Лик и образ господина, как до брата или сына,

Говорит до Шермадина: «Ныне день надежд моих.

Мне он явит, что ты можешь, чем ты мне в беде поможешь».

Песня, ты хвалу им сложишь! Их деянья красят стих!

Он сказал: «На удаленье нет Ростэна позволенья.

Нет в нем вовсе разуменья, как один живет в другом.

На чужбине иль в отчизне, но без друга нет мне жизни,

Что ж, мне быть всегда на тризне? Против бога, быть с грехом?

Лжец наказан будет строго. Вероломный — враг есть бога.

Решена моя дорога. Но горю я весь в огне.

Без него мне где отрада? Ничего душе не надо.

Только он есть радость взгляда. Сердце кличет: «Горе мне!»

Если друг, так почему ж бы не явить во имя дружбы

Сердцу три благие службы? Служба первая, — тоска,

Нежеланье отдаленья, и вторая — щедрость, рвенье,

Третья — с другом путь, стремленье, хоть дорога далека.

Но к чему нам длить беседу? Сократим ее. Я еду.

И не дам возникнуть следу. Сердце так лишь излечу.

А теперь, пока — с тобою, укрепись своей душою,

Был во всем научен мною, и еще я научу.

Пред владыками вниманье, это первое деянье.

Смелость выяви и знанье. Все пусть точно видит взор.

Да увидит всякий, кто ты. И о доме пусть заботы

Не впадут никак в темноты, — был ты светел до сих пор.

Враг грозит, — не будь беспечным. Щедрым будь с односердечным.

Кто же будет двуконечным и неверным, — убивай.

Да не знает власть утраты. Если я вернусь, богатой

От меня дождешься платы. Служба помнится. Прощай».

Вняв приветствие прощанья, Шермадин, сдержав рыданье,

Вскликнул: «Как же тоскованье здесь я вынесу один!

В сердце сумрак водворится. Дай с тобой не разлучиться.

Если где беда случится, я слуга, ты господин.

Кто слыхал, чтоб так далеко витязь ездил одиноко,

Пропадал бы так без срока, сам в скорбях, берег — слугу?

Мня, что ты погиб там где-то, как здесь быть, не видя света?»

Витязь молвит: «Тщетно это. Взять тебя я не могу.

Плачь не плачь, но невозможно. Любишь ты меня неложно.

Дай отбыть мне бестревожно. Так велит моя стезя.

Эту вынеси потерю. Дом кому же я доверю?

Я тобою верность мерю. Взять тебя нельзя. Нельзя.

Должен, если я влюбленный, быть в тоске отъединенной.

Кто же, в сердце пораженный, не скитается один?

С кем любовь, пред тем дорога. В путь, блуждать, и ведать много

Дней тоски по воле бога. Не борись с игрой судьбин.

Буду я с тобой в разлуке, — ты люби меня без муки.

Враг не страшен. Сильны руки. Приказать нельзя рабам,

Сам, как раб, себе, ликуя, без печали послужу я.

Смелый дышит, не тоскуя. Будит в нем боязнь — лишь срам.

Я не старец тот сугубый, что свои утратив зубы,

Огурцы сбирал, да грубы оказались для него.

Умереть за друга мило. Солнце путь благословило.

С ней расстаться трудно было. Все иное ничего.

И возьми, вот завещанье. В нем Ростэну указанье,

И мольба, чтоб он вниманье царски выявил тебе.

Коль умру, черта предела. Не убей себя: то дело

Сатаны. Удар свой смело встреть. И плачь. И верь судьбе».