— Ну, что решили, товарищ майор? — интересуюсь.

— Назад нельзя — не поймут, оставаться в чистом поле тоже глупость, пойдем на станцию Мга, оценим силы противника, — поделился планами комполка.

Пограничники за это время трофеи подсчитали — полтора десятка пулеметов, шесть исправных минометов и два грузовика мин и патронов. Уже есть чем огрызнуться в бою.

— Значит, — говорю, — нам до аэродрома по пути. Выделите, пожалуйста, нам роту поддержки. Желательно из старослужащих, имеющих боевой опыт.

— Сам хотел предложить, только не роту, а сводный отряд, все бойцы отличники боевой и политической подготовки, а командир имеет опыт рейдов по тылам противника, — соловьем заливается майор, а у меня уже зубы сводит от мерзкого предчувствия беды. — Капитан Морозов! — представляет нам комполка нашего будущего напарника по захвату аэродрома.

Это закон жизни — если все идет очень хорошо, то ты скоро вляпаешься ногами прямо в дерьмо. Однозначно. Астахов по молодости лет подставы не понял, полез со старым товарищем обниматься, ну и мы ему подыграли. Опять вместе! Но не многие знают — в каком. Но майора мы запутали, он не такой сценки ожидал. Явно.

Ладно, война во все планы поправки вносит.

Километра за два от аэродрома заглушили моторы. Немцы — люди работящие, наверняка, не поленились — траншею выкопали, дорогу взяли под прицел, сожгут не первым, так вторым снарядом точно. Дальше пойдем ножками, так надежнее будет.

Противник наглый, светомаскировку не соблюдает. На КПП лампы горят, двор освещен, взлетная полоса подсвечена, в гаражах ворота открыты, железо лязгает. Все как на ладони. И сигарета сбоку алеет. Часовой у зенитных полуавтоматов. Дежурная смена отдыхает, служба оповещения тревогу поднимет, они места по боевому расписанию займут. Включат прожектора и начнут стрелять по заранее определенным секторам. Ордунг, что значит — порядок. Страшная вещь, кстати.

— Меркулов, Астахов, вперед.

— Да я и один справлюсь, Князь, чего со мной пацана отправлять, — шепчет из темноты Меркулов, и я случайно узнаю, какой у меня псевдоним.

Интересно — почему? Надо будет справки навести.

— Ура! — грянуло в ночи.

Сводный отряд пошел в атаку на пост охраны у ворот. А у тех был не пулемет за мешками с песком. А «зушка» тридцати семи миллиметровая. И они шарахнули из нее прямо в толпу. Бойцы даже не успели в цепь развернуться из походной колонны. Сразу замолчали, только это уже в их судьбе ничего не меняло.

— Вы, два куска мяса, бегом резать часового! Справитесь с установкой — сразу начинайте стрелять. Казармы, самолеты, склад ГСМ. И не иначе, склад поджигать в самом конце!

Порадовался я, что Изю оставил в тылу броневик охранять. А то бы еще он здесь под ногами путался. На полосе суматоха, по дорожке бегут красавцы, на бегу шлемофоны надевают.

— А это наши цели! Огонь! — командую.

И начали мы их отстреливать, как глухарей во время токования. Там у ворот наш отряд погибает, а здесь мы цвет авиации кладем. Астахову с сектором обстрела повезло, он, как только разобрался с подающим механизмом, сразу разнес позицию у ворот. Среди пограничников трусов нет, как только по ним стрелять перестали, опять поднялись парни в атаку, только уже молча, без лихости дурацкой. Кинулись убивать. С дороги шум мотора — Изя едет на войну. Извини, опоздал. А следом за ним основные силы полка подошли. Взяли аэродром.

У меня первые потери. Сразу трое. Расчет пулемета гранатой накрыли, и одного стрелка убили пулей в голову. Немцы давно воют, стрелять научились. Хорошо, они в темноте не сразу разобрались, что нас две группы.

— Разбежались, нам патроны нужны. У офицеров, как всегда — документы, награды, личные вещи. Потом все здесь собираемся — похороним ребят.

Определил отделению разведки задачи, а сам побрел к штабному домику.

А там Морозов перед комполка ходит гоголем, картами трофейными шелестит.

— Ну, что, сука, будешь пытаться ствол достать или так умрешь? — спрашиваю.

— Я вас не понимаю… — начинает он меня забалтывать, только здесь это не проходит.

Первую пулю я ему вогнал в колено.

— Крикни: «Ура!», бодро и весело — и останешься жив. Как перед атакой кричал, так же крикни, — предлагаю.

Хрипит, слюной исходит, завывает.

— Ну, вольному — воля, а спасенному — рай.

И всаживаю ему две пули из «ТТ» прямо в живот.

— Помучайся, гнида. За всех тобой убитых напрасно бойцов. И за моих рексов. Жаль, тебя нельзя вылечить, я бы тебя снова убил бы.

Глянул вокруг, комполка взгляд отвел, он этот атакующий крик тоже слышал, и результаты видел, ему ничего объяснять не надо.

Из открытого сейфа документы на стол выгребаю, раз мы разведка — будем работать. Ковать победу.

Морозов всхлипнул жалобно, и подох, наконец-то. По делам вору и мука. Астахов пришел, руки в крови, рюкзак на стол положил. Надо его отвлечь, думаю.

— Кстати, Паша, мы с тобой ошиблись. Раньше немцы возьмутся за город. Вот заявка на горючее на пятое сентября. Шестого они собирались на массовые вылеты. Надо наших предупредить. Бери Меркулова, Изю, двух бойцов и прорывайтесь на полуторке в Ленинград. Броневик мы вам отдать не можем — эта наша последняя козырная карта, жаль, что шестерка. Документы с собой возьми, пусть аналитики их в руках покрутят.

Приободрился паренек, не зря люди погибли. Есть результат.

— А вы тут как? — уже за нас волнуется.

— Без тебя трудно будет, но мы дождемся. Постарайтесь добыть двух радистов, не обязательно военных, можно любителей. Одного нам, другого на бронепоезд. И двух опытных артиллеристов для корректировки огня. Без поддержки они нас расстреляют, как в тире, легко и непринужденно. Постарайся уж, брат-храбрец, — и хлопаю его по плечу.

Пока.

На полуторку раненых погрузили, самых тяжелых. Не успел полк занять круговую оборону, как вся дивизия подошла. Остатки моего отделения, все три бойца, при мне в штабе сидят, с умным видом в орденах и нагрудных знаках копаются. При деле и на людях, и никто в безделье не обвинит. Забились мы в самый уголок, плитку включили, чаек кипятим, трофейным паштетом ржаной хлеб мажем. Эклектичненько.

Комдиву и его штабным работничкам немецкого супа принесли, на всю дивизию не хватит, а сытое начальство добрее голодного.

— Синицын, — говорит комдив недовольно, — вы что себе позволяете?

— Извините, — отвечаю понуро, — Сергей Иванович. Виноват, смалодушничал. Надо было его еще в Карелии расстрелять, рота бойцов в живых бы осталась. Простите, пожалуйста, больше не повторится. Готов ответить перед трибуналом по всей строгости военного времени.

— Как с вами Снегирев справляется, уму непостижимо. Какие данные у нас по противнику? — спрашивает.

— Данные у нас, как всегда — полные и достоверные. Станцию Мга занимает двадцатая мотодивизия вермахта, усиленная 424 пехотным полком. Имеют задачу броском на север достичь берега Ладоги, — докладываю внятно и понятно.

— Что им там надо? — довольно ехидно и недоверчиво спрашивает один из штабных.

— Коротко? Ключ к мировому господству, — отвечаю ему.

Даже комполка глаза вытаращил. Одни мои ребятки железками в углу бренчат, пирамидки складывают. Стоп — золотой партийный значок!

— Вот почему немцы по нам не стреляют. У нас здесь был один из ветеранов партии. Это как у нас член военного совета фронта — поясняю Донскому.

— Это хорошо, но ты не отвлекайся, давай про ключ, — требует комдив.

— Хотите проверить способность к анализу? Ладно. Что составляет силу и мощь СССР? Авиация, танковые войска и флот. Самолеты и танки нашим командованием потеряны в боях на границе. Последней ударной силой остается флот. Из Таллинна было два пути. На Ленинград или на Лондон. Там, на западе — незамерзающий океан. Оперативный простор — вся Атлантика, только воюй! Балтийский залив — ловушка для флота. Какие задачи здесь могут решать боевые корабли? В какой гавани зазимовать? Идиотизм. На что рассчитывал адмирал? Это понятно. Советская Родина полмиллиона врагов народа в землю закопала, но на их костях построила очередное чудо света — Беломорканал. А для чего? А для того, чтобы однажды Балтийский флот вышел в океан и нанес врагу сокрушительный удар. У немцев с кораблями плохо. Нельзя им было строить военные корабли по условиям версальского договора. Поэтому они до войны успели только два линкора сделать — «Тирпиц» и «Бисмарк». Англичане «Бисмарк» уже утопили. И только «Тирпиц» остается Флоту Открытого Моря для прикрытия десанта в Британию. Не станет последнего линкора — нечего будет бояться островитянам. А у нас в Кронштадте и Ленинграде два линкора, два крейсера и тринадцать эсминцев. Дойдут они до Норвегии, блокируют немецкий корабль, и сразу станет Советский Союз полноправным партнером антигитлеровской коалиции. Партнером, а не просителем с жалко протянутой рукой, подайте, господа, убогому на пропитание.… И рвутся немцы к Шлиссельбургу, чтобы отрезать советский флот от мирового океана. Блокада флота — ключевая точка битвы за Ленинград. И за Прибалтику в целом. Уже потеряно двадцать два боевых корабля, в том числе пять эсминцев, а на рейде неподвижный флот добьет авиация. И мы потеряем последний козырь. И станем в мировой войне обычным расходным материалом. Как индусы. Вот такие у нас перспективы, если корабли в Мурманск не уйдут. Сейчас нам надо не здесь сидеть, а за электростанции зубами цепляться, за Синявинские высоты, Шлиссельбург превращать в укрепрайон. Анализ ситуации закончил, предложения внес, — завершил я выступление.