Двор крепости был пуст, если не считать вышедших на охоту кошек. Андри прошел на конюшню, ожидая услышать только слабые шорохи, издаваемые сонными лошадьми. Однако его испугал звон уздечки. Он пошел к источнику звука, бесшумно ступая по свежему сену.

— Холлис! — выпалил он, не в силах сдержаться, когда увидел ее длинные рыжевато-золотистые волосы. — Что ты здесь делаешь?

Она резко обернулась и выпустила из рук уздечку. В сене лежало готовое седло, которое Холлис собиралась надеть на резвую маленькую кобылку, несколько лет назад подаренную Чейном Андраде; несмотря на старость, леди Крепости Богини еще ценила быструю езду на хорошей лошади. Несколько мгновений Холлис смотрела на него, а потом наклонилась и подняла уздечку. Металл позвякивал в ее дрожащих пальцах.

— Я просто… думала покататься.

— Это ночью-то? Ты вообще ложилась сегодня?

Холлис пожала плечами, повернулась к нему спиной и принялась надевать на лошадь кожаные ремешки. Андри оперся локтями о низкую дверь стойла и нахмурился. Холлис любила лошадей и верховую езду — иначе она едва ли годилась бы в жены будущему лорду Радзинскому — но это было уже чересчур.

— Может, составить тебе компанию? — осторожно предложил он.

Холлис решительно потрясла головой, и распущенные волосы рассыпались по ее плечам. Пальцы впились в черную гриву лошади, тело задрожало. У Андри отвисла челюсть, когда он услышал вырвавшийся у Холлис жалобный всхлип. Он распахнул дверь, подошел поближе и стал неуклюже гладить Холлис по спине, мечтая о том, чтобы здесь оказался Мааркен и утешил ее. Должно быть, именно Мааркен является причиной ее слез, подумал Андри.

Перестав плакать, Холлис повернулась к нему и попыталась улыбнуться.

— Извини. Я не всегда бываю такой дурой.

— Знаешь, не стоит тебе так переживать из-за Риаллы, — сказал он, пытаясь проверить свою догадку. — Мои родители полюбят тебя не меньше Мааркена.

Холлис замигала, и Андри понял, что она меньше всего на свете думала о его брате. Она даже не пыталась скрыть этого, и тут Андри по-настоящему испугался.

— Ты устала, — продолжил он, подыскивая предлог, который мог бы объяснить ее поведение. — Тебе ведь так и не удалось поспать. Иди наверх, Холлис.

Она покорно кивнула. Андри взял у нее из рук уздечку, повесил ее на гвоздь и положил седло на место. Когда он обернулся, Холлис исчезла.

Он догнал ее во дворе и взял за руку. Она тихонько вскрикнула и шарахнулась в сторону.

— Ох! Как ты меня напугал! Что ты здесь делаешь ночью?

Холлис вела себя так, словно сцены в конюшне не было. Ни выражение ее лица, ни глаза не говорили о том, что они только что виделись…

— Не спится. Я ходил в библиотеку, чтобы поработать над свитками, но ты забрала ключ.

— Он наверху, в моей комнате. — Она безнадежно оглянулась на конюшню.

— Знаю, — сказал он, еще более заинтригованный этой странностью. — Ладно, попробую лечь и постараюсь уснуть.

— Может, книжку почитать? — предложила она, становясь похожей на себя. — Я знаю несколько книг, которые заставят тебя захрапеть через две страницы. — Она засмеялась, но в смехе ее слышалось безумие, и Андри, которого чуть было не успокоило возвращение к Холлис чувства юмора, снова навострил уши. Она была взбалмошной, игривой, как молодая кобылка, и ничем не напоминала рассудительную, практичную Холлис, которую он знал.

Клеве шагнул к дому, надеясь, что Риян сделает то, что ему велели. Чертов мальчишка! И чертова Андраде, пославшая Рияна заниматься тем, с чем прекрасно мог управиться сам Клеве. И все же он должен признать, что присутствие молодого человека оказалось полезным. Без Рияна он никогда не нашел бы Киле.

Клеве двигался вдоль дома, пытаясь найти открытое окно, которое позволило бы ему услышать, что творится внутри. Вдруг окно широко распахнулось, чуть не ударив его по лицу. Он прижался к стене, крепко сжал зубы, чтобы не выдать себя удивленным возгласом, и стоял так, пока не задернулась занавеска, за которой зажегся свет.

— Проклятое пекло! Жарче, чем в Пустыне в разгар лета! — прорычал мужской голос. — Если я должен буду носить эти тряпки, тебе придется долго отстирывать мой пот! — Ты ужасно неосторожен! Я уверена, что за мной никто не шел, но если ты думаешь, что мы в безопасности, то сильно ошибаешься!

— Замолчи, Киле!

— Как ты смеешь мне приказывать! Кто велел тебе сегодня приходить в город? Кто велел делать глупость за глупостью?

— Мне надоело сидеть взаперти! Ты держишь меня там уже целую вечность! А какой в этом смысл? Все равно меня здесь никто не знает!

— Да тебя узнает первый же встречный и попадет в самую точку!

— Если бы мой бывший тюремщик пил не просыхая, не было бы на свете человека мудрее его. Но нет, он, видно, не допил, а потому побежал к тебе и настучал на меня!

Затем раздался какой-то звук — наверно, упал стул. Киле тихонько вскрикнула и выругалась, а мужчина засмеялся.

— Успокойся. Ты пришла, чтобы читать мне лекцию, а я не расположен ее слушать. Может, лучше поговорить об одежде, как ты думаешь?

— Либо ты научишься держать язык за зубами и делать то, что я скажу, либо погубишь всех нас, Масуль!

Когда мужчина заговорил снова, в его голосе звучала ярость дикаря.

— Меня тошнит от необходимости сидеть в клетке, тошнит, когда ты говоришь мне, что можно, а что нельзя, но больше всего меня тошнит от твоих сомнений! Когда же ты собираешься признать меня тем, кто я есть, дорогая сестрица?

У Клеве внезапно задрожали колени, и фарадим вцепился в побитую непогодой деревянную стену.

— Попробуй надеть тунику, — сказала Киле с неумолимостью горного ледника.

Клеве подтянулся, пытаясь проникнуть взором сквозь тонкие черные занавески. Мышцы «Гонца Солнца» протестующе заныли, когда он сделал неуклюжую попытку обогнуть цветущий куст, который мог выдать его своим шелестом, но усилия Клеве оказались вознаграждены: он увидел голову Масуля, просовывавшуюся в элегантную темно-фиолетовую бархатную тунику.

Однажды, много лет назад, Клеве по поручению Андраде шел в Эйнар. На полпути его чуть не растоптала группа высокородных, выехавших на охоту. Естественно, никаких извинений не последовало; наоборот, их молодой предводитель велел какому-то жалкому «Гонцу Солнца» убираться с дороги и радоваться, что он остался цел. Они рассмеялись и поехали дальше. Клеве доставило истинное удовольствие тайно последовать за ними и спугнуть оленя, за которым они охотились, наслав буйный ветер, дувший животному прямо в хвост. Вернувшись в Крепость Богини, он насмешил Андраде, рассказав ей эту историю. Еще большее удовлетворение она испытала, когда Клеве показал в Огне лицо предводителя. Она мгновенно узнала молодого человека. Именно это лицо он увидел теперь — зеленоглазое, с высокими скулами, сластолюбивое. Если бы не борода, юнец мог бы считаться живым портретом верховного принца Ролстры.

Ошеломленный Клеве сполз по стене в траву. Значит, слухи были правдой, его подозрения оправдались. Самозванец существовал, и Киле укрывала его. Наверно, она обучала мальчишку манерам отца и всему остальному, готовя претендента на престол к появлению на Риалле. Так вот зачем ей понадобилось приглашать Чиану! Теперь Клеве все понял. Унижение Чианы должно было придать дополнительный вкус заваренному Киле тейзу. Сам Отец Бурь не смог бы поднять такую бучу, какую с помощью Киле поднимет Масуль.

В доме по-прежнему звучали голоса, но он больше не обращал на них внимания. Масуль примерял одежду — полдюжины нарядов, которые должны были придать ему величественный вид и одновременно подчеркнуть сходство с Ролстрой. Клеве откинул голову и прикрыл глаза, снова представляя себе обоих. Да, сходство не подлежало сомнению. Но был ли он настоящим сыном Ролстры? А если да, то что из этого следует? Имел ли он права на Марку? Тщательно поразмыслив, Клеве пришел к выводу, что имел. Рохан разбил Ролстру много лет назад и по законам войны объявил Марку своей. Но в любом случае — даже если Масуль и не тот, за кого себя выдает — многие принцы предпочтут поверить ему, чтобы навредить Рохану.