– Я напишу, – Шарп снял кивер и пригладил волосы. – Уверен, и Пэр напишет.

Спирс повернул голову и снова посмотрел на Шарпа:

– А Елене скажите, что она разбила мне сердце.

Шарп улыбнулся – он не знал, сможет ли когда-нибудь увидеть маркизу, – но кивнул:

– Я обязательно передам.

Спирс вздохнул, печально усмехнулся и снова уставился на поле боя.

 – А ведь я мог внести свою скромную лепту в окончательную победу Британии, передав ей сифилис.

Шарп принужденно улыбнулся. Должно быть, сейчас около одиннадцати, большинство людей в Англии ложится спать. Им наплевать, что когда они пили чай[101], Третья дивизия сокрушила левый фланг французов, и к тому времени, как унесли маленькие чашки из тонкого фарфора, французы потеряли четверть армии. Через несколько дней по всем деревням прозвонят колокола, прихожане будут воздавать хвалу Господу, как будто он был чем-то вроде верховного дивизионного генерала. Помещики выкатят по бочонку пива и станут произносить речи о том, как честные англичане победили тирана. В церквях появятся свежие памятные доски, возвещающие о подвигах тех, чьи семьи могут себе такие доски позволить, но Англия в целом будет не так уж сильно благодарна людям, внесшим сегодня свою лепту в общее дело. Потом до него вдруг обрывочно начало доходить, что сказал Спирс: «передав ей сифилис», «в победу Британии» – и Шарп вдруг похолодел. Значит, Спирс знал, что она француженка – он выдал это, когда не смог удержаться от шутки. Шарп постарался говорить так спокойно, как только мог:

– Как давно вы знаете, кто она на самом деле?

Спирс повернулся к нему:

– Так вы тоже знаете?

– Да.

– Боже! Чего только не услышишь в постели, – он утер кровь со щеки.

Шарп уставился в темноту:

– И как давно вы знаете?

Спирс отшвырнул сигару вниз по склону:

– Около месяца.

– А Хогану сказали?

Повисла пауза. Шарп поглядел на Спирса; кавалерист в ответ изучал его, внезапно осознав, что сболтнул лишнего. Потом Спирс медленно кивнул:

– Конечно, сказал, – он вдруг усмехнулся. – Как думаете, сколько народу сегодня погибло?

Шарп не ответил. Он знал, что Спирс лжет: Хоган узнал, что маркизу когда-то звали Елена Леру, только вчера. Утром Кертис получил письмо, днем он виделся с Хоганом, потом приехал к Шарпу. Спирс ничего не говорил Хогану – и Спирс не знал, что Кертис говорил с Шарпом.

– Как вы узнали?

– Это теперь уже не важно, Ричард.

– Это важно.

Спирс вспыхнул:

– Я чертов офицер Исследовательской службы, помните? Узнавать такие вещи – моя работа!

– И рассказывать о них Хогану. Вы этого не сделали.

Спирс тяжело дышал. Он взглянул на Шарпа, потом покачал головой, голос звучал устало:

– Господи! Теперь-то какая разница?

Шарп встал, на фоне ночного неба он казался особенно высоким. Он ненавидел себя за то, что собирался сделать. Но разница была, что бы ни думал об этом Спирс. Палаш свистнул, покидая ножны, он вышел легко, сталь заблестела в свете ущербной луны.

Спирс нахмурился:

– Что это вы, черт возьми, задумали?

Шарп просунул клинок под тело Спирса, оттолкнув его руку, потом, используя палаш, как рычаг, приподнял кавалериста и перекатил его на живот. Стрелок поставил одну ногу Спирсу на талию и упер острие клинка ему в спину. В голосе Шарпа был гнев, только холодный, пробирающий до костей гнев.

– У героев не бывает шрамов на спине от порки. Ты скажешь мне, милорд, или я нарежу ремней у тебя из спины, а сестре твоей расскажу, что ты умер, как трус, изъеденный сифилисом.

– Я ничего не знаю!

Шарп чуть надавил на палаш, острое лезвие прошло сквозь ткань. Голос его гремел:

– Все ты знаешь, ублюдок! Ты знал, что она француженка – и никто, кроме тебя. Ты знал, что она сестра Леру, разве не так?

Ответом ему было молчание. Шарп надавил чуть сильнее.

– Да! – Спирс поперхнулся, сплюнув кровь. – Прекратите! Во имя Господне, прекратите!

– Тогда говори! – снова повисла тишина, только ветер шуршал в кронах деревьев, потрескивали костры Шестой дивизии да издалека слышались редкие мушкетные выстрелы. Шарп чуть понизил голос: – Твоя сестра будет обесчещена. Она не получит ничего: ни денег, ни видов на брак, ни даже мертвого героя-брата. Ей придется выйти замуж за торговца-коробейника с грязными руками и толстым брюхом, ей придется торговать собой! Ты хочешь, чтобы я спас твою дешевую честь, милорд? Значит, ты будешь говорить.

И Спирс заговорил. Его слова прерывались кашлем, сплевыванием крови. Иногда он поскуливал, пытался выскользнуть, но клинок был слишком близко, и понемногу Шарпу удалось вытянуть из кавалериста всю историю. Она ужасно огорчила стрелка: Спирс умолял о понимании, даже о прощении, но история была невыносима, она рассказывала о проданной чести.

Несколько недель назад Спирс рассказал Шарпу, что был почти пойман Леру, но ускользнул через окно, сильно повредив руку –это оказалось ложью. Лорд Спирс не смог сбежать от Леру. Он был захвачен в плен и отпущен под честное слово. Как-то за бутылкой Леру разговорился с ним и обнаружил его слабость. Они заключили сделку: информация в обмен на деньги. Спирс продал Колхауна Гранта, лучшего офицера Исследовательской службы, а Леру дал ему пять сотен наполеондоров[102], которые Спирс тут же проиграл.

– Я надеялся отыграть хотя бы городской особняк!

– Продолжай.

Он продал также список, украденный у Хогана: список людей, которым британцы платили за информацию, по десять золотых за голову – и оставил все за игорным столом. А потом, сказал Спирс, появился Шарп и все испортил. Он загнал Леру в форт, и Спирс посчитал, что его хозяин, пойманный в ловушку, исчез навсегда. Но вместо него появилась Елена. Она нашла Спирса, поговорила с ним, и деньги снова потекли рекой. У Леру оставалась присяга Спирса, клочок бумаги, доказывавший, что Спирс лжет, что он был захвачен в плен. Эта бумага была козырем Леру: если Спирс попытается его предать, француз перешлет ее Веллингтону. Леру сделал из Спирса раба, пусть и высокооплачиваемого, а кто будет подозревать английского лорда? Клерки, конюхи, лакеи, повара, служащие штаба – все были под подозрением, но не лорд Спирс, Чокнутый Джек, оживлявший своим присутствием самую скучную вечеринку, покоривший своими чарами весь мир. И все это время он был вражеским шпионом.

Было и еще кое-что; Шарп знал, что этим не ограничится. Он давно отложил палаш, присел рядом со Спирсом, а кавалерист все продолжал свою исповедь, почти счастливый оттого, что может рассказать об этом хоть кому-то, хотя под конец истории он решил скрыть совсем уж неприглядные детали. Горящая трава потухла, стоны и мушкетные выстрелы почти утихли, ветер из бодрящего стал холодным. Шарп взглянул на полосу серой стали, застывшую рядом с ним, как дрессированная змея.

– А что с Эль-Мирадором?

– Он в безопасности.

– Где?

Спирс пожал плечами:

– Сегодня был в монастыре: бил поклоны, нацарапал пару писем.

– Так ты не продал его?

Спирс расхохотался, звук получился хриплый и булькающий: в горле клокотала кровь. Он сглотнул и поморщился:

– Не было нужды. Леру уже сам разобрался.

Да, Хоган это подозревал.

– Боже милостивый, – Шарп снова уставился на поле боя. Когда-то он боялся даже представить себе тело маркизы после пыток Леру, теперь содрогался от мысли о старом священнике, распятом на залитом кровью столе. – Но ты же сказал, что он в безопасности?

Кертис в безопасности, но он же старик, а старикиочень беспокоятся, что умрут прежде, чем закончат все свои дела. Поэтому Кертис переписал имена и адреса всех своих корреспондентов в маленькую записную книжку в кожаном переплете, замаскированную под блокнот с результатами астрономических наблюдений, полный описаний звездных карт и латинских названий. Но любой код можно разгадать.