— Ну и выдала эта баба про угонщика… — Пашка даже вышел из равновесия. — Так мы далеко пойдем.

— Ей бы самой побывать в угнанном самолете — по-другому, стерва, запела бы… Да ну их к чертовой бабушке, щелкоперов этих, — махнул я рукой.

И тут на нас обрушился Раскопыт. Он залетел в канцелярию, как смерч. Энергичный, деловитый, как воробей на помойке. Его рубленная топором морда со свинячьими чертами свидетельствовала о большом пристрастии к горячительным напиткам.

— Так, товарищи. Кто? Что? — тараторил он, как дубовый участковый, столкнувшийся со случаем мелкого хулиганства. — Откуда?.. Прокуратура?.. Документы?.. Кто разрешил? Это, знаете ли, не совхоз, да… Это обком партии… Ваш запрос, знаете ли, можете в какой-нибудь ЖЭК нести, а тут вам обком партии, да… И вообще, что за дела у прокуратуры в обкоме?..

Он бормотал без остановки. Я попытался ему что-то объяснить, но он пропустил это мимо ушей.

— Пишите мне отношение. Проработаем вопрос. А в прокуратуру области я позвоню, чтобы знали свое место, да-а… Пускай пропесочат вас по дисциплинарной, знаете ли, линии. А уж по партийной…

— Мы тут по распоряжению Румянцева, — вставил я наконец.

— Что?

— Конечно, он, может, не прав, но партийная дисциплина не позволяет мне игнорировать его поручение, — развел я виновато руками.

— Как Румянцев?.. Почему Румянцев? Эти вопросы прорабатывает мой отдел, знаете ли.

— Видимо, он не хотел отвлекать вас от более важных ДЗД и все решил сам.

Поросячьи глазки впились в меня. Раскопыт попытался понять, издеваюсь я над ним или нет, затем разразился потоком слов:

— Так, правильно… Нина Мироновна, обеспечьте товарищам быстрое получение интересующих их документов знаете ли…

— Я уже почти все сделала.

— Так, оформляйте, и чтобы все было четко. Как по закону требуется. Знаете ли, партией и правительством провозглашен сейчас и реализуется принцип верховенства закона. Так что работайте, товарищи, никто вам препятствий чинить не будет… Обеспечьте, Нина Мироновна.

Раскопыт качнул могучей кормой и скрылся за дверью. Цирк уехал, а клоун остался.

Через несколько минут я получил толстый пакет с документами.

Мы прошли через вестибюль, охраняемый милицейским нарядом. Мраморная чопорность помещений, длинный ряд черных «волг» со скучающими водителями, развевающийся над зданием флаг — этим атрибутам партийной власти оставалось жить четыре года. Но тогда никто не мог и помыслить об этом даже под наркотическим кайфом. Власть партии относилась к чему-то незыблемому, вечному.

— Слушай, а может, Раскопыт связан с нашим делом? Вдруг это он приезжал на черной «волге» к Новоселову? То-то он суетится. Боится, может быть? — предположил Пашка.

— Чтобы такой дурак был замешан в темных делах… Кстати, каким бы кретином он ни был, но в том, что берет на лапу или использует в корыстных целях свое положение, его никто не может упрекнуть.

— Ну да, совсем бессребреник! Живет работой и партийным порывом.

— Правильно, он живет работой. Кроме того, Раскопыт трус, и потому никогда не оказался бы в одной компании с такими типами, как Григорян и Новоселов… Но с цепи его спустил кто-то из партийных коллег.

В конторе мы с Пашкой внимательно изучили собрание сочинений товарища Ионина.

— Какие мысли? — спросил я.

— Он спокойно строчил свои жалобы, склочничал с начальством, выступал на собраниях. И никого это не волновало. Полгода так развлекался, пока не перешел грань. Уволился он после этой вот жалобы.

— «В цехе местной промышленности, принадлежащей комбинату бытового обслуживания, производится некачественная продукция». Что тут особенного?

— Смотри. На жалобу моментально отреагировали. «Проведенной проверкой факты не подтвердились». Все подписи на месте. Все убедительно, четко. И жалобщик согласен. Не возражает.

— То есть одновременно Ионину обламывают рога, да так, что он отвыкает от привычек, с которыми ни один дурдом не справился бы. Предмет спора закопали. Все в порядке. Да, здесь сработал кто-то из своих, из партийных.

— Кстати, завтра надо будет заняться установлением личности этого верного ленинца. Персональная «волга» положена завотделом или секретарю райкома. Имя-отчество мы знаем. Вычислим, за кем закреплена «волжанка» с тремя нулями, и выберем по списку кандидатуру.

— Работы на два часа.

— Ага. Опять переться в обком, — вздохнул Пашка.

— Где наша не пропадала! Попросим Евдокимова еще раз звякнуть первому.

— На этот раз большой шум поднимется. Решат, что мы копаем под их работников.

— Ох, чувствую я, скоро начнется.

Однако я даже представить себе не мог, какая карусель завертится на самом деле.

Человеческое тело — хрупкий и ненадежный сосуд Души. Не так много надо, чтобы отлаженный, четкий механизм разбить вдребезги. Неверный шаг, падение с небольшой высоты, удар ножом или пуля, и человеческое тело превращается в килограммы мяса и костей. Не такое уж значительное расстояние отделяет нас от черной бездны, именуемой смертью. Но человек привык жить, не оглядываясь на нее, скользить по минутам и годам, не думая о костлявой. Даже тем, кому по профессии приходится постоянно сталкиваться с убийствами, несчастными случаями, трудно примерять ее на себя. Трудно, пока не оказываешься на краю и не заглядываешь в бездну. Тогда становится по настоящему жутко и хочется выть волком…

Работа шла. Мы находились на том этапе, когда ничего еще не известно и никто не знает, идем ли мы по следу или шагаем в очередной тупик. Одно из главных правил раскрытия преступления гласит: если существует ниточка, даже тонкая, надо тянуть ее до конца.

Большинство «волг» с тремя нулями числилось за обкомом и горкомом, одна принадлежала председателю облисполкома, еще одна — начальнику областного УВД и последняя — директору мясокомбината, ныне благополучно посаженному за решетку. Из всех этих людей только один носил подходящее для нас имя и отчество. Речь шла о Сергее Вельяминовиче Выдрине — заведующем отделом обкома, курирующим промышленность, в том числе и местную.

— Интересно, он из ворюг? — спросил Пашка. — Надо узнать.

— Вот черт, мы даже не имеем права вести оперативную разработку на партчиновников такого уровня.

— Обойдемся без оперативной разработки. Для начала у своих знакомых из дома под флагом я узнаю, что из себя представляет этот тип. Там такие сплетники, от них ничто не укроется.

— Сплетни как источник оперативной информации, — кивнул Пашка.

— За неимением лучшего… В обкоме не встали на дыбы, когда ты приехал узнать насчет персоналок?

— Они готовы были схарчить меня без перца и соли. Или поджарить на медленном огне. Но указание первого секретаря не проигнорируешь.

— Эх, свернем мы себе шею на этом деле, — вздохнул я.

— Или кому-нибудь из них.

— Да, свернешь им! Тоже мне, Гдлян с Ивановым… — Я встал и прошелся по кабинету. — Ну что, давай займемся умственными упражнениями?

— Нашел кому предлагать.

— На сегодня мы имеем… Первое — труп Новоселова. Второе — цех Новоселова, на котором, возможно, производили левую продукцию. Далее — завотделом обкома, курирующий местную промышленность, а значит, и комбинат. Затем Григорян, старший продавец магазина, торгующего, в частности, образцами продукции комбината.

— Цепочка налицо. Может, врежем хорошей ревизией?

— А основания? Голые предположения. Нужно подходы к этому цеху поискать. ОБХСС подключить. У них должно быть какое-то оперативное прикрытие комбината.

— Как же — должно! Вот ветчина импортная в холодильнике, французский костюм и тачка у них есть. А ты про какое-то оперативное прикрытие.

— Сурово.

— А чего? Помнишь старую ментовскую песню? «Вот идет БХСС — деньги есть и бабы есть».

— Ага. «Впереди шагает МУР — вечно пьян и вечно хмур». Это про тебя.

— Нет, не про меня. Я вечно весел. Мне вообще смешно смотреть на все окружающее…