Было ясно, что нужны разные виды собственности, а значит, и более гибкая политика цен. В понимании этого мне помогало периодическое общение с Валентином Павловым, с которым мы были знакомы еще с того времени, когда играли в одной институтской баскетбольной команде. Отмечая дни рождения, под неким допингом всегда вели профессиональные разговоры о жизни… Так, я утвердился в понимании, что система цен, установленная в 30-е годы, необходимая в период индустриализации страны, сейчас является тормозом экономического роста страны, а налоговая система как таковая в СССР просто отсутствует.

Так что внутреннее убеждение о необходимости перемен мне в середине 80-х конъюнктурно менять не пришлось, впрочем, вся страна была «беременна желанием изменений». И вот в 1985 году, как тогда говорили, «в воздухе запахло переменами»! Сначала много надежд на быстрые изменения к лучшему было связано с именем Горбачева. Однако моя эйфория длилась недолго.

В то время я был заместителем председателя Внешторгбанка СССР, занимался валютным управлением. Работа на международном рынке требовала постоянного отслеживания изменения ситуации. Мы должны были постоянно читать иностранные журналы и газеты, сообщения «Рейтер», поэтому для нас не было секретов, в частности, и о трагической ситуации в Чернобыле. Мы сразу поняли масштаб катастрофы и ждали адекватной реакции советского руководства. И были удивлены молчанием. На Первомайскую демонстрацию, проходившую через несколько дней после аварии, как ни в чем не бывало, во всех городах Советского Союза, даже в Киеве, вывели людей. Я на Красную площадь не пошел — решил посмотреть на поведение вождей по телевизору. День был холодный, руководители были в плащах, приветствовали с трибун ничего не подозревающих соотечественников.

И вдруг я вижу, как Михаил Сергеевич, намахавшись руками, вынул платок и утер им лицо. Я сразу вспомнил фильм «Мертвый сезон». Там ловят Хасса (кажется, так), который травил газом узников концлагеря. У этого типа была привычка: когда он нервничал, то вытирал платком лицо. Меня просто озноб прошиб — насколько картина была похожей. На месте Баниониса, исполнявшего роль нашего разведчика, я бы сразу записал Горбачева в основные подозреваемые!

Когда 2 мая вечером Михаил Сергеевич выступал с сообщением о Чернобыле, в его словах не чувствовалось большой тревоги, я смотрел на него уже по-иному — не верил в то, что он говорил! Подумал тогда: либо ты дурак и не понимаешь того, что произошло в стране, либо циничный политик, которому на все наплевать! Иначе как человек, претендующий на роль реформатора, главного демократа, стремящегося изменить в стране сложившийся образ жизни, может быть столь спокойным к национальной катастрофе!

Вся эта неадекватность генсека в тот конкретный момент заставила вспомнить о его предшествующем поведении за границей. Во время поездки в Лондон (он был еще кандидатом в члены Политбюро) Раиса Максимовна Горбачева в дорогом ювелирном магазине демонстративно накупила на несколько тысяч фунтов стерлингов ювелирных изделий. Об этом поведали местные газеты. Всем было ясно, что на свою зарплату Горбачев такой подарок жене сделать не смог бы! Зачем же нужна была эта показуха?!

Тогда я сказал своему отцу, что Михаил Сергеевич долго у власти не удержится.

Запомнилось и единственное посещение заседания Политбюро, продемонстрировавшее непонимание Горбачевым азов экономики. Было это весной 1991 года, после знаменитого XXVIII съезда КПСС (в октябре 1990 года), на котором членами Политбюро выбрали всех главных коммунистов союзных республик. Добавили дополнительно пяток

VIP

ов

, забыв, правда, включить в Политбюро предсовмина Н.

И.

Рыжкова. Глупость неимоверная! (Раньше такой же глупостью было то, что даже кандидатом в члены Политбюро не был легендарный председатель Госплана Николай Константинович Байбаков!)

Так вот, обсуждался вопрос о земельной реформе, говорилось о новых формах собственности на землю. На заседание были приглашены представители экономических ведомств. От Минфина был Володя Орлов, от Минэкономики — Андрей Шаповальянц, от Госбанка — я… Посадили нас на приставные стульчики. Заседание началось в 10 часов. Итак, идет обсуждение, Горбачев как всегда демагогичен, демонстрирует новое мышление, говорит что-то о частной собственности, после него прошла еще пара выступлений. В 12 часов объявляется перерыв. Мы с Орловым стоим, поглощаем выданные сосиски, к нам подходит первый секретарь ЦК КП Узбекистана Ислам Каримов (ныне президент). Мудрый человек, я к нему и Назарбаеву очень уважительно отношусь. Хотя и Алиев тоже был прекрасным мужиком. А остальные… Не говоря уже про Эдичку Шеварднадзе!

Хорошо зная по Минфину Володю Орлова (Каримов до этого был министром финансов республики), Ислам Абдуганиевич подходит к нам и после нескольких общих фраз сердито говорит: «Чего вы этого болтуна держите?!» Мы немного опешили, я видел столь близко Каримова впервые, а Владимир Ефимович, не в пример предшественникам — Гарбузову и Павлову, был человеком деликатным. «Все это хреново закончится!» — закончил свою образную речь узбекский лидер и пошел дальше. Лучше и не скажешь!

Потом Каримов в своем выступлении обратился к генсеку: «Михаил Сергеевич, страна огромная, в каждом регионе свой ресурс земли. Везде разные традиции и обычаи. Не старайтесь вы для всей страны ввести одинаковые правила! У нас за участок земли в Ферганской долине люди будут убивать друг друга! На земле в республике работают узбеки, в торговле — таджики и евреи, в промьшленности — славяне. Не лезьте вы повсюду со своими идеями!»

Вскоре появился проект нового союзного договора, который, видимо, был действительно необходим, однако там с финансовой точки зрения прописывались откровенно глупые вещи. По инициативе Горбачева договор готовился втайне от руководителей всех экономических ведомств, включая правительство. Но об этом отдельно.

Очевидно, у меня есть способность подводить черту под определенным периодом своей жизни и решительно начинать новое порученное дело. Так я менял страны, в которых работал, виды деятельности, периодически погружался в совершенно новые дела. Недолго меня пугало, например, незнание немецкого языка, когда понадобилось поехать на работу в Германию. Или высшая мера (правда, к счастью, не реализованная), к которой приговорили моего предшественника в Сингапуре. Есть такое слово «надо», вот и ехал. Поэтому, когда в 1989 году представился случай попробовать себя в Госбанке, согласился охотно и занялся необходимой, хотя и несколько бюрократической работой по составлению кредитно-денежных и валютных планов и контролю их выполнения.

Хотя, прямо скажем, это назначение было достаточно неожиданным для меня и никак не было связано с тем, чем я занимался до этого.

Я в то время был первым заместителем председателя правления Внешэкономбанка СССР. До меня кандидатом на должность председателя Госбанка СССР был заместитель председателя Госплана СССР В. Г. Грибов (перед этим — начальник отдела финансов, себестоимости и цен Госплана), креатура В. С. Павлова, но его назначение «зарезали» депутаты Верховного Совета СССР. Тогда депутатское чистилище были обязаны проходить все кандидаты в министры и на другие высшие должности государства. Видимо, Грибов, распределяя ресурсы для капвложений, обидел многих директоров, ставших позже депутатами.

Когда мне позвонили и сказали, что в субботу будет совещание у председателя Совета Министров Н. И. Рыжкова по проблемам денежного обращения, на которое приглашают и меня, я удивился. Обычно приходилось ходить на различные совещания, но только тогда, когда на месте не было председателя Внешэкономбанка. Однако выяснилось, что на этот раз хотят видеть именно меня.