Несколько раньше произошла история, непосредственно связанная с Александром Константиновичем и моим отцом. И в какой-то степени со мной. В 50-е каждые два года выходили постановления о сокращении штатов Госбанка на 5 %, В 1957 году, когда в Госбанке шли очередные сокращения, там работали 13 зампредов! Число их тогда уменьшили — кого-то сделали просто членом правления, а вот К. И. Назаркина отправили возглавлять Московскую городскую контору. Коровушкин его в 1961 году начал прессовать, не удовлетворенный уровнем проведения в Москве деноминации и обмена денег. Поэтому председатель Внешторгбанка и одновременно заместитель председателя правления Госбанка СССР Мефодий Наумович Свешников взял Назаркина по его просьбе к себе в банк первым замом. Здесь он и работал до решения о создании Международного банка экономического развития в 1963 году. Так вот, первое предложение возглавить МВЭС Мефодий Наумович сделал моему отцу, но тот, почитав бумаги, посвященные новому банку и идее создания коллективной валюты стран СЭВ — переводного рубля, идти туда отказался, заявив, что ничего путного из этого дела все равно не получится. И тогда председателем банка стал Назаркин.

Вернемся к послевоенному периоду работы отца в Госбанке. Там тогда внедрялись новые технологии кредитования, расширялись кредитные вложения, рос платежный оборот и укреплялось денежное обращение. В стране ежегодно возрастал товарооборот, и на этой основе успешно выполнялись кассовые планы Госбанка. По указанию Сталина отцу был установлен персональный оклад — 18 тысяч рублей, что приравнивалось к заработной плате министра союзного значения.

Как-то, рассказывал он, у Булганина в 1939 году возникла идея выпустить деньги с подписями членов правления Госбанка. Отец, имевший очень приличный почерк, начал оттачивать свой автограф. Но оказалось, что старался зря, мудрый Сталин зарубил идею на корню: «Сегодня вы на деньгах распишетесь, а завтра в тюрьму сядете! Что с деньгами делать?» Первым потешил свое самолюбие в 1992 году Г. Г. Матюхин. Зачем? С точки зрения дополнительной защиты от подделки это бессмысленно… Я, во всяком случае, этим не занимался, мне такая «слава» не нужна была никогда. И без этого всяких хлопот хватает.

В 1954 году отец вместе с министром финансов СССР Арсением Григорьевичем Зверевым и будущим директором

Института экономики АН СССР Кириллом Никаноровичем Плотниковым (1959–1965 годы) подготовили постановление Совмина СССР и ЦК КПСС «О роли и задачах Государственного банка СССР». Оно вышло 21 августа. С него началось усиление роли Госбанка, который был наконец выведен из подчинения Минфина. Было также провозглашено укрепление хозрасчета в народном хозяйстве, усиление контроля рублем за действиями предприятий страны.

Тогда Георгий Максимилианович Маленков и предложил отцу возглавить Госбанк. Тот в первую очередь пошел консультироваться с женой. И мама сказала ему: «Володь, ты, конечно, большой ученый, знающий человек, все к тебе ходят, ждут, когда ты их примешь, посоветуешь чего-нибудь. Но ты ведь плохой администратор — дома я все решаю! Да и зачем тебе все это надо? Попов тебя уважает, посылает на все совещания. Что тебе еще надо?!» Отец послушался главного своего авторитета и не принял предложение.

Отец вспоминал интересный случай, связанный со Зверевым. Идут они однажды из Кремля в Минфин (на улице Куйбышева) поправить какие-то бумаги. Арсений Григорьевич ему и говорит: «Володя, что ты все время выступаешь? Выгонят же!» «Ну, выгонят, — отвечает отец, — пойду читать лекции!» «Нет, — продолжает более опытный министр, — если тебя сейчас выгонят, ты, кроме «Вечерней Москвы», ничего читать не будешь!»

В 1950 году был установлен новый курс рубля при курьезных обстоятельствах. Ученые после сложных расчетов определили курс в размере 5,12-5,15, на что Иосиф Виссарионович, задумавшись, сказал: «Мне кажется, наши ученые ошиблись! У нас цены снижаются, благосостояние растет и, в отличие от США, нет инфляции. По-моему, курс должен быть около 4 рублей за доллар!» Ученые посчитали еще раз и удивились, насколько Сталин был прав! При новых скрупулезных расчетах получилось действительно ровно 4! После изменения масштаба цен в 1961 году курс стал 90 копеек за доллар, или, по-старому, 9 рублей.

В конце 1957 — начале 1958 года у рубля стало два обменных курса: 4 рубля — обычный и 10 рублей за доллар — туристический. И вот Микоян решил этот дуализм ликвидировать. Он обратился к отцу, и тот, подумав, предложил провести деноминацию рубля в десять раз. А заодно изменить его золотое содержание. Причем главной целью была все-таки девальвация. Официальный курс рубля не соответствовал его реальной стоимости.

Отец подготовил соответствующую записку по заданию первого заместителя председателя Совета министров СССР. Соблюдая субординацию, он принес ее на подпись председателю Госбанка Попову. Тот отказался брать на себя ответственность и посоветовал: «Я через четыре дня ложусь на диспансеризацию, вот ты сам и подпишешь бумагу».

Когда в 1958 году освободилось место председателя Госбанка после ухода Булганина, отец, естественно, категорически выступил против кандидатуры Попова, объяснив это тем, что Василий Федорович ничего не хочет решать сам. Микоян поинтересовался, не хочет ли стать председателем отец. Но тот однажды уже отказался от этого поста, не собирался менять свое решение и сейчас. В результате банк возглавил замминистра финансов СССР А. К. Коровушкин, когда-то в институте учившийся у отца.

Отцу тогда же его приятели, академики К. В. Островитянинов и В. П. Дьяченко, предложили возглавить Институт экономики АН СССР. Однако Александр Константинович попросил его не уходить из банка, пообещав поддержку. Тем не менее, когда у отца начались сложности по партийной линии, председатель промолчал…

21 октября 1958 года Владимир Сергеевич ушел в отставку. Предшествовал этому неприятный инцидент. Ему вынесли строгий партийный выговор за якобы использование служебного положения при строительстве своей дачи, а райком партии даже усилил наказание. Отец, конечно, сильно переживал эту несправедливость, особенно реакцию ряда сотрудников, посчитавших целесообразным сразу же изменить к нему отношение. Кстати,

Комитет партийного контроля, куда обратился отец, снял с него все обвинения и восстановил в партии без разрыва партийного стажа.

Потом он с 1958 по 1995 год преподавал в Московском финансовом институте, затем в Финансовой академии, возглавлял кафедру «Денежное обращение и кредит» (с 1962 по 1975 год). В 1965 году защитил докторскую диссертацию по теме «Вопросы хозяйственного расчета и кредита в промышленности и строительстве», где обосновал необходимость внедрения полного хозяйственного расчета и самофинансирования во всех хозяйственных структурах СССР. После этого получил звание профессора, написал 63 научных труда по проблемам развития экономики и банковской системы нашей страны. Был руководителем авторских коллективов базовых учебников «Денежное обращение и кредит СССР», «Организация и планирование кредита», «Организация и планирование денежного обращения», «Учет и операционная техника в банке». Они неоднократно переиздавались, на них воспитано не одно поколение специалистов в области финансов и банковского дела.

Когда в октябре 1964 года снимали Хрущева, я был в отпуске и заехал к родителям в гости. Мы сидели за столом, и по радио прозвучало официальное сообщение — «сняли по болезни». Я в политику тогда не лез, поэтому всему верил. А отец, помню, сказал: «Витенька, да его просто сняли. Надоел он всем!»

И действительно, на мой взгляд, Хрущев был большим блефуном. На весь мир заявлял: «У нас то будет и это!» Устроил с Кубой блеф — чуть мировая война не началась! За счет сверхсекретности сумели мы тогда создать миф, на Западе думали, что мы всех сильнее, и нас боялись. Как-то я смотрел передачу про Пауэрса и Абеля. Так оказалось, что этот самолет У-2 стал летать над нами еще с 1957 года, а сбили его только в 1960 году. В то же время, пардон, «похерили» очень многие социальные программы, не развивали жилищное строительство, все средства бросали на оборону.