Окулист. Откуда я знаю… может быть, отсутствие воображения…

Внук. Я не боюсь, потому что я не… Вы знаете, что я не… Ну? Ка… Ка… Ну, смелее!

Окулист (заикаясь). Ка… Ка…

Внук. Ну, Ка… Ка… Каро…

Окулист. Каро…

Внук. Ка́роль… ль…

Окулист. Ка́роль.

Внук. Ну, вот видите (пауза).

Окулист (про себя). Нет, это уже слишком.

Внук. Ни один простой честный человек на свете ничего не имеет против того, чтобы Дедушка выстрелил. Те, у кого совесть чиста, могут спать спокойно. Но Ка́роль! О! Он трясется от страха. И правильно. Потому что знает, что мы его найдем везде, а тем более теперь, когда у Дедушки есть очки!

Окулист (истерически). Почему вы не даете мне выйти? Это недемократично!

Внук. Еще того лучше! В эту минуту миллионы простых спокойных людей во всем мире входят и выходят, когда хотят. Самые обычные двери на петлях, раздвижные или, наконец, маятниковые, занавеси из бисера или циновки — скрип и шорох этих дверей раздается непрерывно, свободно и радостно. Только вы, только вы не принадлежите к этим веселым массам! Разве это наша вина?

Окулист. Что вы имеете против меня?

Внук. Вы — Ка́роль.

Окулист. Нет!

Внук. А кто протестовал, когда я сказал, что ружье уже двадцать лет как заряжено и что такое положение вещей не может дольше продолжаться? Кто хотел принудить Дедушку к чтению?

Окулист. Вздор!

Внук. Кто не хотел дать очки бедному старику? Вы — Ка́роль!

Окулист. Нет! Клянусь вам (поспешно шарит в кармане). Я вам паспорт покажу!

Внук. Паспорт ничего не значит. Дедушка тебя узнал, Ка́роль!

Окулист. Дедушка может ошибиться!

Внук. Дедушка! Начинаем (Дедушка спускает предохранитель)!

Окулист. Господа, подождите, это какая-то ошибка, трагическое недоразумение, я не утверждаю, что Ка́роль невиновен. Наоборот, это, вероятно, какой-то на редкость отвратительный тип, но при чем тут я? Пусть Дедушка оглядится, проанализирует. Ко мне всегда можно вернуться! Я принимаю по четным дням, с двух до шести, считайте, господа, что я у вас в кармане. А тем временем можно осмотреться. Ей-богу, сто́ит. А что, если настоящий Ка́роль сидит где-нибудь в тепле, пьет молоко и посмеивается над вами в кулак? Такая мысль не приходила вам в голову?

Внук. Это факт. Но ведь на свете может быть не один Ка́роль. Может, их два, три? Дедушка, давай пальнем в этого и сразу же начнем искать дальше, на всякий случай.

Окулист. Два? Три? Десять, сто, все могут быть Ка́ролями, все, только не я. А вы тратите здесь столько времени на того, кто не является Ка́ролем, в то время как те, настоящие Ка́роли, разгуливают где хотят.

Внук. Дедушка, это мысль. Кто сказал, что он один? Дедушка, у тебя есть патроны?

Дедушка. Хо-хо, хватит, хватит на всех!

Внук (потирая руки). Правильно, правильно (подбегает к Дедушке и обнимает его). Это мысль, Дедушка, постреляем, как на свадьбе!

Окулист. Да, стрелять, стрелять, еще раз стрелять, но, во всяком случае, не в меня.

Внук. Я думаю, в него надо сначала пыжом, а потом уже пулей.

Дедушка. Ну что ж…

Окулист. Нет, нет! (Бросается на пол и на четвереньках бежит к дивану, залезает под диван. Дедушка и Внук наклоняются, чтобы увидеть его.) Пожалуйста, не обращайте на меня внимания. Я вовсе не против стрельбы. Стрельба очень хорошо действует на легкие, это прекрасный спорт. И, конечно, не в мишень, и не в каких-то там птичек. Настоящие мужчины не стреляют в такую чепуху. Я все понимаю, я за это. Я даже удивлен, что у вас только одно ружье, и только с двумя стволами. Если бы их у вас было восемь, и у каждого по три ствола, то и тогда было бы мало. Что и говорить, это вам положено. Но постойте, послушайте меня!

Дедушка (опускаясь на четвереньки с ружьем, направленным под диван). Темно, черт побери!

Внук. Может быть, отодвинуть диван?

Окулист. Я ничего не хочу! Я даже не требую очки, пожалуйста, Дедушка может их оставить у себя! Но я прошу справедливости, я требую ее! Не в меня, а в Ка́роля!

Дедушка. Ну-ка, посвети мне спичкой, я в него пальну. (Внук зажигает спичку и подносит ее к дивану. Появляется голова Окулиста, который дует на спичку, гасит ее и снова прячется под диваном.)

Окулист. Господа! Вот теперь я позволю себе воскликнуть: да здравствует стрельба! Но я не могу согласиться с тем, чтобы прекрасная и благородная идея стрельбы была искажена фатальной стрельбищной ошибкой. Господа, я не тот, в которого надо стрелять.

Дедушка. Ничего не поделаешь, бью втемную.

Внук (отодвигаясь в сторону). Дедушка, целься больше в середину.

Дедушка. Теперь ему крышка (наклонился и целится — пауза. Из-под дивана показывается рука Окулиста, размахивающая белым платком).

Внук. Это хорошо. Значит, он скоро выйдет.

Дедушка (вздыхая). Ох уж эта молодежь!

Окулист (вылезает из-под дивана, становится напротив Дедушки и Внука). Хорошо. Я все скажу.

Внук. Ну?

Окулист. Он должен сюда прийти.

Внук. Кто?

Окулист. Ка́роль. Настоящий Ка́роль.

Внук. Когда?

Окулист. С минуты на минуту. Он уже должен быть здесь.

Дедушка (Внуку). Стрелять?

Внук. Сейчас, Дедушка. (Окулисту.) А как вы докажете, что тот, кто придет, больше Ка́роль, чем вы?

Окулист. О, потому что он рассказывал разные вещи про вас.

Внук. Какие вещи?

Окулист. Ну, всякие.

Внук. Какие всякие?

Окулист. Повторить?

Внук. Да.

Окулист. Он сказал, что вы бандиты.

Внук. Так и сказал? А что еще?

Окулист. Что старик — кровожадный старый кретин…

Внук. Что?

Окулист. Я только повторяю. А о вас он сказал, что вы редкий дурак, извращенец и незаконнорожденный. Говорить дальше?

Внук. Все как есть.

Окулист. Он сказал, что один факт вашего существования является достаточным доказательством бессмысленности и зла мира до такой степени, что даже быть замученным вами — это огромное облегчение и великолепный способ не разделять с вами дальше того, что является для людей общим.

Внук. Дедушка, ты слышишь?

Дедушка. Ка́роль! Как будто это я его слышал! Это Ка́роль!

Внук. А что еще?

Окулист. А еще он сказал… Но я не знаю, правда ли это, что у вас… у меня язык не поворачивается…

Внук. Я приказываю ничего не скрывать!

Окулист. Но, право, я не могу…

Внук. Говорите сейчас же! Он мне за все заплатит.

Окулист. Он сказал, что отобьется от вас (пауза).

Внук. Негодяй! А почему вы только сейчас мне об этом рассказали?

Окулист. Потому что я прозрел. Призна́юсь, что до вашего прихода идея каролизма была мне чужда. Но в ходе дискуссии у меня открылись глаза. Я не Ка́роль, вы мне не поверили, что поделать. Но мне невыносима мысль, что я погибну, а настоящий Ка́роль будет разгуливать живой и смеяться над вами. Потому что у меня нет гарантии, что если однажды вы по ошибке приняли меня за Ка́роля, вы не ошибетесь снова и не примете Ка́роля за меня, то есть невинного человека. Тут дело идет не только о моей жизни, но и о справедливости. Вы сами сказали, что какая-то справедливость все-таки должна быть, нельзя стрелять в каждого встречного. Так вот, когда я лежал под диваном, я думал: боже мой, как жаль, что эти два господина вместо того, чтобы отдыхать, преследуют Ка́роля и не знают, что их усилия напрасны. Вот почему все во мне взбунтовалось, я переломил в себе остатки псевдоморали и решил обо всем рассказать.