Казалось, в этом году их собралось больше, чем на предыдущих Риаллах; многие приехали сюда подыскивать себе жен. Патвин с Холмов Каты, до сих пор вдовевший после смерти дочери Ролстры Рабий; молодой Сабриам Эйнарский; Аллун из Нижнего Пирма; Тилаль из Речного Потока — юным леди было из кого выбирать. И это не считая наследных принцев вроде Костаса, которые тоже нуждались в невестах.

Сьонед со всеми здоровалась, потчевала их прекрасным гиладским, оссетским и сирским и благодарила Богиню за то, что Пустыня находится на отшибе. Она давно бы взбесилась, если бы все эти люди толпились вокруг круглый год, интриговали, злословили, ревновали и следили за каждой ее улыбкой. Однако Чейн и Тобин были в своей стихии и не жалели своих чар. Тобин вовсю любезничала с молодым Милошем Фессенденским, младшим и любимым сыном Пиманталя; видно было, что двадцатилетний юноша готов потерять голову. Сьонед приветствовала взглядом ее политическую мудрость. Поддержка Фессендена много значила. Чейн собрал вокруг себя Велдена, Мийона и Кабара и заговорил о мечах и конях. Эта беседа тоже была задумана заранее: надо было заставить гордых молодых людей постараться произвести впечатление на знаменитого лорда и похвастаться своими знаниями. Молодежь флиртовала, люди постарше потягивали вино и беседовали; к закату вино кончилось, и Оствель приказал подать еще несколько бочонков. Беседуя с принцессой Аудрите о Поле, Сьонед вспомнила, что не видит здесь трех лиц. Аудрите тут же заметила ее беспокойство и спросила о его причине.

— Тут кое-кого не хватает, — призналась Сьонед. Аудрите опустила густые черные ресницы и принялась вглядываться в толпу.

— Ах, да. Наших друзей лорда и леди Визских и леди — нет, простите — принцессы Чианы. — Губы Аудрите искривились, как будто она попробовала что-то кислое, и Сьонед фыркнула. — Они будут извиняться, что долго собирались, но на самом деле им легче показаться невежами, чем появиться здесь.

— А я и рада, что их нет. Все юные леди, должно быть, тоже. Чиана не стала бы понапрасну терять время.

— Фи, кузина! — Аудрите притворилась шокированной, и обе женщины рассмеялись. — Впрочем, Чиана — это пустяки. Сегодня я слышала очень неприятную вещь о Киле. Она заявила, что Лиелл собрал сведения о претенденте и что все они характеризуют этого молодого человека с самой лучшей стороны.

Сьонед нахмурилась.

— Так вот почему в тот вечер отношения между ней и Чианой были более холодными, чем обычно… Как замороженный сироп.

— Конечно, вы можете рассчитывать на нашу поддержку. Естественно, этот человек самозванец, но даже если бы он был тем, за кого себя выдает, ни моему мужу, ни его отцу не нужен новый Ролстра. Кроме того, Рохан присоединил Марку по законам войны, и это было подтверждено всеми принцами.

— За исключением Мийона, которого советники удержали в замке Пайн. — Сьонед бросила взгляд на высокого, темноволосого принца и слегка прищурилась.

— Я бы не стала переживать из-за него. Он недостаточно опытен и будет делать ошибку за ошибкой.

— Согласна, но в данном случае мы не можем рассчитывать на чужие ошибки. — Она вздохнула. — Я знаю, что вы с Чадриком и Ллейном сделаете для нас все, и благодарна за это. — Затем Сьонед извинилась и отошла немного в сторону, ожидая, пока слуги не закончат расставлять вокруг столов десять высоких столбов с незажженными факелами. Затем она сосредоточилась, взмахнула рукой, и факелы ожили. Послышалось удивленное бормотание, а затем, как и рассчитывала Сьонед, все взгляды обратились на нее. Она умильно улыбнулась. Никогда не мешало напомнить этим людям, что их верховная принцесса еще и «Гонец Солнца».

Оствель подал ей новый кубок.

— Показухой занимаешься, — укорил он.

— А ты, я вижу, совсем в старики записался? Какая радость быть фарадимом, если время от времени не подурачиться? Ты же видел, какое лицо было у Мийона, когда факел загорелся как раз над его головой!

Оствель отступил на шаг и поклонился кому-то, кто стоял слева от Сьонед.

— Принцесса Найдра, — сказал он, отдал еще один легкий поклон, что-то вежливо пробормотал, извинился и оставил их наедине.

— Добрый вечер, ваше высочество, — сказала Найдра. — Я пришла полюбоваться вашей вуалью. Она восхитительна.

— Благодарю вас. В ответ разрешите похвалить ваши жемчуга. Я никогда не видела такого розового оттенка. Просто прелесть что такое.

— Мой муж очень щедр. — Она подняла темные глаза и благодарно посмотрела на лорда Нарата из Порт Адни — плотного, жизнерадостного человека, увлеченного беседой с принцем Саумером.

Сьонед подозвала слугу и попросила его принести Найдре кубок вина. Пока женщины обменивались ничего не значащими любезностями, Сьонед внимательно рассматривала собеседницу. Найдра была старшей дочерью Ролстры и единственной, если не считать Пандсалы, кто остался в живых из его законных детей и имел право на титул принцессы. Она не слишком напоминала своих более знаменитых сестер. Цвет и разрез глаз у Найдры были такие же, как у Янте, а достоинства в ней было ненамного меньше, чем в Пандсале, но на этом сходство кончалось. Найдра была спокойной, мягкой и абсолютно лишенной честолюбия.

— Я хотела сказать вашему высочеству, что с каждым днем все больше благодарю вас за вашу доброту. Сьонед неуверенно улыбнулась.

— Простите, не понимаю…

— Я жалею только о том, что не сумела подарить мужу наследника, но во всем остальном мне нечего желать. Я живу так, как мне нравится, и обязана своим счастьем вам и верховному принцу. — Она опустила глаза. — А все благодаря вашей щедрости и вашему приданому…

— Ох, Найдра, что вы… Я жалею только о том, что мы не сумели сделать то же для всех ваших сестер.

— Да… Останься в живых Русалка, Киприс и Павла, они бы тоже вышли замуж. А так… Нас всего несколько: я, Пандсала, Киле, Мория, Мосвен, Данлади… — Найдра подняла взгляд и пожала плечами. — Как вы знаете, три последних до сих пор не замужем. И не потому что у них не хватает поклонников или приданое маленькое, а потому что брак дочерям Ролстры, кажется, противопоказан. Смерть Рабий во время третьих родов после двух нормальных окончательно доказала это. Знаете, я ведь и сама чуть не умерла, не сумев доносить дитя. — Принцесса долго смотрела Сьонед прямо в глаза, а затем отвела взгляд. — Как будто на нас и наших детях лежит проклятие…

Тем временем слуга принес вино. Эта пауза дала Сьонед возможность переварить перечень сестер и странный вывод, сделанный Найдрой. Когда лакей ушел, Сьонед осторожно спросила:

— Что вы хотите этим сказать, миледи?

— Ничего, ваше высочество. Просто хотела поделиться с вами своей печалью. — И тут Найдра снова поглядела Сьонед прямо в глаза, что этой дочери Ролстры было совсем не свойственно. — С вашего позволения, я присоединюсь к мужу. — Она благодарно поклонилась и быстро ушла.

Морщинка на лбу верховной принцессы разгладилась, но Сьонед продолжала неотступно думать над словами Найдры. Наверно, принцесса все еще горевала из-за потери единственного зачатого ею ребенка… Как раз это Сьонед слишком хорошо понимала: ее все еще мучило воспоминание о собственных выкидышах. Но казалось, что Найдра намекает на что-то другое. Проклятие, тяготеющее над дочерьми Ролстры и их детьми? Смешно… Здравомыслящие люди считают, что это всего лишь суеверие. Три дочери Рабий совершенно здоровы, а у Киле прекрасные сын и дочь. А Янте… Сьонед сделала глоток вина, чтобы избавиться от горечи во рту, которая всегда появлялась при воспоминании о матери Поля. Проклятие; что за чушь…

Но даже присоединившись к Ллейну, Чейлу и Клуте, она все еще думала о восемнадцати дочерях, родившихся у Ролстры от разных женщин, из которых в живых осталось только семь.

И только тут до нее дошло, что в этот каталог Найдра не включила Чиану.

На следующее утро Сьонед проснулась от громких приветственных криков, звяканья сбруи и зычного голоса своего мужа, требовавшего объяснений, почему его ленивая жена до сих пор нежится в постели. Едва вспомнив про халат, она напялила его, опрометью выскочила из шатра и угодила прямо в объятия Рохана.