— С обэхээсниками надо переговорить.

— Продать могут… У меня там есть надежные ребята, через них попробую что-то узнать.

— Может, прицепим Григоряну «хвост»? — предложил я. — Вещь полезная.

— Не дадут. Нет достаточных оснований. Ежедневная работа бригады наружного наблюдения стоит больше, чем твоя месячная зарплата.

Пашка с хрустом размял пальцы.

— Терентий, нам надо шевелиться. Это ворье спокойно смотреть не будет, как мы под них копаем. Они начнут действовать.

— Как?

— Заметать следы. Искать способы воздействия на следствие. Могут придумать какую-нибудь подлость.

— Ничего они не сделают. Хозяйственники — публика трусливая. Забьются по углам.

— Но сначала подожгут комбинат со всеми документами. Запросто.

— В твоих словах есть доля истины… Завтра изымем на комбинате всю документацию и назначим ревизию…

В тот день я просидел за бумагами допоздна. Перечитывал допросы, отпечатывал документы, приводил дело в порядок и думал, что делать дальше. Просчитывая различные Варианты, я решил, что в принципе вполне готов к любому Развитию событий. Я предпринял кое-какие меры, чтобы подстраховаться на случай неожиданностей… Эх, знать бы какие они, эти неожиданности!

Радио на моем столе молотило без устали.

"Выборность руководителей предприятий, цехов, участков, ферм, звеньев и бригад — реальный шаг на пути перестройки и демократизации хозяйственного механизма страны Перестройка — это опора на живое творчество масс, еще рас было подчеркнуто на областной партийной конференции Краснодарского края…»

"Сегодня ЦК КПСС принял постановление о работе Казахстанской партийной организации по интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся. Было указано на имевшиеся извращения в национальной политике, на то, что на протяжении многих лет партийные органы и органы государственного управления формировались с резким перекосом в пользу казахской части населения…»

"Иракская авиация в четвертый раз за последние три недели провела массированные бомбардировки иранских нефтяных комплексов на острове Харк»…

Циферблат электронных часов в углу кабинета высвечивал двадцать один час сорок минут. Я положил дело и бумаги в сейф, расчистил стол, сунул под мышку портфель и отправился домой.

Почти пустой автобус подошел сразу, так что я не успел подышать свежим прохладным воздухом и через пятнадцать минут подъехал к родным «хрущобам».

Жил я в неухоженном промышленном районе. От автобуса предстояло пройти несколько сот метров по совершен но безлюдной улице. По левую руку шел глухой забор завода металлоконструкций, украшенный сверху, колючей проволокой. Справа — опустевшие трехэтажные бараки, по строенные еще в тридцатые годы и с того времени исправно служившие общежитиями для рабочих «металлки».

Этот район не создан для романтических вечерних про гулок. Довольно неприятно возвращаться здесь по вечерам домой. Хотя вся местная шпана меня знает и никто слова не скажет. Год назад несколько местных деятелей пристали к моей жене, вырвали сумку, ударили. После этого мы с Пашкой и операми из местного отдела устроили местной шантрапе хороший погром. Тех уродов отправили поработать с бензопилой «Дружба», досталось и остальным. Раскрыли еще несколько преступлений. Наши парни перестарались слегка и кое-кому переломали ребра. После этого вся шантрапа обходит меня за километр.

На улице не было ни одной живой души. Что тут делать нормальному человеку в такое время? Лишь в черном пустом окне барака мерцал желтый огонек — неверное, какой-нибудь бомж облюбовал заброшенное помещение. Изредка проносились автомашины. Движение здесь было одностороннее, и я смотрел, как уносятся вдаль красные габаритные огни, будто «летающие тарелки». Мне оставалось пройти сотню метров, а потом углубиться во дворы. Там моя родная «хрущоба»…

"Назад!..» Я будто наткнулся на стену. Прозвучавший в моем сознании металлический голос прозвучал будто извне, издалека.

Повинуясь мгновенному порыву, я отпрянул назад, хотя не понимал, что происходит. Звук пустого жестяного удара, отвратительный скрежет и скрип, звон, мигание красного света, искры из глаз… В следующую секунду я вернулся на грешную землю и понял, что происходит. Светлая легковая машина вырвалась на бордюр и чертит своим бортом полосу на заборе, разбрызгивая стекла и сминая двери. Если бы не внутренний голос, белый «жигуль» моим телом чертил бы на бетонном заборе длинную красную полосу.

Я обманул смерть. И теперь стоял в оцепенении, глядя, как останавливается задевшая меня машина с двумя неясными фигурами в салоне.

Хотелось верить, что водитель «жигулей» просто пьяный урод, после бутылки водки севший за баранку. Но в машине сидел не пьяный лихач, в салоне находились охотники, которые выслеживали свою жертву. Выслеживали меня. «Жигули» начали разворачиваться.

Ноги мои ослабели. Надо было бежать. Вместе с тем в голове билась совершенно нелепая мысль — каким же идиотом я буду выглядеть со стороны, когда припущусь по улице с папкой под мышкой… Всю жизнь я боялся попасть в идиотскую ситуацию, чтобы не ощущать себя жалким кретином. И постоянно попадал в них. И выглядел таковым. В десять лет от роду я купался и попал в омут, практически Не умея плавать. Вокруг было полно людей, но я едва не потонул, потому что мне стыдно было кричать и звать на помощь. И вот я снова был мальчишкой, которому неловко Убегать, поднимать крик, вопить «караул!».

Машина набирала скорость. Шутки кончились. Надо что-то делать. Что? Бежать некуда — догонят. Перемахнуть через забор — тут бы даже чемпион мира не справился. Хорошо бы, как в американском боевике, выхватить пистолет и всадить пуль пять в водителя, а потом посмотреть, как машина врежется в столб и вверх взметнется красный факел Какой-то дурак в незапамятные времена решил, что следователю вовсе не обязательно иметь пистолет и что его главное оружие — авторучка и закон. Приравняли к работникам собеса, которые имеют дело со старушками. Как будто наши клиенты не бандиты, убийцы и коррупционеры… «Зачем следователю прокуратуры пистолет? Стрелять в советских людей? Не позволим!» И за чью-то дурь, за чье-то бюрократическое дубовое неразумение и наплевательство приходится расплачиваться жизнью. В данном случае — жизнью старшего следователя Терентия Завгородина… Конечно, времени на столь обстоятельные размышления у меня не было. Я просто пятился назад и жалел, что в руке у меня нет пистолета или автомата Калашникова. И чувствовал себя унизительно беспомощным. Бесполезным. Вся система, которая якобы стояла за мной, все государство — просто пустой звук на этой темной улице, где я стою лицом к лицу со своей смертью…

Я ткнулся спиной в фонарный столб. Отступил за него. Теперь этим гадам не удастся с ходу сбить меня…

Неожиданно «жигули» притормозили, с раздирающим нервы скрипом развернулись и, набирая скорость, рванули по улице прочь.

— Елки-моталки, — выдохнул я и обернулся.

Убийц спугнул старенький, скрежещущий милицейский «уазик», неторопливо и лениво ползущий по дороге. На ватных ногах я выбежал на проезжую часть и замахал руками.

— Ты чего, пьяный? — дверцу распахнул седой старшина. — Во ханыга!

— Старший следователь облпрокуратуры Завгородин! — крикнул я, дрожащими руками показывая удостоверение. — На меня только что было совершено нападение. Преступники скрылись на белых «жигулях», левый борт сильно поврежден.

— Садитесь! Это те лихачи, которых мы только что видели?

— Да. Там двое морд. Пытались сбить, я отскочил, хотели додавить, но вы спугнули.

Милиционер-водитель вдавил газ, «уазик» взвыл и натужно начал набирать скорость.

— Черта лысого догонишь их на этой колымаге! — сказал старшина и взял рацию. — АП-18 вызывает «Беркута».

— «Беркут» слушает, — отозвался дежурный по городу.

— Нападение на старшего следователя прокуратуры Завгородина. Улица Радищева. Преступники скрылись минуту назад на белых «жигулях» с поврежденным левым бортом.