— А если этот неуловимый "летучий голландец" пойдет другим путем, а ты так и простоишь напрасно на своей машине?

— Мои ребята будут следовать за ним по пятам…

— От твоих ребят и подавно уйдет, — невесело усмехнулся Эрнест.

— Э, Эрни, ты впал в меланхолию! — неодобрительно сказал Райч. — Ни от кого он не уходил. Простая случайность. Думаешь, эти господа допускают, что мы посмеем следить за ними? Черта с два! Они о нас и не вспоминают. Кто мы для них? Простофили! Только на резолюции да статьи способны…

"Джильберт возбужден охотой, — думал Эрнест, — ему проще: он действует… А я…" В самом деле, он лишь выжидал в стороне, а время ведь не ждало. Да и отец наседал. Старому Чьюзу казалось, что надо действовать быстро, прямо, открыто: вот так подойти к подъезду особняка, позвонить и спросить Грехэма. Ну, может быть, и не так просто, а что-то в этом роде. Эрнест понимал старика, но понимал и то, что таким способом ничего не добьешься…

Все больше угнетала Эрнеста мысль о той роли, которую заставили его сыграть. Как он наивно поверил! Конечно, не только почерку Рэдчелла, а, главное, так хитро придуманному совету уничтожить чертежи Грехэма. Но как они решились, откуда могли знать, что Грехэм их уже уничтожил? Эрнест, старый Чьюэ и Райч напрасно ломали над этим голову. И вдруг, когда однажды отец и сын перебирали все догадки, Эрнеста осенило.

— Отец, — воскликнул Эрнест, — они украли чертежи!

Старый Чьюз, не понимая, смотрел на сына.

— Украли? — переспросил он. — Что же, Грехэм обманул? Он говорил тебе, что уничтожил…

— Поздно, слишком поздно! — с отчаянием сказал Эрнест. — Украли до того, как уничтожил…

Старик молча сосредоточенно смотрел на сына. Затем тихо сказал:

— Сняли фотокопию…

— Конечно! А потом посоветовали уничтожить оригинал…

— Да, просто… — огорченно сказал старый Чьюз.

— Какое несчастье, что самое простое приходит в голову позже всего! — с надрывом воскликнул Эрнест.

— Ну, это только наше предположение. — Старый Чьюз попробовал успокоить не то сына, не то самого себя. — Неужели Грехэм не заметил бы? Что-нибудь положили бы не так…

Эрнест даже не ответил. А старик не стал настаивать: он вспомнил обыск, невольным свидетелем которого оказался. О, высококвалифицированные мастера обыска и кражи! Разве не могли они обстряпать это дело идеально? Времени было достаточно: Грехэм на своем хлебозаводе бывал подолгу. А не тогда ли это произошло, когда Грехэм, по его рассказу, чуть не целые сутки провел на заводе за переустройством печи?

С момента этого ужасного открытия Эрнест пришел в еще более возбужденное состояние. Только теперь становилось ясно все до конца… Почти до конца. Вот для чего использовали именно его! Конечно, они могли бы похитить Грехэма без всяких затей, без всякого обмана. Но тогда бы Грехэм знал: он похищен врагами. Теперь он убежден: его прячут, спасая, друзья. Еще бы! Только друзья могли заботливо предупредить: уничтожь чертежи! Только друзья могли обратиться к Эрнесту Чьюзу: спрячь Грехэма! Правда, он, Эрнест, не успел сделать это, но он сам, своими руками передал Грехэма друзьям, да еще сказал ему: верь им больше, чем мне! И вот "друзья" привезли его к Национальному комитету компартии — еще раз Грехэм увидел, кто его спасает. Пришло ли ему в голову, что Рэдчелл так никогда не поступил бы? Но почему Грехэм вернулся в машину? Тут была загадка…

Эрнест продолжал мысленно разбирать каждое их движение. Как заботливо постарались они сохранить и у отца, да и у него иллюзию, будто Грехэм спрятан Рэдчеллом. Эрнест понял, что они нарочно посоветовали ему уехать на время из столицы. Теперь ясно, для чего: чтобы он никак не мог встретиться с Рэдчеллом. Но они отлично знали, что Рэдчелл вскоре будет арестован. Обыск у Грехэма им нужен был для газет: как же, они "доказали", что Грехэм бежал с чертежами! Случай заставил и старика отца сыграть двусмысленную роль: профессор Эдвард Чьюз теперь своеобразный "свидетель" обвинения — он удостоверил, что чертежей нет. А поездка Скадерса с отцом, беседа с Луизой — ведь это же явная инсценировка лишь для того, чтобы показать, что они убеждены в причастности Чьюзов к "бегству" Грехэма. Разыграно как по нотам. А все же в одном местечке переиграли: снимок Грехэма у Комитета коммунистической партии разоблачил инсценировку. Он же привел и к таинственному особняку. Где тонко, там и рвется!..

Эрнест спрашивал себя: а верит ли еще Грехэм, что он у друзей? И если верит, пока верит, сумеют ли они получить от него то, что им нужно? Ведь ясно: именно для этого они все и устроили. Неужели они сумеют вытянуть у него изобретение? Да нет, не так уж наивен Грехэм!..

Но ведь он, Эрнест, оказался же наивным: сам отдал им Грехэма… Эрнест понимал, что мысли его кружатся в заколдованном кругу. Разбить этот круг, вырваться из него, действовать, но как?

Никто, пожалуй, не был так удивлен нападением на лабораторию Уайтхэча, как сам Уайтхэч. И совсем отчаянной глупостью представлялось ему нападение на завод Ундрича в Светлых Грезах. После всех разоблачений искать чего-то у афериста — нет, простите, для этого надо быть непроходимыми дурнями, а дурнями коммунистов Уайтхэч не считал, как бы ни относился к ним. Тут уже не оставалось никаких сомнений в том, что это инсценировка, которая кстати ликвидировала проблему "лучей Ундрича". Но если устроена одна инсценировка, почему нельзя устроить и другую — у лаборатории Уайтхэча? Уайтхэч не только со вниманием, но с явным пристрастием расспрашивал охрану, как произошло нападение, как оно было отбито, и, хотя кончил тем, что объявил торжественную благодарность охранникам за оказанное ими при отпоре геройство, остался при убеждении, что ни геройства, ни даже настоящего отпора не было: нападающие проявили необычайную трусость и после двух-трех выстрелов охраны бесследно скрылись, отстреливаясь куда-то в пространство.

"Итак, — рассуждал Уайтхэч, — нападение на мою лабораторию инсценировано полицией или правительством, на завод Ундрича — тоже, а что, если и исчезновение Чарли — дело тех же рук?" Несмотря на все выложенные газетами доказательства, на их статьи, распространенное ими фото Грехэма у здания коммунистической партии, Уайтхэч не верил в бегство Грехэма. Зачем? Чтобы бежать в Коммунистическую державу? Да, он сочувствует коммунистам, но бежать — нет, этого он не сделает! Уайтхэч вспомнил свой последний разговор с Чарли. Когда Уайтхэч с насмешкой спросил его, не собирается ли он сбежать к коммунистам, Чарли ответил: "Это не выход…"

Уайтхэч любил Грехэма своеобразной любовью — это был единственный человек, к которому он испытывал чувство, столь необычное для себя, что сам стеснялся его. Он мысленно негодовал на Чарли за его увлечение всеми этими наивными идеями о гуманном назначении науки, но, странно, он меньше любил бы его, если бы Чарли, подобно ему самому, проявлял равнодушие к этим вопросам.

Где же Чарли? Жив ли он? Или его скрывают те же, кто устроил налет на его лабораторию и пожар завода Ундрича? С таким вопросом ни к кому не обратишься…

Вскоре после "нападения" на лабораторию его вызвал к себе президент Бурман.

— Поздравляю вас, профессор, — сказал президент, как обычно изобразив на своем совином лице самую любезную улыбку. — Сердечно рад, что вы избежали участи своего коллеги Ундрича.

"Комедиант!" — подумал Уайтхэч и молча поклонился.

— Изобретение Ундрича для нас безвозвратно потеряно, — продолжал Бурман.

"Лицемер! Комедиант!" — внутренне раздражаясь, снова подумал Уайтхэч.

— Но Грехэм… другое дело… — неопределенно сказал президент.