс-капитан Ипполит
О нет, не сразу он стал штабс-капитаном. Когда в 1844 году его призвали на военную службу, он не был даже штабс-поручиком. Что я говорю! Даже штабс-капралом, штабс-ефрейтором даже. Он намеревался изучать философию.
Только в начале 1854 года получил он первое отличие. Пушка переехала ему ногу, и фамилия его была внесена в список больных.
Первое время он получал письма от друзей, но скоро казарменная суета целиком заполнила его жизнь. То ложись, то вставай, то кричи: «Да здравствует царствующий дом!»
Он твердел.
В 1859 году перед парадом ему запретили носить очки. «К чему?» — спросили его.
Суровой была его жизнь. В 1867 году его ударила артиллерийская лошадь. Он начал терять память.
Из всех человеческих чувств у него осталась только горячая любовь к животным.
В 1872 году он по забывчивости надел носки. На него направили два полка конной жандармерии. Проехали по нему.
Лечился в военном госпитале.
В 1880 году он умер, но его призвали вторично. Долг повелел ему явиться.
Он отвердел уже окончательно. Приехав в 1893 году в отпуск, он попросил на обед только воды из болота.
Еще в 1914 году его использовали в лагере в качестве подпорного шеста для палатки.
А потом уже никто ничего не слышал о штабс-капитане Ипполите.
Вот такая история.
Пьесы
Ка́роль
Действующие лица
Дедушка
Внук
Окулист
На сцене диван, рядом с диваном, на полу, лежит книга. Два стула, шкафчик, на стене таблица с напечатанными на ней рядами букв и цифр разной величины для определения остроты зрения. Телефон, дверь. На диване лежит Окулист, мужчина средних лет, в очках. Читает книгу, В дверь стучат. Окулист встает.
Окулист. Войдите.
Входят Внук и Дедушка. Внук входит первым; это мужчина лет тридцати с небольшим, угловатый, сильный. За ним Дедушка, маленький старичок с седой бородкой, с двустволкой на плече.
Внук. Здравствуйте, господин доктор. Это Дедушка.
Окулист. Здравствуйте. О! Дедушка? Он еще удивительно хорошо выглядит.
Внук. Ну вот, я его привел.
Окулист. Вы с охоты? Несчастный случай? В глаз попал пыж?
Внук. Нет, Дедушка только будет стрелять.
Окулист. Ага, значит, несчастный случай еще должен произойти. Вы пришли ко мне профилактически?
Внук. Да не будет никакого несчастного случая. Просто Дедушка будет стрелять — и все.
Окулист. Это необходимо?
Внук. Доктор, Дедушка должен стрелять.
Окулист. Если будет соблюдена гигиена стрельбы, то я не вижу причин для противопоказания. У старости свои права.
Внук. Это точно. Теперь дело только за очками.
Окулист. Жалуется на зрение?
Внук. Дедушка плохо видит. А дай ему очки — выстрелит.
Окулист. Значит, если я вас правильно понял, он будет стрелять в цель?
Внук. Ясное дело. Ха, посмотрите, господин доктор, он уже ищет.
Дедушка, который до этого стоял спокойно, начинает, сгорбившись, метр за метром обшаривать комнату, лицо почти возле пола, как у очень близорукого человека.
