— Никто от экологически чистых натуральных продуктов не откажется? — задаю риторический вопрос, все уже руки тянут, даже метиска, хотя глаза еще не открыла.

Все съели, крошки подобрали, чаем из термоса хозяев запили — хорошо.

— Откуда такая роскошь и в таких количествах? — спрашивает доселе молчаливый спутник.

Хо-хо, мертвые заговорили! Значит — не немой.

— Дедушка шаман угостил, на оленях катались, грибную похлебку ели. Уважают шаманы стражу севера. Мало нас осталось, что шаманов, что стражей, а свой своему поневоле брат. Вот и заботимся друг о друге, они оленей пасут, а мы их охраняем. Все поровну, все по-честному…

Встала наша машина поперек въезда, чудом удержались, в воду не свалились. Мне, что, здесь смерть суждена? Успокоилась девушка-водитель, заехала по укоризненные взгляды команды и других пассажиров на парковочное место, только я уже больше рот не раскрываю, не отвлекаю шофера при выполнении сложных маневров.

— Ну, здравствуй, страж, — говорит молчун, и протягивает мне руку.

Я ее пожимаю, и понимаю, что попал. Отпускать меня не собираются, а вырваться — не получится. Приглядываюсь внимательно, мне знаком этот взгляд исподлобья.

— Капкан, — говорю, — ты почему фамильную традицию нарушаешь, твой дедушка с пулеметом ходил, куда ты его дел?

Он меня с заднего сидения почти уже выдернул, когда я сообразил, что шутки кончились, сейчас потомок семьи Михеевых сомкнет объятья, тут-то и наступит смерть моя.

— Эй, — говорю, — успокойся, я тоже рад тебя видеть. Михеев, отпусти меня — это приказ!

Отцепился. Водитель сидит, слезами обливается.

— Столько лет мы одни. Ищем вас, ищем, нас все меньше и меньше, сейчас всего двадцать человек осталось, кто русский язык знает, а из молодежи никто его уже не учит, еще поколение, и не останется в Швеции русской колонии из Шлиссельбурга, — хлюпает носом девушка.

— Не плачь, — говорит метиска Ольга, — оно того не стоит.

Вылезает из машины, потягивается всем телом. Замирает. Понятно, почти сутки проспала.

— Проводи ее в туалет, заодно и сама умойся, — говорю нашему водителю. — И быстрее…

Девчонки исчезли, как не было. Капкан сел за руль, я перебрался на место рядом.

— Как тебя по имени? — спрашиваю.

— Олег, — отвечает. — Мы — Михеевы, всегда старшего сына Олегом называем. У нас с Аленой тоже Олег.

— Тезки, значит, — констатирую. — Привет, тезка! Что на родину предков катались?

— Вас искали, Стражу Севера, викингов Гардарики.

Понятненько, сила есть, ума не надо. Капкану всегда был командир нужен и приказ, тогда он горы свернет. Вот он и искал себе начальство и семье завещал.

— А вас сколько? — спрашивает с надеждой.

— Олег, ты же уже большой мальчик, чудес не бывает. Водка, жизнь нервная, бандиты, менты, те же бандиты, только в форме, жизнь российская с ее безысходностью, элита, с ее вечными претензиями на нечто — как тут человеку выжить? Так и рождаются драконы, да и те долго не живут…. Стволов тридцать в двух боевых группах, — говорю, — плюс разведка, добровольцы из сочувствующих, всякие любители старины, любят нас, как экспонаты. Реликты древних времен, воины Гардарики.

Развернул Капкан-младший плечи — один черт, уже не одни.

— За девчонками присматривай, — говорю, — а я вздремну, три дня по снегу следы заметали, не любят шаманы посторонних людей…

Через два дня все еще говорящие на русском языке члены стокгольмской группы собрались в конференц-зале нашей с Ольгой гостиницы. Нам же надо было где-то жить, Вот мы тут и устроились. Не центр, но очень уютно.

Историю их жизни я в целом представлял. До смерти Сталина ждали команды — вперед! Потом перестали. После смещения Хрущева поделили общий капитал и разошлись в разные стороны. А здесь сидят те, кто решил остаться.

Вон там, милая супружеская чета средних лет с сыном курсантом. Потомки нашего комдива, век воли не видать. Двадцать семь человек. Сколько их было у Ленина, на лондонском съезде большевиков? Апостолов после смерти Иисуса и самоубийства Иуды всего одиннадцать оставалось. Количество бойцов значения не имеет, а качество я обеспечу. Встаю.

— Здравствуйте, товарищи! Мы из цитадели, а цитадель не сдается…