Под играние свирели веселились, пили, ели.

Свадьбу праздновать умели. Праздник свадьбы — свет сердцам.

Четверым — подарок равный, достоверный, достославный.

А еще рукой державной — дар просыпан беднякам.

Автандила и Фрид он а хвалят. Честь для них поклона.

«Вы, — им вторят, — оборона». Всех индийцев им почет.

Смотрят все на них с почтеньем. Властным служат с поклоненьем.

Все просторы их хотеньям. Каждый к ним с любовью льнет.

До Асмат, сестре в неволе, разделительницы доли,

Царь Индийский молвит: «Боле, чем твоих свершений круг,

Сын отцу и мать для сына не свершит. Так воедино

С нами правь, твоя — седьмина. Нежный с нежным, с другом друг.

Так цари над той седьмою частью. Нам же будь слугою

И кого своей душою мужем выберешь, возьми».

Пав к ногам его, целует их Асмат. «Тобой ликует

Жизнь моя и торжествует. Службу дав, не отними».

Эти трое, побратимы, подчиненными любимы,

Веселятся. Но уж дымы грусти знает Автандил.

К Тинатин летит мечтами. Уж ни чудо-жемчугами,

Ни горячими конями больше рок ему не льстил.

Тариэль его томленье и к избраннице стремленье

Замечает: «Омраченье вижу сердца твоего.

Тайных семь твоих печалей мне еще восьмую дали.

Счастье было, счастье взяли. Разлучимся, нет его».

И Фридон для удаленья также просит позволенья.

«Я домой хочу. Но мленье сердца — к этому двору.

Каждый раз, как старший, будешь звать меня, слугу пробудишь,

Лань к ручью прийти понудишь, в день, дабы унять жару».

Автандилу для Ростэна — малых ценных мантий смена,

И сосуд, где емкость плена держит яхонты в числе.

«Вот возьми, и в послушанье отвези мои даянья?»

Молвит тот: «Существованье без тебя — как жизнь во мгле».

Тинатин, как дар священный, от Нэстан покров бесценный,

Также плащ воздушно-пенный, лучезарнее зари.

Кто возьмет, тот взял недаром. Ночью солнечным пожаром

Светит. Нет предела чарам. Огнь, откуда ни смотри.

Автандил с коня прощался. С Тариэлем расставался.

В них обоих разгорался пыл расстанного огня.

И от слез индийцев травы влажны, — жаль им этой славы.

Автандил сказал: «Отравы мира — жалят, жгут меня».

Ехал он с Фрид он ом рядом. И поздней, меняясь взглядом,

Разлучились. Всяк — к отрядам путь направил свой — к своим.

Ждали каждого утехи. Радость полная в успехе.

В край арабский без помехи прибыл тот, кто в нем любим.

Автандил — в красивой силе. И арабы выходили.

Привечали. Тучки плыли и расстаяли сполна.

С ней сидел он на престоле. Что желать им было боле?

Свет верховный в этой доле. И корона им дана.

Три властителя друг друга навещали в час досуга.

Их желанья полность круга знали, светлые, во всем.

Устраняя все напасти, расширяли область власти.

Кто чужой захочет части, усмиряли тех мечом.

Их дары — как хлопья снега, иль река, что грани брега

Залила. Повсюду — нега. Бедным — помощь, бич — над злом.

И вдова от них богата. И овец сосут ягнята.

Светом вся страна объята. Волк, кормясь, дружит с козлом.

Сказ о них — как сновиденье. Миг в ночи — его явленье.

Отошли, как блеск мгновенья. Век земной чрезмерно мал.

Все ж они сияли в яви. Я, певец села Рустави,

Из Месхети, песню славе здесь сложил и записал.

Для грузинской я богини, лунноликой, чьей святыне

Царь Давид, во всей гордыне блесков солнечных, слуга,

Ей, чьим страхом все объято от Востока до Заката,

Песнь сложил, в ней повесть сжата, для царицы — жемчуга.