Летом Михаил Горбачев дал согласие на программу экономической реформы, названную «500 дней». Входивший в Президентский совет академик Шаталин, экономический советник Григорий Явлинский, ряд других экономистов-рыночников подготовили план реформы, рассчитанный на 500 дней: в первый день делается это, в 100-й следующее и т.д. На 500-й день — итог: реформа, оздоровление советской экономики. У плана были противники, его критиковали и за чрезмерность реформ, и за их недостаточность. Никто не узнает подлинную ценность «500 дней», ибо Горбачев неожиданно от программы отказался.
Подменой экономической реформы становится проведенное в январе 1991 г. решение конфисковать 7 млрд. рублей, изъяв из обращения 50- и 100-рублевые купюры. Советские граждане восприняли акцию, как грабеж.
Незадолго до «павловского грабежа» (по имени министра финансов Валентина Павлова, проведшего конфискацию), Горбачев сменил министра внутренних дел, дав советским гражданам еще одно предупреждение. Вадим Бакатин, имевший репутацию демократа, был заменен бывшим председателем КГБ Латвии, затем секретарем ЦК КПСС Борисом Пуго. В декабре 1990 г. Валентин Павлов становится премьер-министром, а в январе 1991 г. внутренние войска, подчиненные Борису Пуго, устраивают кровавую резню в Вильнюсе. Горбачев, как и после событий в Тбилиси объявляет, что ничего не знал, ни к чему непричастен.
Реализуя вторую цель внутренней политики, генсек и президент включает так называемый «ново-огаревский процесс». В Ново-Огареве, подмосковном имении Горбачева, он собирает представителей республик для того, чтобы в келейной обстановке обсудить проект договора, определяющего будущие отношения в СССР. На первое совещание, в апреле, собираются представители 9 республик. Главный козырь Горбачева — альянс с Борисом Ельциным на базе формулы: «суверенные государства в рамках нового союза». Участников совещания не смущает противоречивый, взаимоисключающий характер понятий, составляющих формулу. Каждый преследует собственные интересы —Горбачев желает только одного: сохранения Союза в любой форме, которая позволит ему удержать власть.
Политика Горбачева не получает одобрения в стране: ею недовольны все. Неприязнь к отцу «перестройки» — единственное чувство, объединяющее всех советских граждан. Оно объясняется не только неуклонно снижающимся жизненным уровнем, нарастающим экономическим хаосом, пренебрежением важнейшими проблемами, но также туманностью подлинных целей «перестройки», недоверием к лидеру, совершенно оторвавшемуся от реальности. Горбачеву отказывают в поддержке демократы, не простившие ему измены — внезапного поворота «направо».
Горбачеву отказывают в поддержке силы, на которые он твердо рассчитывал: КГБ, армия, внутренние войска. В июне 1991 г. председатель КГБ Владимир Крючков в присутствии маршала Язова и Бориса Пуго делает доклад на закрытом заседании Верховного совета СССР. Крючков обвиняет Горбачева в невыполнении им функций президента, обязанного защищать единство и безопасность СССР. Председатель КГБ говорит о заговоре «иностранных спецслужб, руководимых ЦРУ», констатируя, что горбачевская политика демократизации точно соответствует стратегии американской разведки.
Внешняя политика Михаила Горбачева могла вызывать недоумение. Восхищение Запада, видевшего в Горбачеве государственного деятеля, который остановил «холодную войну», освободил закабаленные страны восточной и центральной Европы, вывел войска из Афганистана, не разделялось согражданами президента-генсека. Одни обвиняли его в том, что он погубил империю, плод пота и крови поколений русских людей. Другие, согласные с необходимостью вернуться в свои границы, «сосредоточиться», упрекали Горбачева в том, что он слишком дешево, а иногда бесплатно, подарил Западу все, что тот хотел. Иногда недоумевали и на Западе. Согласие Горбачева на объединение Германии и ее принадлежность к НАТО было дано во время встречи на высшем уровне в Вашингтоне (31 мая — 2 июня 1990). Оно было полной неожиданностью для Буша, ибо Горбачев до этого категорически возражал против вхождения объединенной Германии в атлантический военный союз. Не меньшим сюрпризом уступка Горбачева была для министра иностранных дел Шеварднадзе и военного советника маршала Ахромеева: они узнали о согласии Горбачева одновременно с президентом США.
Приоритет внешней политики в стратегии горбачевской «перестройки» объяснялся расчетом Горбачева на получение от Запада экономической и моральной поддержки. Изобретатель «нового политического мышления» ожидал, что Запад даст ему не только кредиты и технологию, необходимые для увеличения эффективности советской экономической модели, но также престиж выдающегося государственного деятеля, который он потерял на родине. Значение, которое Горбачев придавал своему «имиджу» за рубежом, сделало необходимым, с его точки зрения, превращение внешней политики в сферу исключительных интересов генсека — президента. Ни Политбюро, ни министерство иностранных дел не посвящаются во внешнеполитические планы Горбачева. Все успехи он записывает на свой счет, во всех неудачах обвиняет своих противников.
С начала 1991 г. целью Горбачева становится приглашение на встречу «Большой Семерки», которая должна собраться в Лондоне в июле. Он рассчитывает получить там все необходимое для продолжения «перестройки», которая находится в полном тупике после того, как была отвергнута программа «500 дней». Его уверенность в благосклонности Запада была основана на, казалось бы, неопровержимой логике: после встречи на Мальте Буш питает личную горячую симпатию к советскому лидеру; поведение СССР во время войны в Заливе, хоть и было иногда двусмысленным, оставалось в главном проамериканским; Гельмут Коль и Маргарет Тэтчер полностью поддерживали убеждение Буша, что есть только одна альтернатива: Горбачев или хаос.
Страхи Запада усилились после 12 июня, когда Борис Ельцин был избран президентом России. В отличие от Горбачева Ельцин был избран всенародным голосованием. Двоевластие в Москве приняло форму прямой конфронтации. Было забыто совсем недавнее прошлое, когда казалось опасным критиковать Горбачева, ибо считалось, что кроме него никого нет.
Как говорилось в то время: иного не дано. Борис Ельцин стал альтернативным лидером. Все более частые манифестации в Москве — после запрещения в марте демонстрации, которая тем не менее состоялась, их разрешали — собирали противников Горбачева и сторонников Ельцина. Михаил Горбачев ведет одновременно две политики. Внутри страны он пробует показать кулак: КГБ получает особые полномочия, дающие право контроля в области экономики, в том числе распределения иностранной помощи. Для Запада он пытается склеить нечто вроде либеральной экономической программы, в надежде представить ее в Лондоне. Противоречивость, неясность тактики Горбачева позволяла расценивать ее одновременно как демократическую и консервативную. Знаменитый крик Эдуарда Шеварднадзе на съезде советов в декабре 1990 г. «Диктатура наступает!» можно было понять по желанию, как предупреждение против потенциальной диктатуры «правых», либо как предупреждение против диктатуры Горбачева.
Первый шаг президента России — поездка в Вашингтон — продемонстрировал желание «первой из равных» вести самостоятельную политику и подтвердил нарастающий хаос в Советском Союзе. Настоятельные просьбы Горбачева увенчались успехом: он был приглашен в Лондон. Не как полноправный участник, но как милый гость. Длинный, туманный, запутанный доклад генсека-президента подтвердил его некомпетентность в экономических вопросах (он говорил например, о необходимости помощи в размере 100 млрд. долларов, не уточняя как, когда и на что), подтвердил отсутствие программы. Президент Буш, начавший менять мнение о своем советском друге и его способности навести порядок в стране, убедил участников встречи в Лондоне отказать Горбачеву в массивной финансовой и экономической помощи.
Михаил Горбачев вернулся в Москву с пустыми руками. Его политика потерпела крах, но он не отдает себе в этом отчета. Тем более, что Джордж Буш, смягчая лондонский отказ, едет в Москву засвидетельствовать неизменность дружбы, поддержать Горбачева морально. Президент США посещает Киев и произносит речь, в которой убеждает украинцев не выходить из Союза, пугая хаосом. 30 июля во время бесед между президентами на даче Горбачева в Ново-Огареве Буш сообщил своему хозяину, что по сведениям ЦРУ в Москве готовится путч. Как сообщают американцы, Горбачев отмахнулся от предупреждения, объяснив, что он прочно держит власть в руках.
