Афина никогда не писала того, что не представляло для Киле интереса, и обе они знали это. Киле просила бывшую служанку использовать все связи, сохранившиеся у той с Маркой, чтобы собрать надежные сведения о мальчике, которого называли сыном Ролстры. Она всю зиму играла с этой мыслью, на первых порах чисто умозрительно, а вот теперь оказалось, что стрела, пущенная наугад, неожиданно попала прямо в цель. Едва не рассмеявшись от удовольствия, она подняла голову и посмотрела на дверь спальни. Оттуда не доносилось ни звука.

Та ночь во время Риаллы всегда привлекала внимание Киле. Четыре новорожденных разом; ссылка одной принцессы и возвышение другой; любовница, сожженная в собственной постели… Одним из четырех младенцев оказалась невыносимая девчонка Чиана. Если у Киле и было что-то общее с Пандсалой, то оно заключалось в отвращении к их сводной сестре.

Но была ли Чиана дочерью Ролстры? Киле тихонько фыркнула, поднося письмр к огню и следя за тем, как оно превращается в рассыпавшийся по бронзовой тарелке пепел. Афине не нужно было дважды писать про зеленые глаза. Именно такого цвета были глаза Ролстры. Кроме того, Масуль и ростом пошел в Ролстру, верно? Киле закусила губу, чтобы не рассмеяться в грлос.

Она достала перо, лист пергамента и торопливо написала Афине. В письме содержалась благодарность и просьба делиться семейными новостями, которые позволяют леди Визской отвлечься от хлопот, связанных с проведением Риаллы. Она закончила письмо, выразив желание получить подарок — какую-нибудь безделушку, которыми Афина часто развлекала ее: что-нибудь раскрашенное в черное и зеленое. Если она правильно поймет намек, то пришлет к ней самого Масуля. Когда Киле подписала и запечатала письмо, ей в голову пришла другая мысль. Она тут же написала другое письмо, в котором содержалось любезное приглашение дорогой младшей сестре Чиане посетить Виз и помочь Киле придумать, чем развлечь гостей предстоящей Риаллы. Мысль о том, что самой Чиане предстоит стать главным развлечением, вызвала у нее еще один приступ смеха. Киле сложила пергамент и запечатала его.

Потом она взяла письмо, адресованное Мосвен, и несколько секунд взвешивала его на ладони, думая, не сжечь ли его. Если сюда приедет Чиана, то Мосвен не понадобится. При воспоминании о Чиане она снова чуть не захохотала. Что могло быть более смешным, чем возбудить в Чиане надежду выйти замуж за Халиана, а потом дать принцу возможность резко отвергнуть эту дрянь, когда всем станет ясно ее низкое происхождение? Пока письмо корчилось в огне, Киле поздравляла себя с удачной идеей и тряслась от сдерживаемого хохота.

Однако вскоре Киле стала серьезной. Она знала, что придется соблюдать осторожность. Физическое сходство, о котором писала Афина, сыграет свою роль даже в том случае, если мальчишка не имеет никакого отношения к Ролстре. Как только Масуль окажется у Киле, она поймет, хватит ли этого сходства для того, чтобы всерьез претендовать на престол Марки. У Палилы были каштановые волосы; если волосы Масуля окажутся слишком черными, она, Киле, с помощью краски придаст им нужный каштановый оттенок. Сыграет свою роль и соответствующая одежда. И украшения. Она порылась в своих шкатулках и достала аметистовую брошь. Ее было легко переделать в кольцо, которое намекало бы на власть над Маркой. Она смешает его с остальными украшениями, которые должны быть переделаны к Риалле. Даже если мальчишка окажется ни к чему не пригодным, у нее будет новое кольцо.

Но если люди поверят в то, что Масуль сын Ролстры, то даже низкое происхождение не помешает использовать его на тысячу ладов. Чего стоит одна возможность публично унизить Чиану и подвергнуть сомнению ее благородное происхождение! Пусть ищут доказательства те, кому выгодно считать Масуля простолюдином. Ничего они не найдут, потому что вся тогдашняя ночь превратилась в сплошной хаос.

Но если слухи верны, и Масуль действительно приходится ей сводным братом… Киле улыбнулась своему отражению, с удовольствием представляя себе изгнанную из замка Крэг Пандсалу, лишенного наследства Поля и униженного Рохана. Она рисовала себе картину того, как Лиелл станет защитником Масуля, а она сама, Киле, будет учить его искусству быть принцем и его руками управлять Маркой.

Она еще раз посмотрела на два письма. Одно уйдет в Эйнар и приведет сюда Масуля, другое отправится в Порт Адни и доставит Чиану. Она будет прятать Масуля до самой Риаллы, будет учить его, приучать к мысли о том, что является его единственной надеждой на успех. Надо будет только не дать ему столкнуться с Чианой до прибытия принцев.

Но все будет зависеть от того, сумеет ли мальчишка держать себя как сын Ролстры. Киле еще раз посмотрела на свое отражение в зеркале, озаренное пламенем свечи, и спросила себя, может ли это быть правдой и хочет ли она, чтобы это оказалось правдой. Наконец она решила, что не хочет. Самозванца, которому есть что скрывать, держать в руках было бы куда легче, чем настоящего сына покойного верховного принца. Она слишком хорошо знала, какими чертами характера снабдил отец всё свое многочисленное потомство.

О своем первом морском путешествии из Радзина в Дорваль Поль сохранил ужасные воспоминания. Мать предупреждала его, что между фарадимами и водой нет ничего общего. Но Поль, как все одиннадцатилетние мальчишки, считавший себя мудрецом из мудрецов и к тому же безмернодороживший достоинством сына верховного принца, не поверил ей.

Однако стоило мальчику ступить на палубу корабля, как он понял, что был неправ. На пристани стояли родители, тетя Тобин, дядя Чейн, и все они ждали неизбежного. Судно закачалось на приливной волне, и Поль тут же позеленел. Мальчик зашатался и чуть не упал за борт; матрос едва успел схватить его в охапку. После страшного приступа тошноты мальчик потерял сознание. Долгий, мучительный день, проведенный в личной каюте, завершился так же бесславно: его сняли с корабля, как куль с мукой, и немедленно уложили в постель.

На следующее утро собственные глаза казались ему горячими как пылающие угли, а желудок словно сросся с гортанью. Поль попытался сесть и застонал: боль в каждом мускуле недвусмысленно напомнила ему о том, чем кончилась первая попытка пересечь водное пространство. У погасшего камина дремал какой-то глубокий старик. Стон заставил его очнуться. Старик поднял голову, и на его морщинистом лице появилась добрая улыбка.

— Я подумал, что перед поездкой в Грэйперл тебе не повредит крепкий сон на твердой земле. Ну как, лучше тебе? Вижу, что лучше. Теперь у тебя на носу веснушки, а не зеленые кляксы!

Так он познакомился с принцем Ллейном Дорвальским. Поль отказался от предложенного стариком завтрака, и они верхом поехали в огромный дворец, где собрались все домочадцы, чтобы приветствовать будущего верховного принца. За ночь Поль успел отдохнуть, и это помогло ему вести себя с подобающим достоинством. Тут мальчик почувствовал, что неспроста родители поручили его этому лукавому старику и что отныне он у Ллейна в неоплатном долгу.

В Радзине его встретили так же, как некогда на острове Дорваль; ночь накануне торжественной встречи в крепости Радзин Поль с Меатом провели в располагавшемся неподалеку от порта маленьком домике лорда Чейналя, где их ждали постели с прохладными простынями. Утром их приветствовал кузен Поля Мааркен.

— Не стану спрашивать, как прошло путешествие, — с сочувственной улыбкой сказал Мааркен, когда гости протерли слипающиеся глаза. — Сам все слишком хорошо помню. Но судя по вашему внешнему виду, жить вы будете!

Меат бросил на него мрачный взгляд.

— Вчера вечером я в этом сомневался. — Он обернулся к Полю и спросил: — Ну как, вы оправились, мой принц?

— Более-менее… Неужели это всегда так ужасно? — вздохнул он.

— Всегда, — подтвердил Мааркен. — Может, хотите поесть? — При виде их сморщившихся лиц он хлопнул себя по лбу. — Все ясно, вопрос был дурацкий. Ну что ж, если вы чувствуете себя способными удержаться в седле, лошади готовы.