Бурман понял, что это намек на Докпуллера, и снова задумался. Реминдол злился: ах какое глупое препятствие! Если бы не было этого Бурмана! Если бы президентом был уже он, Реминдол!

— Хорошо, генерал, — сказал наконец Бурман. — Дайте мне двадцать четыре часа. Я обдумаю. Проконсультируюсь. Ровно через двадцать четыре часа, — президент посмотрел на свои ручные часы, — в восемь часов сорок пять минут вечера мы соберемся. Здесь же. Я вызову начальников штабов…

Все эти 24 часа господин Бурман был в невероятном душевном смятении. Он вызывал к себе по одному начальников штабов, советовался, но никак не мог прийти к определенному решению.

На другой день в 8 часов 45 минут все были в сборе, кроме генерала Реминдола. Это было неслыханно: опаздывать на такое совещание! Прождали до 9.00, до 9.15 — Реминдола не было! Позвонилив военное министерство, домой, личному секретарю Бедлеру — министра не было, и никто не знал, где он. Прождали до 10.30 и, убедившись, что Реминдол не явится, разошлись, условившись собраться на следующий день, в 9 часов утра.

Но и на следующий день не было ни Реминдола, ни вестей о нем. Он не ночевал дома, не появлялся и в министерстве. Единогласно решили вопрос об атомной бомбе отложить, а исчезновение Реминдола держать в секрете. Несмотря на это (а может быть, именно благодаря тому, что в совещании участвовало пять генералов), к вечеру того же дня новая ужасная весть об исчезновении военного министра облетела всю столицу.

Прошел еще один тревожный день. Известий о пропавшем министре не было…

Генерал Реминдол уехал от президента Бурмана также в чрезвычайно приподнятом состоянии. Назначенные 24 часа казались ему вечностью. Тут важна каждая минута, да что там минута — секунда может решить дело, а эта несчастная тряпка все будет колебаться и советоваться! И подумать, такой слизняк занимает высший пост в государстве!

Наконец генерал понял, что эти мысли не дадут ему покоя. Конечно, и ночь он проведет в бессоннице. Нет, есть только единственный способ, единственное место, где он может забыться. Анни! Эту девушку он год назад подцепил в универмаге Конрой и Конрой, устроил ей уютную квартиру, где и любил иногда отдыхать от бремени государственных забот. Помимо присущих ее возрасту прелестен, она обладала еще одной: с ней решительно не нужно было думать.

И вот в этот беспокойный вечер генерал Реминдол, вынув из кармана ключ, открыл дверь тайного рая, тщательно скрываемого им от всех, даже от своего друга — секретаря. К досаде генерала, Анни, которую он не предупредил о визите, не было дома. Правда, еще не поздно, всего около одиннадцати, но отсутствие девушки рассердило Реминдола. Вообще он был довольно либерален и не интересовался, чем занята девушка в те дни и ночи, когда она ему не нужна, но уж если он приезжал к ней — изволь быть на месте, хотя бы тебя и не предупредили! Генерал решил остаться и серьезно поговорить с легкомысленной особой, не умеющей ценить своего счастья!

Генерал разделся, повесил плащ и мундир в свою половину шкафа (в другой половине висели платья Анни), вынул пижаму, облачился в нее и разлегся на диване по-домашнему, положив под голову одну из расшитых подушек. По мере того как шло время, досада генерала возрастала. Дело подходило к полуночи, а Анни все не являлась. Изменница! Оставить ей записку: пусть больше не ждет ни его, ни от него, а возвращается в магазин Конрой, если ей больше нравится гнуть спину над прилавком.

Генерал выглянул в окно. Погода стояла отвратительная, сырая; опустился туман, сквозь который едва просвечивали огни улицы, довольно тихой и безлюдной в этой отдаленной части города. Нет, погружаться в туман ему не хотелось. Генерал вернулся на диван. Он дождется…

Незаметно он задремал. Вдруг его вывел из забытья резкий звук сирены. Было ли это в действительности или во сне? Сигнал повторился: вопль, полный ужаса, отчаяния, жалобы, призыва спасаться… Генерал вскочил, от волнения с трудом попадая в туфли, и бросился к окну. И снова этот душераздирающий вопль! Вдруг туман прорезал огненный луч… Луч! Сам, своими глазами видел его, сомнения не было: это был он, луч, таинственный, но настоящий!..

Генерал выскочил из квартиры, с размаху захлопнув за собой дверь, и бросился на улицу с диким криком: "Напали! Напали! Коммунисты напали!"

Анни вернулась домой только после полуночи. Так долго она еще никогда не задерживалась. Правда, она была свободна, высокий покровитель имел счастливый характер и не контролировал ее, но свобода ее была довольно тревожной: каждый раз, запаздывая домой, она боялась наткнуться на недовольного ее отсутствием генерала. До сих пор обходилось, но сегодня она слишком увлеклась ухаживаниями молодого лейтенанта.

Но генерал не приезжал! Снова она выскочила сухой из воды. Быстро сняв платье и бросив его на кресло, она кинулась под одеяло.

На другой день у нее было много дел: надо было получить новое платье у портнихи, сделать покупки в магазинах, побывать у подруги, чтобы поделиться секретом о новом поклоннике и кстати спросить совета, как совместить лейтенанта с генералом, и многое другое, столь же важное и неотложное… Но в вихре всех этих беспокойных дел Анни не могла не услышать ужасной новости, всполошившей всю столицу: военный министр генерал Реминдол исчез!

Услышав ужасную новость, Анни похолодела. Первой ее мыслью было: чем она заплатит за то замечательное платье, которое в эту минуту она несла в коробке домой? Потом она подумала и о самом Реминдоле: как-никак у старика был очень покладистый характер, более удобного покровителя ей вряд ли найти. Затем мысли ее перескочили на квартиру: неужели придется оставить эту так заботливо украшаемую бонбоньерку! Но так как Анни была молода, жизнерадостна, мысли ее, в конце концов, приняли более приятный оборот: сама собой разрешалась дилемма — генерал или лейтенант?

Вот почему, когда Анни вернулась домой, она прежде всего занялась новым платьем, погладила его, примерила (в который раз!), повертелась перед зеркалом и убедилась, что лейтенант будет сегодня ослеплен. Сняв платье, она решила повесить его в шкафу не в своей половине, где было тесно и новое платье могло помяться, а в половине генерала. Она открыла шкаф, и вдруг руки ее задрожали: в шкафу висели генеральский мундир и плащ. Ноги у нее подкосились, она еле добралась до кресла и опустилась в него. Новое платье упало на пол…

Значит, генерал был здесь? Сначала она испугалась: ее неверность открыта; потом сообразила: это неважно.

Она бросилась к шкафу, все перерыла, нашла фуражку генерала, но пижамы не было. Не мог же он уйти в эту холодную погоду в одной пижаме! Значит, он похищен. Похищен из ее квартиры! Может быть, уже убит!

Ужас охватил ее. А вдруг он кому-нибудь говорил о ней и придут сюда, найдут мундир? Кто поверит, что она ничего не знает? Она уже видела себя в лапах чиновников из Великанского бюро расследований. Как она сможет доказать, что она не коммунистка, если она даже толком не знает, что такое коммунист? Боже мой, она даже не сможет отрицать, потому что не знает, что надо отрицать. Избавиться, избавиться от этой страшной улики!

Она вскочила, вынула мундир, плащ, генеральскую фуражку, все тщательно и поплотнее сложила и зашила в мешок, составленный из двух наволочек, для тяжести положив внутрь мраморную доску из-под чернильницы (ничего тяжелее под рукой не оказалось). Получился довольно большой сверток: пожалуй, возбудит на улице подозрение. А не использовать ли коробку из-под нового платья? С трудом она втиснула громоздкий сверток в коробку, завязала шпагатом… Так выглядело вполне прилично: ни дать ни взять, ее новое платье от портнихи.