...Готовясь к встрече нового командующего, Матвей Васильевич немножко волновался: «Каким он стал теперь? ²⁵

Что сделала с ним жестокая, ранящая человеческие души

война?»

И все же встреча больше радовала Захарова, чем тревожила. Радовала близостью к Малиновскому по совместной службе в Одесском военном округе, душевными чертами ого характера.

— Каков он на самом деле? — думал генерал-полковник.

...Малиновский летел из Сталино (Катаржино) вдоль линии обоих фронтов. С присущим ему прищуром глаз внимательно сличал карту с местностью. Оставленные им войска 3-го Украинского фронта стояли на Днестре, захватив Кицканский плацдарм южнее Тирасполя.

Штаб 2-го Украинского фронта разместился в селе Ба-лапы (ныне Малиновское Рышканского района Молдавской ССР). Оно раскинулось на покрытой садами и изрезанной зелеными балками возвышенности. По другую сторону широкой долины виднелись очертания гор. Над селом возвышалась церквушка, па колокольне которой был оборудован наблюдательный пункт. Оттуда 22 мая 1944 года было доложено о прибытии нового командующего. Маршал Конев был занят на переговорах по ВЧ со Сталиным. Встречал Захаров, они по-братски обнялись, как и тогда, в Одессе, в марте сорок первого. Внешне Малиновский почти не изменился: среднего роста, плотный, низко посаженная голова па прямых плечах, округлое, чуть скуластое лицо, прямой зачес жестких волос, густые черные брови с изломиной у поседевших висков. В его глазах uo-прежнему светилось что-то притягательное, несмотря па кажущуюся угрюмость.

Время торопило. Через два дня маршал Конев сдал фропт генералу армии Малиновскому. В этот период менялись п другие командующие фронтами. Это было вызвано тем, что Ставка решила срочно освободить маршала Г. К. Жукова от командования 1-м Украинским и использовать его на главном стратегическом направлении. Генерал армии Толбухин, бывший командующий войсками

4-го Украинского фропта, который, выполнив свою роль по разгрому врага в Крыму, перестал существовать, сменил Малиновского, последний — Копева, а тот — Жукова. Замена командующих шла эстафетным порядком с юга на север. Для нее потребовалось всего лишь десять дней.

Вскоре после вступления в должности Малиновского и Толбухина ознакомили с замыслом Верховного Главпо-командования. Им предлагалось ударами двух фронтов с севера и востока по сходящимся направлениям окружить и уничтожить мощную группировку противника восточнее Прута, чем принудить королевскую Румынию выйти из войны на стороне фашистской Германии и открыть путь к освобождению балканских народов. Для участия в операции привлекались Черноморский флот и Дунайская военная флотилия. Готовилась к боям и 1-я румынская добровольческая дивизия имени Т. Владимиреску.

На переднем крае было относительно спокойно. Лишь ясские высоты противник непрерывно атаковал, стремясь сбросить с них войска 52-й армии генерал-лейтенанта К. А. Коротеева. Опаспоо положение создалось утром 4 июня, когда враг бросил в наступление много танков. После их отражения фронт облетела весть о подвиге красноармейца Гомана Семеновича Смищука: самолеты разбросали листовки, потом пришла фронтовая газета с его портретом. Ее читали в траншеях, переспрашивали друг друга: «Шесть?» И узнав, что это правда, восклицали с удивлением: «Вот это да, вот это настоящий герой!» А дело было так. На роту ползло двадцать пять танков. Завязался тяжелый бой, страшилища приближались, ревя моторами, гремели пушки. Смищук взял три гранаты и три бутылки с горючей смесью и медленно пошел по траншее. Один танк был метрах в двадцати. Боец швырнул в него гранату. Неторопливо прилег, прислушался. Поняв, что танк остановился, оп приподнялся и добавил еще и бутылку. А тут, справа, другой подползал. Не долго думая, и в него гранату и еще бутылку вдобавок. «Надо же, повезло,— мелькнуло в голове.— Попал точно в цель». Загорелся второй тапк. Метрах в ста от Смищука, перед траншеей, остановился третий: видно, боялся ползти дальше. «Ну, думаю, коль ты не хочешь ко мне, так я сам пойду к тебе,— рассказывал потом Смищук,— и побежал по траншее навстречу. Третий точно так же вспыхнул». Гоман Семенович уверовал в себя пуще прежнего, по не было гранат. Ни о чем другом не думая, боец побежал в расположение роты: «Дайте мне гранат. И бутылочек поищите еще». И снова отправился вперед. Танки наползали на траншею. Оп выбрал удобное место и следил за ними. Помнил Смищук, как подбил и поджег четвертый и пятый. Выбившись из сил, он все же сумел бросить гранату под шестой. Тапк загорелся.

Когда у героя спросили, как удалось побороть шесть смертей, он ответил: «Граната и бутылка с зажигательной жидкостью — очень надежное средство. Действуй ими, как учат командиры, и все будет в порядке».

Услышав об этом подвиге, Родион Яковлевич ускорил выезд на горячий участок фронта, чтобы своими глазами увидеть, что там происходит. Но Смищук в это время находился в 25-дневном отпуске в родпом селе, где и услышал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему звания Героя Советского Союза.

— Узнаешь места? — спросил Захаров, подъезжая к Бельцам.

— Такое не забывается,— задумчиво ответил Малиновский и еще больше погрузился в былое. Перед его глазами одна за другой проплывали картины сорок первого года...

Как только они въехали в полосу обороны 52-й армии, Захаров показал на высоты, с которых гитлеровцы пытались сбросить части Коротеева в долину Прута. Рассказывая, он как бы досадовал на происходящее. Малиновский это заметил и сказал:

— Им, как и пам, хочется иметь господствующие позиции. Владея высотой, всегда чувствуешь себя увереннее.

— Товарищ командующий фронтом! — обратился Ко-ротеев.— По армии систематически наносятся чувствительные удары. Войска сильпо растянуты. Держаться трудно. Прошу подбросить одну-две дивизии.

— Показывайте, Константин Аполлонович, работу Смищука,— распорядился Родион Яковлевич вместо сочувствия. Генералы спустились в траншею и гуськом подошли максимально близко к полю боя, который уже стал легендой. Они не отличались от других. Для поездок на передовую Р. Я. Малиновский обычно одевал походный комбинезон. Своей угловатой фигурой и неторопливой походкой он был похож па простого русского мужика.

Возвращались, обмениваясь впечатлениями и информацией о положении армии.

— В сорок первом нам с вами было не легче в этих местах. Кажется, мы воевали рядом,— сказал Малиновский, как бы пе замечая вновь поставленного Коротеевым вопроса об усилении.

— Помню, товарищ командующий фронтом.

— Дело может дойти до того, что мы окажемся в очень невыгодных оперативных и особенно тактических условиях,— вмешался Захаров.

— Этого не должно случиться. Наберитесь терпения, товарищ Коротеев, а мы подумаем, как помочь,— закончил Малиновский, дав песколько практических советов.

Обратно ехали молча. Обстановка действительно складывалась так, что нужно было отбить у противника охоту к господствующим высотам. Фропт располагал крупными резерва лги, и для контрударов можно выдвинуть две дивизии или корпус. Но Малиновский не спешил принимать такое решение. Он не собирался использовать эти высоты в качестве плацдарма для главного удара. И в то же время хотел сохранить их за собой, чтобы ввести фашистов в заблуждение, будто именно здесь советские войска будут наносить главный удар ’.

— Значит, пужно помочь 52-й резервом,— думал Малиновский. Он знал, что такого же мнения придерживаются Захаров и другие члены Военного совета фронта.

Вместе с тем вызревало решение: не делай этого! Постарайся удержать высоты одной 52-й армией. Это приведет гитлеровское командование к ошибочному выводу, что у нас еле душа в теле, коль не можем решительно отбить охоту занять высоты. Сражение за них еще двумя дивизиями или корпусом приведет к свалке, потере времени и бог весть к какилг другим последствиям.

И все же Родион Яковлевич предпочел посоветоваться с Верховнылг Главнокомандующим. Доложил обстановку. Сталин внимательно выслушал и спросил: