Его слова возымели действие. Дзюнкецу-ин посмотрела на него испуганно и выбежала из комнаты, а Мива, тяжело дыша, вцепился в край стола, силясь вернуть самообладание. Он должен держать себя в руках, если хочет с честью выполнить задание, сохранить пост и репутацию, завоеванную тяжким трудом. Ему просто нельзя, нет, невозможно снова ошибиться.

Тот, чей взор чист и ясен, всеобъемлющ и

проникновенен —

Светоч мудрости, разгоняющий тьму.

Усмирит он ветер несчастий, и все вокруг

воссияет.

Сутра Черного Лотоса

Рэйко сидела по шею в горячей воде круглой купальни, утопленной вровень с полом. Все светильники в комнате были зажжены, окно распахнуто. От воды в стылом воздухе поднимался пар, на поверхности плясали огненные отсветы. Ее по-прежнему не отпускал тошнотворный ужас, а перед глазами вновь и вновь вставала кровавая картина, хотя с их визита к Фугатами прошел уже не один час. Когда появился Сано, Рэйко обратила к нему покрасневшее, заплаканное лицо.

– Я все думаю о министре и бедной Хироко, – произнесла она срывающимся голосом. – С тех пор как мы вышли оттуда, я уже три раза меняла воду, но чувствую, что никак не отмоюсь.

– Понимаю, – тихо сказал Сано. – Дух смерти легко не отгонишь.

Сняв одежду и присев на дощатый пол, он окатил себя из ушата и натерся мочалкой – мешочком со щелоком и рисовыми отрубями. То, как рьяно он скреб все тело, выдавало его желание поскорее очиститься.

– Я ходила к отцу Хироко – рассказать о случившемся.

У Рэйко сжалось сердце, едва она вспомнила, как этот мужественный старик пытался скрыть свою скорбь по дочери и беспокойство за внуков. "Что, если несчастье случилось из-за моего визита к министру?" – гадала она виновато.

– Спасибо, что сняла с меня этот долг, – сказал Сано с отчужденным видом, окатывая себя с головой.

– А что сёгун? – спросила Рэйко.

– Отказался закрыть секту. А мне приказал держаться от храма подальше.

– Не может быть! Что же теперь делать?

– А что остается, кроме как подчиниться? – хмуро отозвался Сано.

Он смыл пену и шагнул в купальню. Вода вокруг Рэйко взволновалась и поднялась, когда Сано погрузился напротив нее.

– Значит, будем убеждать сёгуна тем, что удастся найти вне храма. Вдобавок я отправил гонца к канцлеру Янагисаве: изложил ситуацию, попросил вернуться в Эдо. Уж он-то, думаю, сочтет вопрос Черного Лотоса достойным внимания.

Рэйко и обрадовалась, и испугалась, что Сано перешел к столь решающим мерам, как вызов Янагисавы. Однако канцлер мог и не успеть вернуться вовремя для предотвращения катастрофы.

– Хоть в чем-то смерть Фугатами не была напрасной, – сказала Рэйко. – Ты в конце концов поверил моим опасениям по поводу Черного Лотоса.

Ее утешало то, что они с Сано наконец-то очутились на одной стороне.

– Значит, Хару можно освободить, – вставила Рэйко, уверенная, как никогда раньше, в виновности секты, что в ее глазах равнялось правоте Хару. – В храм ей дорога заказана, значит, придется подыскать для нее новый дом.

Тут она заметила беспокойство на лице Сано.

– Что-то не так? – спросила Рэйко.

– Хару никуда не поедет. – Его тон был осторожен и в то же время настойчив. – Она останется под арестом.

– Но нельзя же держать ее под замком, когда дело почти выиграно! – вскричала Рэйко, не веря своим ушам.

Сано качнул головой и набрал воздуха в грудь, решаясь на неизбежный спор.

– Все, что случилось, Хару не оправдывает.

– Ты, кажется, согласился с тем, что члены секты убили Фугатами и напали на жителей Синагавы. Разве не справедливо предположить, что и убийство Оямы, Тиэ и ребенка тоже их рук дело?

– Справедливо, – подхватил Сано, – но не очевидно. Преступные деяния Черного Лотоса еще не доказывают честности Хару. В любом случае дело против нее остается открытым.

– Значит, ты до сих пор ее подозреваешь? – поразилась Рэйко. – И суд состоится, несмотря ни на что?

– Да, – ответил Сано.

Его вид выражал огорчение, но в словах звучала решимость. Даже вода в купальне, казалось, похолодела, едва Рэйко поняла, что Сано ей по-прежнему не союзник. Опасность не миновала: он еще мог допустить роковую ошибку, запятнать свою честь и оставить убийц безнаказанными.

– Скорее всего министр Фугатами был убит за то, что слишком много знал о Черном Лотосе и мог этим воспользоваться, – сказала Рэйко. – Думаю, то же верно для Хару, Оямы и сиделки Тиэ. Они могли что-то увидеть или услышать, а первосвященник счел их лишними свидетелями. Ояму с Тиэ он убил, а Хару подставил. Теперь и она унесет его тайны в могилу.

– Я понимаю, тебе это кажется убедительным, – сказал Сано, – но доказательств по-прежнему нет.

За его мягким тоном чувствовалось все то же упорство. Рэйко поджала колени, чтобы нечаянно не соприкоснуться с ним.

– А ты спрашивал Хару, что ей известно о делах секты? – Когда Сано покачал головой, она продолжила: – И я не спросила, потому что не успела. Может, если сейчас поговорить с ней, она сообщит сведения, которые снимут с нее обвинение и убедят сёгуна допустить тебя в Черный Лотос.

По воде пробежала рябь – Сано сложил руки.

– Я не позволю Хару снова клеветать на других и делать вид, будто она ничего не помнит. Я не поверю ни единому ее слову, будь то даже правда о Черном Лотосе, так что нечего и говорить об этом.

– Так нечестно! – сердито воскликнула Рэйко. – У Хару должна быть возможность оправдаться, особенно теперь, когда появилось свидетельство в ее пользу – убийство министра!

Глаза Сано гневно сверкнули.

– У нее было полно времени для этого, а она предпочла кормить нас небылицами. Будет ей последний шанс признаться – на суде. Я и так был слишком терпелив с ней... и с тобой, на свою беду. Оттягивал ее арест как только мог, проверял другие версии... Глава совета старейшин Макино воспользовался этим, чтобы подорвать мою репутацию. Откладывал суд, чтобы выслушать доклад Фугатами, как ты просила. Сёгун приказал мне судить ее, что я и сделаю, пока меня не казнили как ослушника. Хару виновна, и точка.

Вода, казалось, обратилась в желчь от их взаимных упреков. Рэйко вдруг сделалось невыносимо сидеть рядом с Сано. Она рывком встала и выскочила из купальни, так что горячие струи хлынули на пол.

– Рэйко-сан, постой! – окликнул ее Сано.

Она услышала боль в его голосе, но просьбе не вняла. Отныне никакие слова не изменят их мнения – ни его, ни ее. Рэйко сдернула с полки простыню и, завернувшись в нее, бросилась вон. В своей комнате, дрожа от холода и негодования, она вытерлась насухо и облачилась в кимоно. Склонившись над угольной жаровней в полу, Рэйко ломала голову над тем, как найти детей Фугатами и сорвать планы Черного Лотоса до суда, не дожидаясь, пока Хару раздавят тиски закона. Теперь, когда ни ей, ни Сано нельзя возвращаться в храм Черного Лотоса, у них пропала всякая возможность понаблюдать секту изнутри.

И тут вдруг Рэйко вспомнила о предложении Мидори отправиться в храм. Она спохватилась: прошло столько времени, а от подруги ни слуху ни духу. Боясь, как бы Мидори не обиделась на нее, Рэйко решила с утра разыскать ее и постараться восстановить дружбу.

В храме Черного Лотоса монахини вели послушниц по сумрачному подворью. Сотня молодых женщин, одетых в белое, с распущенными волосами, проходили пара за парой мимо темных, молчаливых строений. Их вдохновенные лица сияли в прерывистом свете фонариков монахинь. Шествие происходило в безмолвии. Слышно было лишь частое дыхание идущих, да шорох сандалий по галечной дорожке, да звон цикад в зарослях. Посередине колонны шла Мидори бок о бок с Тосико. Ряды послушниц пронизывало невидимое, но ощутимое волнение. Мидори дрожала в предчувствии чего-то важного, какого-нибудь откровения, касающегося Черного Лотоса.

Поначалу, когда ее только приняли в храм, она думала, что монахини загрузят их черной работой, как обычно поступают с послушниками, тогда она сможет осмотреться как следует и порасспрашивать здешних обитателей. Вместо этого Мидори проводила дни напролет за стенами обители вместе с такими же, как она. Они заучивали стихи из сутр Черного Лотоса, которые читал им пожилой священник. Любые разговоры, кроме повторения сутр, запрещались. Те, кому не терпелось поболтать за едой, получали от монахинь по голове деревянной колотушкой. Тем не менее среди послушниц то и дело пробегал шепот.